Режин Дефорж - Авеню Анри-Мартен, 101

• Название: Авеню Анри-Мартен, 101
• Автор: Режин Дефорж
• Издательство: Букмэн
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-7708-0020-8

Французская писательница Режин Дефорж пользуется ныне мировой славой. Грандиозный успех, далеко перешагнувший границы Франции, принес ей цикл романов «Голубой велосипед». Этот цикл зачастую сравнивают с великим романом Маргарет Митчелл «Унесенные ветром»: жизненная история умной, мужественной и красивой героини Р. Дефорж по имени Леа проходит на фоне грандиозных событий, потрясших Францию в 1939–1949 гг., подобно тому, как история Скарлетт О'Хара разворачивается на фоне гражданской войны в США. Цикл романов Р. Дефорж, несомненно, обладает подлинно французским своеобразием и будет иметь в России такой же успех, какой имеет во всем читающем мире.

---

— Я знаю, вам нравится этот автор.

— Очень. Держите, я завернул книгу, чтобы другие не видели.

— Как она называется?

— «Человек, который проходит сквозь стену».

Леа вышла из магазина, прижимая к груди драгоценную книгу. Наконец-то ей предстоит приятный вечер! Она перечитала по нескольку раз все, что было в небольшой библиотеке тетушек. Никогда еще ей не было так скучно в Париже, рядом с Камиллой, посвящавшей все свое время сыну, тетушками, говорившими только о продуктах, Лаурой, проводившей дни, а иногда и ночи, у Франсуазы, вместе с которой они коротали вечера в барах и кафе, и Эстеллой, которая становилась все более ворчливой из-за боли в ногах…

Леа не хватало Монтийяка. Она опасалась, что, несмотря на присутствие Руфи и Сидони, Файяр вновь примется за старое. Близился июль, и у Леа не было никакого желания проводить его здесь. На улице было невероятно душно. Что же будет в августе? Если только Франсуа Тавернье не возьмет на себя заботу развлечь ее… Но его нет! Месье исчез! Где он? Со своими лондонскими, а может, немецкими дружками?

Мужчины оборачивались ей вслед, когда она шла по улице в голубом в красный горошек платье, не скрывавшем ее стройных ног в высоких белых сандалиях — подарке Франсуа. Вся во власти своих мрачных мыслей Леа ничего не замечала…

Дома она положила книгу вместе со шляпкой на столик в прихожей. Тетушки принимали гостя.

— Ну, вот наконец и ты! Месье Тавернье ждет тебя уже больше часа.

Она подавила желание подбежать и броситься в его объятия.

— Здравствуйте, я уже думала, что вы умерли.

— Леа! — укоризненно воскликнули тетушки.

— Ничего, мадемуазель, это всего лишь шутка. Подобный юмор — одна из составляющих ее очарования.

— Месье Тавернье, вы очень снисходительны к этому ребенку.

— Тетя Лиза, я уже не ребенок, и мне наплевать на снисходительность месье Тавернье.

— Что за характер! Парижский воздух вас совсем не изменил.

— Просто я ужасно скучаю.

— Этого я и боялся. Я везу вас на загородную прогулку.

— Так поздно! Скоро пять часов!

— Это недалеко… Пятнадцать минут…

— И это называется загородная прогулка?.. В пятнадцати минутах от дома!

— Вот увидите: дикая природа, чудное место, немногие о нем знают.

Им понадобилось гораздо больше пятнадцати минут, чтобы приехать туда, куда хотел привезти ее Франсуа Тавернье. Он ругался, кружа по улицам Баннье, Фонтеней-о-Роз, Со и Бург-ла-Рен. Наконец он решил остановиться и свериться с картой.

— Улица Шатобриана, улица Лу-Пандю… А! Вот, «Волчья долина», это здесь.

— Скажете вы мне, наконец, куда мы едем?

— Покупать деревья.

— Покупать деревья?..

— Да, мне обещали молодой побег от дерева, посаженного Шатобрианом.

— И что вы собираетесь с ним делать?

— Это не для меня. Один из моих немецких друзей, страстный поклонник французской литературы и Шатобриана, любезно просил меня раздобыть ему деревце…

— Вы с ума сошли!

— Я позвонил доктору Ле Савуре, живущему в бывшем имении великого писателя. Он сказал, что я не первый, кто обращается к нему с подобной просьбой, и что сейчас у него как раз есть довольно симпатичная лиственница.

— А у вас нет другого занятия, кроме как поставлять своим немецким дружкам деревья? — спросила Леа со всем презрением, на какое была способна.

— Друг мой, я делаю это отнюдь не для каждого немца. И потом, это лиственница — не простой черенок. Вы только вдумайтесь… поросль дерева, любовно посаженного Шатобрианом!

— У меня такое впечатление, что я слушаю Рафаэля Маля. Он тоже со слезами в голосе говорил мне о Шатобриане и даже подарил книгу вашего великого писателя…

— «Жизнеописание. Ранее»?

— Как вы догадались?

— Зная Рафаэля Маля, это совсем не сложно… Вы ее прочитали?

— Я пыталась… Она показалась мне ужасно скучной. Жизнеописание грязного монаха семнадцатого века!

— Замолчите, несчастная! Мы въезжаем на земли автора «Мучеников», чей призрак может покинуть свою скалу в Сен-Мало и надрать нам уши за такие отзывы.

Они ехали по широкой дороге, вдоль которой росли высокие деревья, закрывавшие небо. В открытые окна врывался теплый и влажный ветерок.

— Зловещее место. Как вы его назвали?

— «Волчья долина».

— Вот-вот, напоминает название разбойничьего Притона, достойного романов Анны Радклиф.

— Вы читали романы Анны Радклиф?.. — спросил он с таким удивлением, что Леа почувствовала себя уязвленной.

— Думаете, вы один умеете читать? Моя мать обожала английские романы той поры, она прочитала их все, и я тоже. Вы, должно быть, находите подобного рода литературу слишком сентиментальной… слишком женской.

— Какая пылкость!.. Я и не знал, что вы до такой степени любите «черные» романы. Знакомы вы с немецкими авторами того же периода? У них есть много интересного; если хотите, я дам вам почитать.

— Нет, спасибо.

Они остановились возле увитого плющом и диким виноградом дома, примыкающего к большому зданию, похожему на казарму или госпиталь. На пороге их ждала маленькая женщина.

— Здравствуйте, месье… Кажется, месье Тавернье?

— Да, мадам. Добрый вечер, мацам.

— Я — мадам Ле Савуре. К сожалению, мужа вызвали в Париж, Он поручил мне принять вас и просил извинить его.

— Очень жаль!

— Поверьте, он был очень расстроен, но ничего не мог поделать. Входите, пожалуйста, мадемуазель…

— Ах, простите… Мадемуазель Дельмас.

— Вы очень красивы, мадемуазель. Теперь муж будет еще больше огорчен, узнав, что не увидел такую красавицу.

Улыбнувшись, Леа вошла в дом.

Так вот он какой, дом великого писателя! Изнутри он казался слишком хрупким. Ей показалось, что стены с трудом выдерживают тяжесть картин, а пол вот-вот провалится под мебелью.

— А что вы ожидали увидеть? — спросил Франсуа, прочитав разочарование на ее лице.

— Не знаю… Что-нибудь более изысканное… А такой могла быть и гостиная в Монтийяке… О! Франсуа! Вы видели эту лужайку?.. Эти деревья!..

— Красиво, не правда ли, мадемуазель? Мы с мужем стараемся сохранить это место таким, каким его любил Шатобриан… Если хотите, попозже мы можем пройтись по парку, и я покажу вам деревья, посаженные им самим. Идемте, месье Тавернье. Извините нас, мадемуазель, это ненадолго.

На заваленном бумагами столе внимание Леа привлекла книга в кожаном переплете со множеством белых бумажных закладок. «Замогильные записки». Леа взяла ее, села на ступеньку крыльца, лицом к прелестной лужайке, и открыла первую страницу.

««Волчья долина», возле Ольней, 4 октября 1811 года…»

«В воздухе уже должно пахнуть осенью», — мельком подумала она, прежде чем продолжить чтение. «Мне нравится это место, заменившее мне родные луга; я заплатил за него плодами моих размышлений и бессонными ночами; маленькой пустыней Ольней я обязан большой пустыне Атала; и чтобы создать это пристанище, мне не пришлось, как американским колонизаторам, грабить индейцев… Я привязался к своим деревьям; я посвящаю им элегии, сонеты, оды. Среди них нет ни одного, за которым я не ухаживал бы собственными руками, не избавлял бы от червя, подтачивающего корень, от гусеницы, приклеившейся к листу. Я знаю их все по именам, как своих детей; это моя семья, другой у меня нет, и я надеюсь умереть в лоне этой семьи».

«То же самое я могла бы сказать и о Монтийяке. Истинная моя семья — это земля с ее деревьями, виноградниками и лугами. Как и Шатобриан, я знаю имена моих деревьев и умею лечить их от болезней. Когда я вернусь, то в память об этом дне посажу кедр».

— Леа… где вы? — позвал ее Тавернье.

— Здесь.

— Простите меня. Вы не очень скучали? Что вы читаете?

Она молча протянула ему книгу.

— Как раз такое произведение я бы не осмелился вам порекомендовать после того, что вы сказали о «Жизнеописании. Ранее».

— Но это же совсем другое, здесь он рассказывает о своем детстве, говорит об этом месте с такой любовью… Он умер здесь, как и хотел?

— Увы, нет, моя прекрасная невежда; Шатобриану не удалось найти приют в тени посаженных им деревьев. Он вынужден был продать «Волчью долину», купленную при Бонапарте и потерянную при Бурбонах, а также и свою библиотеку, оставив только томик Гомера. Он так страдал от потери любимого Имения, что поклялся никогда больше не владеть ни одним деревом.

Вечер выдался великолепный; они возвращались парком к дому, затерявшемуся среди всей этой зелени.

— Здесь мы не пойдем, — неожиданно сказала мадам Ле Савуре, останавливая шагавшую впереди Леа.

— Почему? Тут же очень хорошая тропинка.

— Дело не в этом; поосто мы приближаемся к месту расстрела.

— Месту расстрела? — остановившись, растерянно переспросила Леа.

— Вон там, за стеной, в лесу немцы расстреляли заложников… Я, как сейчас, слышу эти выстрелы. С тех пор мы с мужем не заходим в эту часть парка.