Ольга Лапина - История одной деревни

• Название: История одной деревни
• Автор: Ольга Лапина
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9614-3449-1

С одной стороны, это книга о судьбе немецких колонистов, проживавших в небольшой деревне Джигинка на Юге России, написанная уроженцем этого села русским немцем Альфредом Кохом и журналистом Ольгой Лапиной. Она о том, как возникали первые немецкие колонии в России при Петре I и Екатерине II, как они интегрировались в российскую культуру, не теряя при этом своей самобытности. О том, как эти люди попали между сталинским молотом и гитлеровской наковальней. Об их стойкости, терпении, бесконечном трудолюбии, о культурных и религиозных традициях. С другой стороны, это книга о самоорганизации. О том, как люди могут быть человечными и справедливыми друг к другу без всяких государств и вождей. О том, что если людям не мешать, а дать возможность жить той жизнью, которую они сами считают правильной, то они преодолеют любые препятствия и достигнут любых целей. О том, что всякая политика, идеология и все бесконечные прожекты всемирного счастья – это ничто, а все наши вожди (прошлые, настоящие и будущие) – не более чем дармоеды, сидящие на шее у людей.

---

Альфред Кох, Ольга Лапина

Корректоры Е. Аксенова, С. Мозалева

Компьютерная верстка А. Абрамов

© Альфред Кох, Ольга Лапина, 2014

© ООО «Альпина Паблишер», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Благодарности

Авторы выражают искреннюю признательность всем тем, кто помогал в работе над этой книгой.

Альфред Кох лично благодарит Бориса Минаева, главного редактора журнала «Медведь». Кроме того, особые слова благодарности хочется адресовать Шрамовой Екатерине Николаевне, Балько Иде Готлибовне, Кох Нине Георгиевне, Эрфле Людмиле Евгеньевне, Богдан Марианне, Чилиби Ирине, Фладунг Ванде Андреевне, Герман Альме Карловне, Деулиной Валентине Владимировне.

Предисловие

Мне стыдно признаться, но идея этой книги принадлежит не мне. Однажды я получил по электронной почте письмо от журналистки Ольги Лапиной с предложением посодействовать написанию книги о деревне Джигинка Анапского района Краснодарского края.

«Что же тут стыдного? – спросит читатель. – Некий балующийся публицистикой московский дядя получает от провинциальной журналистки предложение поучаствовать в написании книги о какой-то забытой Богом южной деревне и расстраивается по причине того, что эта идея не ему пришла в голову. Тем более что (вы вот сейчас подсказываете) эта Ольга Лапина живет в этой самой Джигинке. Что же тут удивительного, что она и пришла с этой идеей?»

А удивительно в этом то, что в этой деревне родился мой отец. И я сам в этой деревне провел практически все свое детство, а именно – все свои летние каникулы. И деревня эта изначально называлась не Джигинкой, а была она немецкой колонией Михаэльсфельд.

Так или иначе, но я уцепился за это предложение и с удовольствием начал помогать Ольге в написании книги. По мере того как она присылала ее отдельные главы, я все более погружался в воспоминания. Помимо прочего, многое из того, что раскопала Ольга, я не знал до этого, и я благодарен ей за ту работу, которую она проделала.

Жанр предисловия предполагает некое анонсирование книги, но я не буду заниматься здесь кратким пересказом: это отбивает охоту ее читать. Расскажу здесь лишь о тех впечатлениях, эмоциях и размышлениях, которые она у меня вызвала.

Первое впечатление неожиданное, но если вдуматься, то довольно банальное и лежит на поверхности: в истории этой немецкой колонии, как в капле воды, отражается вся история России за последние 150 лет. Ни одно событие не прошло мимо. В ней можно увидеть все: и постепенный, но неуклонный и очевидный рост благосостояния российского крестьянства, вызванный реформами Александра Второго, и беду 1914 года, особенно больно ударившую по немецким колонистам, и трагедию кубанского казачества (а вместе с ним – и проживающих на Кубани немцев) в Гражданскую войну, и послабления НЭПа, и «окончательное решение» российского крестьянского вопроса в виде коллективизации, и убогое «колхозное счастье», и катастрофу 1941 года, и следом – депортацию, ссылку, трудармию и сталинские лагеря, послевоенный голод, «оттепель», возращение в Джигинку из казахстанской ссылки. И финальный исход в Германию.

Второе впечатление – это впечатление эпическое, философское. Круг замкнулся: почти 200 лет блуждал маленький народ по просторам Евразии и вот вернулся на землю своих предков. Или, как говорят немцы, Vaterland. Как хотите, но есть в этой истории что-то библейское, ветхозаветное.

Двести-триста лет назад перенаселенная Европа выбрасывала из своего чрева малоземельных крестьян, городские низы, обедневших дворян и просто искателей удачи и авантюристов. Огромные массы людей двинулись кто куда: кто в Америку, кто на юг Африки, кто в Австралию, а кто – в Россию. Аристократы двинулись «на ловлю счастья и чинов» в Петербург, а крестьяне – на юг России, на только что отвоеванные у турок земли северного Причерноморья.

Жестокая логика XX века сломала всю патриархальную, наивную крестьянскую веру моего народа в справедливость труда. В то, что труд все переможет и трудом все можно исправить. Оказалось, что это далеко не так. Оказалось, что неожиданно и вдруг ослепленные яростью и взаимной ненавистью могучие этносы могут, как песчинку, перемолоть маленькую колонию инородцев, затерявшуюся в кубанских плавнях. Сначала в 1914-м, а потом и в 1941 году. Какая мистическая сила в этих двух симметричных цифрах…

Третье впечатление – гордость за мой народ. Восхищение его невероятной стойкостью и живучестью. Куда только не бросала его судьба: в кубанские плавни и волжские степи, в алтайскую тайгу и на берега Рейна. Везде он, недолго горюя об утраченном быте, сноровисто и терпеливо начинал обустраиваться и методично и много трудиться. Не проходило и нескольких лет, и опять немецкие деревни – самые богатые, урожаи – самые обильные, а невесты – самые завидные.

Где-то там, далеко, за тысячи километров на запад, из руин Дрездена и Гамбурга, Нюрнберга и Вюрцбурга трудом «большого» народа возрождалось могущество послевоенной Германии. С ней не было связи, от нее не было помощи, само немецкое происхождение в послевоенном СССР было уже клеймом выродка и врага народа. Но так же, как и в «большой» Германии, почти уже забытой, воспринимаемой как далекая сказка, даже ничего не зная об этом ее возрождении, «малый» народ в казахстанских степях и в сибирской тайге один за другим поднимал немецкие колхозы-миллионеры.

Однако даже самый упорный труд не в состоянии изменить железную поступь истории. История – это то, что все расставляет по своим местам. И все вещи называет своими именами: глупость – глупостью, подлость – подлостью, а невежество – невежеством. Никакие самые красивые прожекты не могут выжить, если они стоят не на использовании знаний о человеческой природе и законах, по которым развивается человеческое общество, а на попытках эту природу и эти законы изменить. Такие проекты являются опасными утопиями. Как, впрочем, это изначально и было у Томаса Мора: все в его Утопии было красиво и гармонично, за исключением того, что где-то там, за кулисами, незаметно для всех трудились рабы…

Уж на что китайцы являются хрестоматийным примером методичного трудолюбия, но в условиях маоистской утопии и они чуть все с голоду не околели. А чуть только порядки у них стали более-менее разумными, как они удивили весь мир своим экономическим чудом.

И четвертое, и для меня – самое главное. Эта книга помогла моей личной самоидентификации. О чем это я? Сейчас попробую объяснить.

С самого раннего детства я испытывал некий дискомфорт от двусмысленности моего происхождения. Это Путин всем рассказывает, что в Советском Союзе была какая-то там «новая общность людей – советский народ». Но в реальности – никакой такой общности не было. Да, народы, населявшие СССР, жили в относительном мире, но это вовсе не значит, что национальная идентичность ничего не стоила. Это – ложь. Возможно, так казалось только «старшему брату» – русским. Но остальные этносы отнюдь не считали себя членами «дружной семьи советских народов». Можно поинтересоваться у прибалтов, у грузин, у евреев, у западных украинцев, у чеченцев, у немцев, цыган, калмыков, у многих других народов, населявших и населяющих нашу страну, – испытывали ли они притеснения в связи со своим происхождением? И они вам ответят: да, так называемая «пятая графа» в листке по учету кадров – это ведь не выдумка антисоветчиков, это жестокая реальность, которую Путин знает, но о которой предпочитает молчать.

Таким образом, дискомфорт мой состоял в том, что я чувствовал себя вполне русским человеком: мать у меня русская, дома говорили только по-русски, в раннем детстве моя русская бабушка рассказывала мне русские сказки, а мой русский дедушка – истории про то, как он бил немцев на войне. Однако откуда это странное имя – Альфред? Откуда это чудовищное (язык сломаешь) отчество – Рейнгольдович? И эта смешная фамилия – Кох? Неужели мой папа, мой любимый, большой, сильный папа, – немец? Вот эти долговязые белесые люди с горбатыми носами из фильмов про войну – это мои соплеменники? Не вот эти красивые русские богатыри, с которыми я говорю на одном языке и живу в одной, самой большой и самой прекрасной стране и каждый из которых может зараз одним ударом уложить десяток ненавистных тонкошеих уродцев? Нет, эти богатыри – чужие мне люди, которые, если что, могут меня и в ссылку отправить, и в тюрьму посадить, а вот эти самые уродцы – это мои братья по крови. Какой ужас…

Сначала я очень хотел быть русским. Мне хотелось слиться с большим этносом, стать его частью, разделить с ним его историю, его ошибки и достижения. Мне хотелось быть защищенным его силой, ощутить этот специфический комфорт безнаказанной неправоты, который может дать только национальная, кровная сплоченность.