Хуан Гойтисоло - Цирк

• Название: Цирк
• Автор: Хуан Гойтисоло
• Издательство: Издательство «Прогресс»
• Жанр: Проза
• Год: 1964

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.

Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

---

Пять минут спустя она была возле «Убежища». Пабло, случайно проходивший по противоположному тротуару, увидев ее, махнул рукой.

– Ты куда? – спросил он, подойдя к ней.

– Пройтись.

– Я с тобой.

По Главной улице они поднялись к площади. В этот час улица была многолюдна. Крестьяне, приехавшие из окрестных деревень, направлялись к муниципалитету слушать сарданы.

– Ты выходила вчера вечером? – спросил вдруг Пабло.

– Нет, сидела дома, – солгала она. – Почему ты спрашиваешь?

– Так просто… Мне показалось в «Погребке», что Атила…

– Да, он приглашал меня погулять, но я отказалась. Я очень устала.

– Я тоже отказался. Когда ты ушла, он все предлагал мне пропустить по стопочке.

– Думаю, он пошел спать. Ведь сегодня утром у него тренировка.

– Пойдешь на матч?

– Не знаю. Может быть.

– Мы могли бы заглянуть туда ненадолго.

Они молча дошли до площади. Музыканты настраивали свои инструменты, публика нетерпеливо теснилась к эстраде. Тут были крестьяне в ситцевых рубахах, шерстяных штанах, черных носках и пеньковых альпаргатах, принарядившиеся по-праздничному горожане, несколько туристов с фотоаппаратами.

В баре оказался свободный столик. Они сели. Хуана попросила лимонаду, Пабло – сухого вермута. Наступило тягостное молчание. Когда официант подал им то, что они заказали, Пабло откашлялся.

– У нас с тобой происходит что-то непонятное, – сказал он.

– Непонятное? Почему?

– Я давно хочу поговорить с тобой, уже столько дней, да что там дней – недель.

– Я тоже, Пабло.

– И вот, – продолжал он, не обращая внимания на то, что она его перебила, – теперь, когда мы остались с тобой наедине, я словно онемел, не могу найти слов.

На столе стоял стакан с соломинками. Он схватил их п начал ломать одну за другой.

– Как будто между нами возникло какое-то недоразумение и что-то оборвалось. Не знаю, как это выразить.

– Да, – сказала Хуана. – Я тоже не могу говорить с тобой так, как прежде… Это нелепо, но ты прав: что-то случилось и не проходит.

– Каждое утро, вставая, я твердил себе: сегодня поговорю с ней, сегодня непременно…

– Быть может, это моя вина. Я все видела, но ничего не делала, чтобы тебе помочь.

– Если бы ты знала, как я рад это слышать… Уверяю тебя, я не мог больше вынести… У меня было такое ощущение, словно мы поссорились, что ли…

– Не то что поссорились… Мы молчали, были сдержанны… Происходило что-то непонятное…

– Возможно, если бы, вместо того чтобы копить все это в себе, мы в первый же день поговорили откровенно…

– Разговор всегда вносит ясность.

Наступила небольшая пауза. Словно собираясь с силами, Пабло залпом осушил свой стакан. Они вдруг заговорили оба одновременно.

– Ты что-то сказала?

– Нет, ничего.

– Ну, говори.

– Нет. Ты первый.

В этот момент заиграл оркестр. Публика пришла в движение. Танцоры образовали несколько хороводов в центре площади.

– До вчерашнего вечера, – сказал наконец Пабло, – я думал, что схожу с ума. Это покажется невероятным, но мне никак не удавалось понять, что происходит: твое отношение, поведение Атилы, упорство, с которым вы избегали меня…

– Атила вчера выпил больше, чем следует, – поспешно сказала Хуана. – Сцена, которую он нам устроил, – это типичная пьяная сцена.

– …Я помнил, что в начале нашего знакомства вы всегда брали меня с собой, мое присутствие нисколько вам не мешало. Я не мог понять, почему с некоторых пор вы хотите от меня отделаться.

Несколько секунд его невидящий взгляд скользил по танцующим.

– Не мог понять или не хотел, – ну да разница невелика. И вчера – бац! – я вдруг все ясно увидел.

– Увидел? Что увидел?

– Что вы любите друг друга, Атила и ты. И что я вам мешаю.

– Ты судишь по сцене, которую он нам устроил?

– Я сужу по всему. По тому, что было вчера, и по тому, что было раньше.

Хуана побарабанила пальцами по краю стола.

– Мне жаль, – сказала она.

Пабло несколько мгновений хранил молчание, словно взвешивая свои слова.

– Это нелепо, – сказал он. – Я одинаково люблю вас обоих. В сущности, я не должен бы ревновать.

– Тогда…

– Я почувствовал себя так, словно мне нашли замену… Не знаю, как тебе сказать… Словно меня предали.

– Кто предал?

– Ты и он. Оба.

– А теперь?

– Я уже сказал тебе: в сущности, я не должен бы ревновать.

– Ты на меня сердишься? – спросила Хуана спустя некоторое время.

– Нет, не сержусь.

– Нет, сердишься. И по праву.

– Клянусь тебе, нет.

– Я должна была рассказать тебе все с самого начала. Все. Начистоту, без утайки.

– Ты смешная. То, что у вас с Атилой, никого не касается. Ты не обязана ни перед кем отчитываться.

– Перед тобой – да.

– Не вижу оснований.

– Потому, что ты мой друг.

– Это не причина…

– И кроме того…

– Кроме того…

– Потому что ты тоже его любишь, Пабло.

– Ах, поэтому!

Хуана догадалась, еще прежде чем взглянула ему в лицо, что он покраснел.

– Мы с тобой слишком похожи друг на друга, чтобы… В сущности, мы бы могли быть братом и сестрой.

– Ну, это отговорка.

– Нет. Это чистая правда. Мы оба словно заперты в темнице. Мы оба хотим убежать…

Хуана покивала головой, чтобы придать больше убедительности своим словам.

– Чем больше я об этом думаю, тем яснее понимаю: то, что произошло у меня с Атилой, было неизбежно.

Пабло смущенно отвел глаза.

– Давно? – начал он.

– Уже два месяца.

– А твоя семья?

– Они ничего не знают…

Юноша внезапно перегнулся через стол и мягко положил свою ладонь на ее руку.

– Я не могла больше выносить всего этого… Ты ведь знаешь маму… И папа… И Викки. Целый день они торчат дома… И эти их вечные разговоры…

– Ну, это еще что… Пожила бы ты в «Убежище». Мама Хулия, заправская сплетница… Папа Мартин, он же Жмот…

– Плохо то, что мне и теперь не легче… И если говорить откровенно, не знаю, что я выиграла… Во мне засел страх, Пабло… В тот день, когда все раскроется…

– Не раскроется, – успокоил он. – Если ты будешь осторожна…

– Знаю. Но я боюсь за Атилу. Он такой порывистый…

– Если он скрывает от других так же хорошо, как от меня…

– Нет, я не о том. – Она подняла голову, ловя взгляд Пабло. – Когда я его слушаю, мне становится страшно. С некоторых пор он вбил себе в голову, что должен раздобыть денег…

– Не вижу, что в этом плохого.

– Ничего. Но он хочет раздобыть их, не работая. – Она поперхнулась. – Я готова побиться об заклад, что он что-то задумал.

– «Что-то»? Что ты подразумеваешь под этим «что-то»?

– Не знаю, – растерянно пробормотала Хуана. – Он тебе ничего не говорил?

Пабло отрицательно покачал головой.

– Нет, ничего, – сказал он.

К счастью, последовавшее за его словами неловкое молчание потонуло в первых аккордах «Священных терний».

* * *

Все было готово к торжественной церемонии – столовая, лестница, гостиная, холл. Женщины, убиравшие помещение, за два часа до открытия соскребли с пола последние пятна краски, и теперь от яркого солнечного света, лившегося в окна, желтоватые кафельные плитки сверкали, как зеркальные.

Донья Кармен в сотый раз обошла помещения, чтобы убедиться, что все в порядке. В последний момент ее осенила мысль повесить в проемах дверей вымпелы цветов национального флага. В столовой вместо букетов на столиках также красовались флажки. Все цветы, присланные доном Хулио, донья Кармен решила собрать в один гигантский букет, поместив его на широком выступе камина.

– Пилар…

– Да, сеньора…

– Передвиньте букет немного ближе к центру.

– Хорошо, сеньора.

– Вот так. Чтобы он стоял как раз напротив зеркала.

Окружавшие ее другие дамы из хунты одобрительно осматривали строгую обивку кресел, цветастые занавеси на окнах, ореховые рамки акварелей.

– Спросите у Франсиски – не прислали еще журналы?

– Сейчас, сеньора.

– Если прислали, положите их сюда, на столик.

– Хорошо, сеньора.

– Да и книги падре тоже. Туда, в уголок…

Они проследовали по коридорчику. Вымпелы уже свисали со всех дверей. Пол сиял как навощенный. Бумажные гирлянды, которыми были увиты бра, тоже способствовали созданию праздничной атмосферы.

– Все получилось потрясающе, дорогая!

– Это просто невероятно – со вчерашнего дня такая перемена!

– Не знаю, как это тебе удалось.

– Ах, милая, я и сама не знаю… У меня в голове такой сумбур…

Пока Эльвира показывала им современное оборудование кухни, донья Кармен в последний раз поднялась на верхний этаж.

– Здесь все в порядке?

– Да, донья Кармен.

– А туалет? Начистили краны?

– Только что, донья Кармен.

– Осмотрите хорошенько все до одной спальни. Чтобы покрывала не морщили.

На лестничной площадке она взглянула на часы: двадцать пять минут двенадцатого. Часы приходской церкви, должно быть, спешат.