Борис Костин - Верный слуга Алексея Михайловича. Две жизни Симеона Полоцкого

• Название: Верный слуга Алексея Михайловича. Две жизни Симеона Полоцкого
• Автор: Борис Костин
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-1015-8

Среди достопамятных имен, запечатленных на скрижалях русской истории и литературы, имя Симеона Полоцкого занимает особое место. Можно предосудительно относиться к высокопарности его поэзии, к верноподданничеству, доходящему норой до мелочности, но нельзя отнять у героя документального повествования Бориса Костина преданность служения Слову Божьему. Вдохновенные проповеди Симеона Полоцкого будто незримой кладочкой соединяют и по сей день XVII век со временем нынешним. Просветитель и мыслитель, драматург и воспитатель детей царя Алексея Михайловича — таким представлен на страницах книги Симеон Полоцкий, утверждавший, что «Мир — есть книга».

---

Разве это не почва для сближения?! И Симеон Полоцкий, и митрополит Павел одинаково взирали на учение раскольников, как на атрибут застарелого невежества. Утвердительно можно сказать, что идею написания «Жезла» первым высказал митрополит Павел, и не без его влияния Большой Московский собор поручил Симеону Полоцкому дать письменную отповедь расколоучителям. Как мы знаем, игумен монастыря Всемилостивейшего Спаса Симеон справился с задачей блестяще и в короткий срок. Митрополит Павел как начальник Печатного двора дал книге-обличению путевку в жизнь. Дружба и покровительство — понятия разные и в то же время сходные. Симеону Полоцкому в 1666 году исполнилось 37 лет, владыка Павел был на добрый десяток лет старше. О нем следует сказать особо.

В 1664 году архимандрит Чудова монастыря, оплота богословской науки времени правления царя Алексея Михайловича, был хиротонисан в сан митрополита Сарского, Подонского и Козельского. В пору добровольного сложения патриархом Никоном своих обязанностей он трижды (!) избирался Местоблюстителем Патриаршего престола, но так и не взошел на него. Причина — отказ подписать статьи, выработанные собором, в которых шла речь о подчиненности патриарха царю. Более того, несогласие с государем обернулось для митрополита Павла лишением и местоблюстительства, и права богослужения. Однако царь не решился лишить возможности митрополита Павла управлять ученым обществом переводчиков, которое размещалось на его Крутицком подворье и где, как мы помним, Епифаний Славинецкий деятельно трудился над исправлением славянского текста Библии[93].

Н.А. Соловьев утверждал: «В свое время Павел пользовался известностью как проповедник и оратор. Можно, впрочем, думать, что автором речей Павла следует считать не его самого, а близкого его друга Симеона Полоцкого. Так, по крайней мере, свидетельствуют отметки Симеона на хранящихся в Московской синодальной библиотеке подлинниках этих речей. Тогда надо сказать и о русских переводах речей восточных патриархов, которые Павел произносил вослед патриархам».

Если это пример угодничества в ответ на высокое покровительство, тогда и слово «дружба», то есть «взаимная приязнь одного человека к другому», в отношениях между иеромонахом Симеоном и митрополитом Павлом неуместно. Между тем перед нами образец духовного единения иерарха и игумена, истинно человеческих взаимоотношений, где главное — готовность прийти на помощь в трудную минуту. И. Татарский считает, что дружба между двумя выдающимися церковными и литературными деятелями возникла «на почве взаимных одолжений».

Считать или нет одним из таковых одолжений духовную митрополита Павла, написанную Симеоном Полоцким в 1673 году, за два года до кончины владыки, — право любого человека. Ценность этого документа, впрочем, как и других подобных, вышедших из-под пера Симеона Полоцкого, вовсе не в том, что они написаны прекрасным слогом и были предназначены для оглашения перед клиром, а в умении хранить тайну. Уходя в мир иной, иерархи Русской православной церкви воочию доказывали свое полное бескорыстие, завещая духовные ценности, кладезь премудрости, собственные библиотеки монастырям и подворьям, предметы и утварь — храмам, деньга — бедствующим и учащимся.

Симеон Полоцкий, получив отпечатанные экземпляры «Жезла правления», вполне мог опередить любого из закоперщиков идеи создания книги, однако предпочел, чтобы его труд вручили Алексею Михайловичу патриарх Иоасаф и митрополит Павел. Случилось это событие 10 мая 1667 года.

«Непрерывные частые сношения», а проще — деловые встречи и беседы с митрополитом Павлом, давали Симеону Полоцкому обильную пищу для ума и размышлений. Так появляются наброски трудов «Обед душевный» и «Вечеря душевная». Основа сочинений — проповедь. Но она не самоцель, не упражнение в красноречии. Проповедь — желание словом Божиим достучаться до сердец прихожан, попытка сделать человека лучше, внушить, что не следует опускать руки перед бедами, вселить надежду и уверенность, невзирая на невзгоды и напасти, и приготовить душу к жизни вечной.

Симеон Полоцкий, загруженный по горло преподаванием в Заиконоспасской школе, занятый обучением царских детей, многими поручениями Алексея Михайловича, не имел столь обширной аудитории, которой располагал митрополит Сарский и Подонский. Он предполагал, что глаголить проповеди будет владыко Павел. Уход его преосвященства из жизни разрушил эти планы. Над гробом своего старшего друга Симеон Полоцкий произнес блистательную речь: «Книжным сущим он был отец, дом его пристанище, трапеза его пропитание, не только же телесное, но и духовное». В «Епитафионе» митрополиту Павлу были посвящены такие строки:

Павел митрополит зде преосвященный
многотрудным телом в гробе положенный:
пастырь и учитель, страннолюбец велий
душею да вселится во стране веселий.
<…>
Павлу митрополиту Сарску и Подонску
даждь, Христе, со аггелы песнь пети Сионску,
в сем гробе многотрудны мощи положившу,
Богу, церкви и царству весь век свой изживший.

В бумагах Симеона Полоцкого множество прозаических и стихотворных преподношений без указания точного адресата: «Ко игумену», «К архимандриту», «Ко архиерею» и т.п. Они, как и мелкие литературные работы, которых не чурался Симеон Полоцкий и которые с необыкновенной легкостью выходили из-под пера игумена монастыря Всемилостивейшего Спаса, нечто иное как свидетельство желания завоевать авторитет в российской церковной среде. Симеон Полоцкий пишет церковные поучения для духовника царя Андрея Савиновича, для архимандрита Богоявленского монастыря Амвросия, для архиепископа Коломенского Иосифа. Если бы они хоть на толику шли вразрез с воззрениями иереев и иерархов Русской православной церкви, то непременно вызвали бы гневную отповедь. Но нет! Мы не обнаружим в бумагах Симеона Полоцкого никаких следов жесткой критики, не хранят церковные документы и отголосков неприятия поучений, которыми он вооружал своих адресатов.

«Из всех русских иерархов тогдашнего времени, — отмечал И. Татарский, — особенной близостью отличались сношения Симеона с Лаврентием, митрополитом Казанским и Свияжским». Автор приведенной выдержки называет владыку «главнейшим покровителем и благодетелем Симеона Полоцкого» и при этом делает акцент на «известную предприимчивость Симеона». Прочтем одно из посланий Симеона Полоцкого к митрополиту Лаврентию, который после продолжительного пребывания в Москве возвратился в свою епархию.

«За многое время расстояния между нами далечайшего не удалися память отеческих твоих благотворении от благодарного сердца моего, яже на адамантовой скрижали написах в моей памяти, да присно умным моим предлагая очесем, ко всякому благодарения возбуждаюся образу… Желаю твоему святительству здравия, долгоденствия и всяких от всещедрого Бога благодатей». «Готов по твоему пастырскому повелению работати», — гласит одна из фраз, заимствованных из письма Симеона Полоцкого, отправленного в Казань в мае 1669 года. Не точить пустопорожние словеса, а именно работать на благо Православной церкви, на духовное окормление паствы. «Взаимные одолжения», которые оказывали друг другу митрополит Лаврентий и Симеон Полоцкий, не исключали посредничество. Игумен монастыря Всемилостивейшего Спаса снабжал иерарха своими книгами, которые тот распространял среди священников епархии. В лице Симеона Полоцкого владыка имел в Москве надежного исполнителя всевозможных просьб.

Не следует забывать, что Симеон Полоцкий был на виду не только у высших церковных сановников, но и находился в служении государю и его приближенных.

Мы уже упоминали имена Богдана Матвеевича Хитрово и Федора Михайловича Ртищева, которые благоволили Симеону Полоцкому. Б.М. Хитрово, ближний боярин дворецкий, ведал приказом Большого дворца и некогда участвовал в победоносном походе на поляков, пребывая в свите царя, а затем в качестве товарища Большого полка князя Я.К. Черкасского. На приемах иностранных послов Богдан Матвеевич, дока по дипломатической части, занимал первое место слева от царя, а отправляясь на богомолье с Алексеем Михайловичем, сиживал с ним в одной карете.

Отзывы современников о Б.М. Хитрово таковы: «Он был богат, благочестив и щедр и усердно чтил память своих умерших родственников». К этому следует прибавить его желание увидеть своего сына в ряду образованных российских мужей. Очевидно, что, по великой дружбе боярина с царем, уговорить Симеона Полоцкого изыскать время для обучения отпрыска не составляло труда.

В виршах «На именины боярина Богдана Матвеевича Хитрово» Симеон Полоцкий был более чем откровенен:

Радости полный днесь день совершаем,
когда свята светло прославляем.
Которого Бог дал тебя в патроны[94],
мой благодетель, он твоя защита.
<…>
Он ти заступник, ты питомец ему,
даждь убо хвалу аггелу твоему.
<…>
От вся души всех ти благ желаю,
а себя к стопам твоим повергаю.
<…>
Аз бо вседушно хощу ти служити
и в числе верных твоих вменен быти.

«Милостивый муж» Ф.М. Ртищев происходил из семьи «благочестивой и набожной». В биографическом очерке[95] о нем сказано, что «он воплотил в себе идеал высшей нравственности русского мирянина XVII века». Он, как и Б.М. Хитрово, сопровождал Алексея Михайловича в Литовском походе и тогда-то познакомился с монахом Симеоном.