Леонид Репин - Рассказы о Москве и москвичах во все времена

• Название: Рассказы о Москве и москвичах во все времена
• Автор: Леонид Репин
• Издательство: АСТ, Новости
• Жанр: Публицистика
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-029600-2, 5-7020-1199-6

Очерки известного журналиста и писателя Леонида Репина в сокращенном виде печатались в «Комсомольской правде». Впервые они публикуются полностью. За эту работу автор удостоен звания лауреата премий имени В. А. Гиляровского и «Серебряное крыло».

---

Если не считать двухэтажного троллейбуса, который очень недолгое время ходил по центру Москвы после войны, больше всего на свете из транспорта любил я трамвай. Маршруты его по Москве были тогда необыкновенно длинны и порой весь город пересекали.

С трамваем у нас в детстве были связаны два развлечения, и оба опасные. Отчего-то нам нравилось подкладывать на трамвайные рельсы медяки: расплющенные под колесами, они в наших глазах приобретали прибавочную стоимость. Для этого, однако, необходимо было обладать недюжинной отвагой, поскольку операция совершалась буквально за спиной постоянно бдящего постового. А он, прекрасно зная о наших намерениях, хоть и стоял спиной к нам, глазом косил, пресекая наши неловкие попытки железной рукой. Но и в случае удачи подобрать расплющенную монету не всегда удавалось: постовой поспевал к ней раньше и без колебаний реквизировал то, что еще недавно было монетой.

Было и еще одно дельце, на которое решались не все. Мы считали, что оно воспитывает волю. Надо было подловить момент, когда в одном месте сходились два трамвая, мчавшихся навстречу друг другу. Так вот, между ними надо было встать и переждать, пока в лязге буферов и колес раскачивающиеся от быстрого хода трамваи пронесутся мимо. Смерчем летел песок, мелкие камни били шрапнелью, но деваться в тот момент некуда было. Страшное дело… Зато потом каждый вырастал в глазах своих и товарищей.

Сейчас в Москве около сорока трамвайных маршрутов, 460 километров путей. Общая тенденция такова, что пути снимают, маршруты укорачивают. Все это делается как-то не очень аргументированно, как во времена конки, когда дам «в империалисты» не пускали. А трамвай меж тем самый экологически чистый вид городского транспорта и не воет, как троллейбус, напоминающий полет ведьмы в ступе.

Нет, трамвай еще поживет бок о бок с нами. И спасибо ему за то. Любимый, вагоноуважаемый…

Поглазев на витрины, проходим мимо

Странно, но до сих пор сохранилось воспоминание детства, феерическая картина: старый, довоенный магазин «Рыба» на Серпуховке. Просторные два зала, один из которых походил на зоологический музей, поскольку там стояли два огромнейших аквариума, в которых плавали окуни жирные, карпы, шевелили толстыми усами сонные сомы…

Рядом, вдоль стены, возвышалась «пирамида Хеопса», сложенная из консервных банок с крабами. Буквально полмагазина было завалено этим дешевейшим деликатесом, несмотря на сияющий неоном призыв на фасаде здания: «Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы!» И тут же, за гнутым стеклом витрины, в деревянных бадейках с ушками лучилась рубиновым светом красная икра, отливала перламутром черная. Чего только не было в этом магазине! Страна голодала, а в столице деликатесы выставлялись на всеобщее обозрение. Иногда, конечно, по праздникам покупали мы понемножку чего-то…

Потом постепенно, по мере укрепления планового хозяйства, все подевалось куда-то. Будто осетровые и лососевые вызывающе прекратили метать икру и, возмутившись бестолковщиной и воровством, вокруг царившими, и вовсе покинули наши воды. И надолго. Вспомните, сколько времени пустовали наши прилавки. Мы уж думали, что теперь всегда — только так и будет…

И вдруг словно встряхнул некто скатерть-самобранку — такое изобилие на нас посыпалось! И все заграничное, такое красивое — впору на новогодние елки вывешивать. А вот сказать, что всегда вкусное, — вот этого не скажешь. Отнюдь не деликатесы. Глядишь на эту химическую красоту и думаешь: а наше-то где достояние? Неужто все промотали?

Захожу в магазин «Деликатесы» на Ленинском проспекте — будто в давно обещанном светлом будущем оказался. Или за порог хорошего магазина попал. От гастрономических ароматов аж в глазах поплыло… А может, от цен. Угорь копченый, лосось, форель слабосоленая, ножки свиные заливные, салями из индейки, устрицы всевозможные, лягушачьи лапки — прямо оттуда все, из-за бугра. А вот и крабы, не верю, что наши, однако наши.

Ну ладно, думаю, здесь все красноречиво, понятно, а что же в лучшем московском и самом знаменитом из всех — в «Елисеевском»? Помнится, и не войдешь — сколько народу, и внутрь не протолкнешься, и хвосты такие, что к прилавку не подберешься — часами стояли за какой-нибудь колбаской простецкой или сосисками…

Был в Москве кто-то из потомков Елисеевых и вроде бы остался доволен состоянием некогда своего магазина. Зато при входе появился бронзовый бюст Григория Григорьевича Елисеева, в зале портрет его, писанный маслом, висит — как раньше, часы английские настенные в деревянном футляре, славящиеся своим бесшумным ходом, показывающие всегда одно и то же время.

А магазин сам ожил. Товаров множество, цены не совсем уж убойные, есть даже и вовсе божеские, свободно стало здесь, как в давнее время, когда простецкий народ в такой магазин робел заходить. А на открытие магазина в 1875 году вся Москва устремилась сюда — издали хотя бы глянуть на чудо такое. Подобного магазинного великолепия прежде не видали в столице. Сам хозяин, Григорий Григорьевич Елисеев, стройный блондин, как описывал его Гиляровский, с крестом Владимира на шее и розеткой французского ордена Почетного легиона в петлице, вышел первых гостей встречать. Не в каждой европейской столице был магазин с подобным ассортиментом гастрономических изделий и вин. За вина, кстати, Григорий Григорьевич и получил французский орден: за коллекцию выдержанных в собственных подвалах французских вин, завоевавшую гран-при на международной выставке. А подвалы те размещались в Италии, Франции, Испании и Португалии, а также на острове Мадейра, куда вокруг Европы ходили три парусника, принадлежавшие папеньке Григория Григорьевича.

В Нескучном скучно? Никогда!

И не знаю, веселились ли где-нибудь еще в Москве так широко и разгульно, как в этом доме-дворце и его окрестностях. В самом доме стены ходуном ходили, а в парке деревья выплясывали! Со всей Москвы стекался любящий гульнуть люд к Нескучному дворцу и Нескучному саду: знали, что здесь и выпить нальют, и пожевать что-нибудь на закуску найдется. А уж веселья не занимать — с собой не принесешь, другие в хороводы утянут. Знал каждый в Москве: граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский широк, хлебосолен, готов угощать всякого, и за то любили его москвичи, как, наверное, никого из сильных мира сего не любили.

Нескучный сад на окраине столицы, на горе по берегу Москвы-реки, задумал и обустроил граф уже под занавес своей бурной жизни, исполненной побед на полях сражений и в море, а также и в будуарах прекрасных особ. Да что уж там говорить о его победах, ежели сама императрица любила его. Впрочем, не только Алексея Григорьевича любила она, а еще и братьев его.

Сад графа, возникший по его мановению, явился совершенно необычайным порождением для Москвы того времени. Иностранцы называли столицу великолепным азиатским городом, жизнь в нем текла полусонно, лениво и неторопливо — совсем не так, как в европейских столицах. А с Орловым, в тиши Нескучного дворца готовящимся перейти в еще более тихий мир, вдруг словно что-то случилось, будто последняя волна выметнула его на самый гребень: вновь пробудились в нем задремавшие было жизненные силы. Вот тогда и решил он в дремучем месте очаг веселья разжечь.

Посветлело вокруг после расчистки зарослей. Протянулись повсюду дорожки и аллеи. Кое-где нарочно обнажили вершины холмов, а в низинках поляны открыли. И еще в таком неожиданном месте граф устроил ставший знаменитым во всей Москве и Петербурге Воздушный театр, вместо разрисованных декораций живые кусты и деревья обрамляли полукружие сцены. Орлов велел также установить в разных местах множество памятников, напоминающих о военных победах хозяина: гуляй, веселись, да только не забывай, в гостях у кого.

Всяческие павильоны, беседки, уютно пристроенные, впервые отделали березовой корой, и были они так хороши, что совершенно поразили воображение иностранных гостей. Но более всего состоятельных людей привлекали бега, проводимые впервые в Москве.

Как раз против дворца, на прямом ровном месте, состязались лошади самых знаменитых пород, в коих граф большим знатоком считался, его собственный конный завод знали за пределами российской окраины. Арабские скакуны, длинноногие английские лошади, донские и уральские рысаки самых лучших, благородных кровей выходили парадом перед Нескучным дворцом…

Однако на гребне волны не продержишься долго, даже на самой высокой. Вся Москва провожала в последний путь Алексея Орлова, сотни тысяч людей — горожане, крепостные молились за его души упокой…

Нескучный сад после его ухода сразу привял. В нем появились цыганские таборы, гуляки самого низкого толка — и тут же дурная слава за садом пошла. Огульное пьянство, драки, бесчинства всякие. А Воздушный театр все-таки выжил и по-прежнему привлекал москвичей. Летом 1830 года Пушкин его посетил и был приятно удивлен тем, что увидел. И от театра в восторге остался: актеры играли среди естественных декораций, меж живых кустов и деревьев, возле беседок, увитых разноцветными лентами, в которых по вечерам уединялись влюбленные…