Айзек Азимов - Фантастическое путешествие (авторская книга)

• Название: Фантастическое путешествие (авторская книга)
• Автор: Айзек Азимов
• Издательство: Эрика
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1994
• ISBN: 5-85775-039-3

Действие двух романов Айзека Азимова разворачивается в микромире. Уменьшенные до размеров атома герои по своей воле или вынужденно проникают во внутреннее пространство человеческого тела. И оказывается’ что, несмотря на крошечные размеры, их ждут вовсе нешуточные испытания, подлинные приключения, реальные опасности, роковые страсти, — словом, все. что обеспечило книгам огромный успех во всем мире.

(Первый роман был написан Азимовым в 1966 году по оригинальному киносценарию Харри Клайнера по заказу компании «Twentieth Century-Fox» после блестящего выхода на экран одноименного фильма режиссера Ричарда Флейшера с участием Рэкел Уэлш и других.

Второй, в свою очередь, был экранизирован под названием «Внутреннее пространство» в 1987 году Стивеном Спилбергом и режиссером Джо Данте. Картина «Внутреннее пространство» была удостоена «Оскара» за лучшие зрительные эффекты. В главных ролях снимались Дэннис Куэйд, Мартин Шорт, Мег Райан и другие.)

---

— Впрочем, подробности несущественны, — обычно на этом этапе объяснений Микаэлс прерывал себя. — Словом, вы получаете изображение всей системы кровообращения в трех измерениях, любая часть или проекция которой может быть переведена в двухмерный план и увеличена в той мере, в какой это нужно для работы. При достаточном увеличении можно добраться и до мельчайших капилляров.

— Так что я превращаюсь в настоящего географа, — добавлял Микаэлс. — Географа человеческого тела, путешествующего по его рекам и заливам, от истоков до устья; и заверяю вас, сеть эта куда сложнее, чем что-либо на Земле.

Из-за плеча Микаэлса Рейд посмотрел на схему и спросил:

— Это чья, Макс?

— Не стоит внимания. — Микаэлс отбросил схему в сторону. — Я сижу и жду, вот и все. В ожидании принято читать книги. Я читаю кровеносную систему.

— И ты ждешь, да? Как и он. — Движением головы Рейд показал в направлении кабинета Картера. — И ты ждешь того же самого?

— Бенеса, который должен прибыть сюда. Конечно, но все же мне как-то не верится.

— Во что не верится?

— Я не уверен, что этот человек именно таков, каким он себя представляет. Я физиолог, в чем не сомневаюсь, а не физик. — С самоуничижительным юмором Микаэлс пожал плечами. — И мне приходится верить экспертам. Они говорят, что выхода нет. Я слышал, как они говорили, что, мол, в силу Принципа Неопределенности у нас есть только строго отмеренное время. А можешь ли ты позволить себе спорить с Принципом Неопределенности?

— Я тоже не эксперт, Макс, но те же самые специалисты заверили нас, что в данной области Бенес — самый крупный эксперт из всех них. Другая Стороца, имея его в своем распоряжении, держалась на одном уровне с нами только благодаря ему; именно только с его помощью. У нас есть Залецкий, Крамер, Рихтхейм, Линдсей и все прочие, а у них нет никого, кто мог бы сравниться с этими светилами... Но наши самые крупные шишки считают, у него должно что-то быть, раз он так говорит.

— В самом деле? Или они просто считают, что мы не имеем права упускать ни малейшей возможности? В любом случае, если даже выяснится, что у него ничего нет на руках, мы все равно выиграем этот ход, организовав его бегство. И они не смогут больше пользоваться его услугами.

— Чего ради ему врать?

— А почему бы и нет? — возразил Микаэлс. — Это помогло ему унести ноги. Это поможет ему очутиться здесь, чего, как я предполагаю, он и хотел. И если выяснится, что у него ничего нет, мы же не будем отсылать его обратно, так? Кроме того, он, может, и не врет — просто ошибается.

— Хмм, — Рейд откинулся на спинку стула и задрал ноги на стол, что явно не соответствовало его статусу полковника. — Ты попал в самую точку. И даже если он надул нас, Картеру это пойдет только на пользу. Как и всем им, идиотам.

— Тебе ничего не удалось добиться от Картера?

— Ничего. Он решил ровным счетом ничего не предпринимать до появления Бенеса. Он сидит и считает минуты, как и я. Осталось сорок две.

— До чего?

— До прибытия самолета с ним в аэропорт. Биоисследования пока ничего не сообщают. Если Бенес все это организовал, только для того, чтобы удрать от Другой Стороны, мы вытянули пустышку, да и в любом случае у нас все равно ничего нет. Все достанется системе обороны — все до ломтика, до крошки, до капли. Они будут так счастливы этим игрушкам, что ни за что не откажутся от них.

— Чепуха. Может, поначалу они и вцепятся в них, но и у нас есть возможность надавить. Мы можем напустить на них Дюваля, этого напористого богобоязненного Питера.

По лицу Рейда скользнула тень отвращения.

— Я бы с удовольствием напустил его на военных. И исходя из того, что я сейчас чувствую, напустил бы его и на Картера. Если Дюваль будет настроен добиваться своего, а Картер не пойдет ему навстречу, я бы свел их воедино и пусть бы они загрызли друг друга до смерти...

— Откажись от этих разрушительных идей, Дон. Ты слишком всерьез воспринимаешь Дюваля. Хирург — это художник, скульптор, работающий с живой плотью. Великий хирург — это великий художник, обладающий его же темпераментом.

— Ну, темперамент есть и у меня, но я не хочу, чтобы все болячки доставались только мне. Почему только Дюваль обладает монопольным правом быть надменным и хамоватым?

— Обладай таким правом только он, я был бы счастлив. Я бы искренне поблагодарил его и оставил в покое. Беда в том, что в мире слишком много надменных и оскорбляющих личностей.

— Пожалуй, что так. Пожалуй, что так, — пробормотал Рейд, не в силах освободиться от гнетущего его беспокойства. — Тридцать семь минут.

* * *

Если бы кто-нибудь повторил краткую характеристику, данную Рейдом хирургу, самому доктору Питеру Лоуренсу Дювалю, она была бы встречена таким же кратким хмыканьем, с каким он выслушал бы признание в любви. Это отнюдь не означало, что Дюваль был нечувствителен к восхвалениям или оскорблениям; дело было в том, что он позволял себе реагировать на них, только когда у него было свободное время, каковое выпадало ему очень редко.

Мрачное выражение, неизменно присутствовавшее на его лице, было, скорее, результатом напряжения мышц, проистекавшего от перманентного мыслительного процесса в его голове. У каждого есть свой способ бегства от окружающего мира; Дюваль пользовался самым простым: он с головой погружался в работу.

К сорока с лишним годам он обрел международную известность как нейрохирург и статус убежденного холостяка, на что он не обращал никакого внимания.

Когда открылась дверь, он не позволил себе оторваться от внимательного изучения трехмерного рентгеновского снимка, который лежал перед ним на столе. Привычно бесшумными шагами вошла его ассистентка.

— В чем дело, мисс Петерсон? — спросил он, до боли в глазах вглядываясь в снимок. Глубина изображения была вполне достаточной для поверхностной оценки, но подлинное проникновение в суть требовало точнейшего расчета углов, плюс изощренное знание того, что кроется в глубине.

Кора Петерсон застыла на месте, собираясь с мыслями. Ей минуло двадцать пять лет, она была на двадцать лет младше Дюваля, и полученную ею всего год назад степень магистра она почтительно преподнесла к ногам хирурга.

В письмах домой она при каждом удобном случае объясняла, что день рядом с Дювалем равен курсу колледжа; просто невозможно было представить изощренность его методов диагностики, его технику обследования, его виртуозное мастерство владения инструментарием. При ее преданности работе, при ее стремлении лечить, состояние Коры можно было оценить как непрерывное вдохновение.

Едва только она зашла в комнату, ее, как профессионального физиолога, обеспокоили углубившиеся морщины на лице шефа, склоненного над работой.

Ее лицо осталось бесстрастным, хотя она никак не могла справиться с глупыми беспорядочными сокращениями сердечной мышцы.

Зеркало достаточно откровенно Говорило, что ее внешнему облику недостает скромности и сдержанности. У нее были на удивление широко расставленные темные глаза; движения губ выдавали незаурядное чувство юмора, когда она позволяла себе улыбаться, что бывало нечасто, а пропорции фигуры раздражали ее тем, что привлекали внимание куда большее, чем ее профессиональная компетентность. Ей хотелось огрызаться (во всяком случае, выдавать интеллектуальный эквивалент такой реакции), когда обращали внимание не на ее способности, а на ее формы, с которыми она ничего не могла поделать.

Дюваль же оценивал лишь эффективность ее работы, не обращая никакого внимания на ее привлекательную внешность, что заставляло Кору еще больше восхищаться им.

Наконец она сказала:

— Бенес приземлится меньше, чем через тридцать минут, доктор.

— Хмм. — Он поднял на нее глаза. — А почему вы еще здесь? Ваш рабочий день уже закончился.

Кора могла возразить, что и его тоже, но она знала, что его день подходит к концу лишь по завершении всей работы. Порой она оставалась рядом с ним все шестнадцать непрерывных часов, хотя припоминала, как он обещал ей (и совершенно искренне), что ее ждет лишь восьмичасовой рабочий день.

— Я хочу Дождаться встречи с ним, — сказала она.

— С кем?

— С Бенесом. Разве вас это не волнует, доктор?

— Нет. А почему я должен волноваться?

— Он великий ученый и, говорят, у него важнейшая информация, которая сможет революционизировать все, Что мы делаем.

— Неужто так и будет? — Дюваль взял снимок из стопки, отложил его в сторону и потянулся за другим. — Каким образом это поможет нам справиться с работой по лазерам?

— Может, мне удастся легче попадать в цель.

— Вам это уже удалось. Из всего, что может сообщить Бенес, извлекут пользу лишь те, кто занимается войной. Он сможет увеличить шансы на уничтожение всего мира.

— Но, доктор Дюваль, вы же говорили, что развитие техники может иметь огромное значение для нейрофизиологии.