Джордано Бруно - Изгнание торжествующего зверя

• Название: Изгнание торжествующего зверя
• Автор: Джордано Бруно
• Жанр: Образовательная литература
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4438-075

Джордано Бруно родился в 1548 году. Итальянский философ, ученый и поэт, он бесстрашно говорил о своем понимании мироздания. Церковь мимо такого свободомыслия пройти не могла. Джордано Бруно был вынужден покинуть родную Италию. По возвращении в Рим Бруно тут же был схвачен властями и обвинен в ереси и свободомыслии. После долгих восьми лет заточения 17 февраля 1600 года Джордано Бруно сожгли на костре.

В произведении «Изгнание торжествующего зверя» наиболее ярко отразился духовный облик Джордано Бруно. Здесь всего свободнее и полнее сказалась горячая проповедническая натура автора, а в драматическом изложении диалогов естественнее всего вылилась проповедь новой религии человечества, проповедь, поставившая Бруно на исторической грани как творца и вдохновителя новой философии и культуры.

Через мифологический сюжет Бруно высмеивает ничтожество моральных основ современного ему общества. Великий Юпитер задумал коренные преобразования, он говорит о необходимости совершенствования духа. «Победа над собственными страстями, которые издавна тиранят нас и помыкают нами, славнее победы над гигантами!.. Пусть установится новый праздник – праздник Очищения Неба и Изгнания Торжествующего Зверя, олицетворяющего пороки».

«Сжечь – не значит опровергнуть» (Джордано Бруно).

Перевод: Алексей Золотарев

---

Опасаюсь только, как бы он не нанес обиды ремеслу вследствие нехватки самого главного для того, чтобы метить в самую цель. Поэтому распоряжайтесь вы сами с ним, как хотите, ибо, говоря по совести, всего больше годится быть птичьим пугалом для охраны – простите за слово – дыни и гороха.

203. – Он может идти, – сказал Патриарх, – куда хочет, и пусть кто-нибудь из вас пристроит его по-своему. А на его месте да будет символическое Умозрение, Созерцание, Занятие, Внимание, Влечение, Порыв к лучшей цели со своими предстоящими и товарищами.

Тут выступил Мом:

204. – Что, по-твоему, Отче, надо сделать с этим святым, беспорочным и достопочтенным Козерогом? С этим твоим божественным и дивным молочным братом, с этим нашим храбрым и более чем героическим дружинником против опасного, внезапного и дерзкого нападения гигантов? С этим великим советчиком на войне, нашедшим способ умертвить того самого врага, что из пещер Тавра появился в Египте, как самый страшный противник богов? Кто (ибо открыто мы не осмеливались напасть) дал нам наставление оборотиться в зверей, дабы искусством и хитростью восполнить недостатки нашей природы и сил и тем самым достигнуть славного торжества над противниками. Но, о горе! Заслуга эта не без вреда; ибо и это добро не без худа, может, потому, что так предписала и определила судьба – не бывать сладости без примеси чего-нибудь горького и скуки – или уж не знаю, по какой иной причине.

205. – Какое же зло, – сказал Юпитер, – он принес нам, о коем можно сказать, что оно связано с этим благом? Какое бесчестие могло сопровождать такой триумф?

Мом ответил:

– Ведь он тем самым заставил египтян почитать живые образы зверей, и те стали нас почитать в образах зверей, так что, скажу тебе, мы стали предметом насмешек.

206. – Но как же, Мом, – возразил Юпитер, – ты можешь принять это за зло, ведь для тебя не тайна, что животные и растения суть живые произведения природы, а сама природа (как ты должен знать) есть не что иное, как Бог в вещах.

Саулин. Стало быть, natura est deus in rebus.

София. «Поэтому, – продолжал Юпитер, – различные живые вещи представляют собою различные божества и различные свойства, так как, кроме независимого бытия, которое имеют сами по себе, приобретают еще бытие, сообщаемое всем предметам, сообразно способностям и мере каждого. Так что, Бог весь (не всецело, но всюду более или менее проявляя себя) находится во всех вещах. Поэтому Марс, например, не только в ящерице и скорпионе, но и в луковице и чесноке присутствует действеннее, чем в какой-либо неодушевленной картине или статуе. Так же точно ты мысли о Солнце в шафране, нарциссе, гелиотропе, в петухе, во льве; так же ты должен думать о каждом из богов для различных родов сущего, ибо, поскольку божественность снисходит в некоем роде, сообщаясь природе, постольку через жизнь, которая просвечивает в явлениях природы, они возвышаются к жизни, которая главенствует над природой».

207. – Ты правду говоришь, – возразил Мом, – ибо в самом деле я вижу, каким путем эти мудрецы могли делать для себя близкими, милостивыми и кроткими богов, которые голосами, исходящими из статуй, давали им советы, учение, откровения и сверхчеловеческие установления. Ведь египтяне своими молитвами и божественными обрядами возвышались до божества по той же самой лестнице природы, по которой само божество спускалось вниз ради сообщения себя самого ничтожнейшим вещам. И всего горестнее для меня, что я вижу, как некоторые бессмысленные и глупые идолопоклонники подражают великолепию египетского культа не лучше, чем тень славе тела; как ищут божества, не имея о нем никакого представления, в останках мертвых и бездыханных предметов; как тем самым глумятся не только над оными божественными и прозорливыми поклонниками, но также и над нами, как такими, кого принимают за зверей. И что еще хуже – торжествуют, видя свои безумные обряды в таком почете, тогда как другие обряды исчезли и уничтожены.

208. – Пусть это не огорчает тебя, – сказала Изида, – ибо судьба предрекла чередование тьмы и света.

209. – Но ведь плохо то, – возразил Мом, – что они-то уверены, будто живут в свете.

Тут Изида вставила, что тьма не была бы для них тьмой, если бы они ее сознавали. Египтяне же, чтобы добиться известных благодеяний и даров от богов, согласно глубокой магии, прибегали к посредничеству определенных вещей природы, в коих до известной степени была скрыта божественность и через которые она могла и хотела проявляться и сообщать себя. Вот почему египетское богослужение не было пустым вымыслом, но живым голосом, доходившим до самых ушей богов: ибо все равно как мы, боги, желаем, чтобы люди слушали и понимали нас не в звуках тех наречий, какие они, люди, измыслили, но в звуках явлений природы, так и египтяне хотели достичь того, чтобы мы их понимали, посредством обрядовых действий над вещами природы: ведь в противном случае мы были бы так же глухи к их мольбам, как какой-нибудь татарин к греческой речи, которой он никогда не слышал. Эти мудрецы знали, что Бог находится в вещах, и что божественность, скрытая в природе, проявляясь и сверкая по-разному в разных предметах и посредством различных физических форм, приобщает их всех к себе в известном порядке, приобщает, говорю, к своему бытию, разуму, жизни. Потому-то, конечно, сообразно с тем, какого рода и сколько даров желали для себя, египтяне различным образом подготовлялись к принятию их. Значит, когда желали победы, то приносили жертву великодушному Юпитеру в образе орла, так как в орле скрытно пребывает его божественное свойство; для осмотрительности в действиях делали возлияние мудрому Юпитеру в змее; против предательства грозному Юпитеру – в крокодиле; точно так же и для прочих бесчисленных целей приносили жертвы другим бесчисленным видам животных – и все то делалось не без магических и действеннейших оснований.

Саулин. Как, это говорите вы, София? Да разве имя Юпитера произносилось в египетских культах, и не явился ли он много лет спустя у греков?

София. Не обращай внимания на греческое имя, Саулин, ибо я говорю, применяясь к общепринятым привычкам, и затем, имена (также и у греков) были после приложены к богам: ведь все же очень хорошо знают, что Юпитер был один из царей Крита, смертный человек, чье тело, как и всех прочих, сгнило и испепелилось. Равным образом не тайна, что Венера была смертная женщина – очаровательнейшая, необычайно красивая, изящная и щедрая царица на острове Кипре. Точно так же мысли и о всех богах, которые познаны людьми.

Саулин. Как же обожествили их и начали им молиться?

София. Скажу тебе. Не Юпитера боготворили, как будто бы он был божество, наоборот, боготворили божество, за то, что оно якобы было в Юпитере; ибо, встречая человека, который выделялся величием, справедливостью, великодушием, признавали, что в нем есть великий, справедливый и милостивый бог; а затем постепенно просто-напросто привыкали называть такого бога, или же такое божество, Юпитером, поскольку оно проявилось в таком именно образе; все равно как именем Меркурия, мудрейшего египтянина, назывались божественная мудрость, истолкование и откровение. Так что, в том или ином человеке прославлялось не что иное, как только имя и обнаружение божества, которое с рождением этих людей явилось и сообщилось людям, а с их смертью, само собой разумеется, исполнив свое дело, возвратилось на небеса.

Таким образом, вечные божества (что не противоречит нисколько истине божественного существа) имеют временные имена, которые меняются вместе с временами и народами: как вы можете убедиться из известной истории, когда Павел Тарсийский был назван Меркурием, а Варнава Галилейский – Юпитером не потому, что они были приняты за этих богов, но потому, что та божественная добродетель, которая проявилась когда-то в Меркурии и Юпитере, сызнова обнаружилась у них обоих: красноречием и убежденностью одного и полезными деяниями другого.

Вот, значит, никогда не обоготворялись сами по себе крокодилы, петухи, лук и репа, но боги и божество в крокодилах, петухах и прочем; божество, которое с течением времени, от места к месту, постепенно, то тут, то там, проявлялось, проявляется и будет проявляться в различных предметах, хотя бы они и были смертны: египтяне смотрели на божество, как на близкое и дружественное им, а не как на высшее, заключенное в себе самом, не пребывающее в сотворенных вещах. Смотри же, как простое божество, которое находится во всех вещах, плодоносная природа, мать – хранительница вселенной сообразно различным своим проявлениям отображается в различных предметах и принимает различные имена. Смотри, как к ней, единой, различным образом должно восходить, приобщаясь к различным дарам: иначе напрасно будешь черпать воду сетями и ловить рыбу лопатой.

Затем в двух телах, самых главных из тех, что находятся вблизи от этого шара и нашего материнского божества, т. е. в Солнце и Луне, египтяне разумели жизнь, которая образует вещи согласно двум самым основным началам. Далее они признавали влияние семи других действующих начал, распределяя их на семь светил, которых они называли бродячими – планетами. На долю этих планет, из коих каждая была особым началом и плодотворной причиной, они относили все разнообразие видов в каком угодно роде, говоря о растениях, о животных, о камнях, о влияниях и иных прочих вещах – вот это от Сатурна, это от Юпитера, это от Марса, это от того, это от другого. Точно так же – о частях, о членах, о цветах, печатях, характерах, символах, изображениях, которые все были распределены на семь видов. Но отсюда далеко, чтобы египтяне не признавали божества единым, которое пребывает во всех вещах и соответственно различным способам своего обнаружения в вещах имеет бесчисленные имена; которое можно достигнуть несчетными путями, из коих каждый опирается на собственные и свойственные ему основания; которому можно служить и почитать его бесчисленными обрядами, ибо мы взыскуем от него всевозможного рода милостей.