Никос Казандзакис - Последнее искушение Христа

• Название: Последнее искушение Христа
• Автор: Никос Казандзакис
• Издательство: Литера
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-86617-037-Х

«Последнее искушение Христа» — роман греческого писателя Никоса Казандзакиса, который принес его автору всемирную известность. Впоследствии американский режиссёр Мартин Скорсезе снял по этому роману фильм, также ставший заметным событием в культуре XX века.

---

— Адонай, — прошептал Симеон, — Адонай… — И слезы хлынули из его глаз.

ГЛАВА 22

Ненасытный Рим восседает над всеми народами и, широко раскинув руки, загребает ими корабли и караваны, дары всех земель и моря, всех богов. Не веря ни в единого, он бесстрашно и снисходительно принимает все божества в свои дома: от далеких огнепоклонников Персии — солнцеликого сына Ахурамазды Митру, восседающего на священном быке; с плодородных берегов Нила — Исиду, бродящую по весне в цветущих полях в поисках своего брата и супруга Осириса, разъятого Сетом; из Сирии — красавца Адониса; из Фригии — Аттиса, распростертого на могиле и усыпанного увядшими фиалками; из бесстыдной Финикии — Астарту с ее тысячью мужьями; всех богов и дьяволов Азии и Африки; всех богов с греческого белоснежного Олимпа и из мрачного Аида.

Рим принимает всех богов. Рим прокладывает дороги, освобождает моря от пиратов и земли от разбойников, несет мир и порядок. Выше Рима нет никого. Под ним — все. Боги и люди — это граждане и рабы Рима. И в деснице своей он держит богато изукрашенные свитки Пространства и Времени. «Я вечен!» — провозглашает Рим, лаская двуглавого орла, который, сложив свои выпачканные кровью крылья, отдыхает у ног хозяина. «Какое великолепие, какая неиссякающая радость быть всемогущим и бессмертным», — мыслит Рим, и торжествующая улыбка расползается по его мясистому лицу.

Он довольно улыбается… и забывает. Для кого он прокладывал пути на земле и по морю, для кого трудился столько лет, чтобы привнести в мир безопасность и благополучие? Это никогда не приходит ему в голову. Он побеждает, издает законы, обогащается, простирается по всей вселенной — но для кого, для кого?

Все для босого нищего, который с толпой бродяг бредет сейчас пустынной дорогой от Назарета к Кане. Ему негде спать, нечем прикрыть свою наготу, нечего есть. Все его сундуки, кони и богатые одежды еще на небесах, но уже начали свой путь на землю.

Опираясь на свой пастуший посох, он шел в пыли по камням, ступая босыми ногами. Временами он останавливался, облокачивался на посох, и взгляд его скользил по вершинам гор к свету, озарявшему их, — Господу, восседающему над ними и следящему за людьми. Потом, подняв руку, приветствовал Его, и продолжал свой путь…

Наконец они добрались до Каны. У колодца на краю деревни счастливая молодая женщина с пухнущим животом, достав воду, наполняла свой кувшин. Они узнали ее. Это была та самая девушка, на чьей свадьбе они гуляли осенью. Тогда еще они пожелали ей родить сына.

— Наше пожелание осуществится, — улыбнулся ей Иисус.

Она залилась краской и спросила, не хотят ли они пить. Они не хотели, и, поставив кувшин на голову, она направилась к деревне и вскоре исчезла.

…Обогнав всех, Петр перебегал от порога к порогу и стучался в двери. Странное возбуждение охватило его. Он кричал и приплясывал.

— Открывайте! Открывайте!

Двери начали открываться, появились женщины. День клонился к вечеру, и землепашцы возвращались со своих полей.

— Что случилось, приятель? — удивлялись они. — Что ты стучишься?

— День Господа наступил, — отвечал Петр. — Потоп, люди! Мы несем новый ковчег. Все верящие могут взойти. Смотрите! Учитель зовет спасаться. Подходите поживее!

Женщины и мужчины двинулись к Иисусу, который, усевшись на камне, рисовал своим посохом на земле звезды и кресты. Увечные и больные со всей деревни уже собрались вокруг него.

— Рабби, дотронься до нас, чтобы мы исцелились. Скажи нам доброе слово, чтобы мы позабыли о своей хромоте, слепоте, проказе.

— У меня был сын, они распяли его. Подыми его из мертвых! — выкрикнула высокая сухопарая старуха в черном.

— Кто это такая? — в изумлении оглядывались крестьяне. В их деревне никогда никого не распинали. В недоумении они искали, откуда исходил этот голос, — но старуха уже растворилась в сумерках.

Склонившись над землей, Иисус по-прежнему рисовал кресты и звезды, прислушиваясь к боевым трубам, звук которых доносился с ближайших холмов. Послышалась тяжелая ритмичная поступь, и в свете заходящего солнца вспыхнули железные щиты и шлемы. Жители деревни замерли, лица их помрачнели.

— Проклятая гончая возвращается со своей охоты. Снова ловит бунтовщиков.

— Привез к нам свою расслабленную дочь, чтобы ее вылечил свежий воздух, как он говорит. Но Господь Израиля все записывает в Свою книгу и не прощает. Земля Каны поглотит ее!

— Не кричите, дураки, — он уже здесь!

Проскакали три всадника — в центре ехал Руфус, центурион Назарета. Пришпоривая скакуна, он приблизился к толпе.

— Что за столпотворение? — закричал он, поднимая хлыст. — Разойтись! — лицо его исказилось.

За несколько месяцев он превратился в старика. Волосы его поседели. Страдания его единственной дочери, которая однажды проснулась парализованной, надломили его. Но пока он разгонял и теснил жителей деревни, взгляд его упал на Иисуса, и лицо его просияло. Пришпорив лошадь, он подскакал поближе.

— Добро пожаловать, сын плотника. Ты вернулся из Иудеи! Я искал тебя. Мне надо кое-что сказать ему, — обернулся он к собравшимся. — Убирайтесь! — Затем оглядел учеников и нищих из Назарета, некоторых узнал, и нахмурился. — Смотри, сын плотника, ты помогал распинать других, как бы тебе не оказаться распятым самому! Оставь народ в покое, не баламуть его. У меня тяжелая рука, а Рим бессмертен.

Иисус улыбнулся: он слишком хорошо знал, что это не так, но предпочел промолчать.

Крестьяне ворча отошли и столпились в отдалении, разглядывая трех бунтовщиков — высокого старика с раздвоенной бородой и двух его сыновей, которых поймали легионеры и теперь вели закованных в цепи. Все трое, высоко подняв головы, высматривали людей между римских шлемов, но не видели никого, кроме гневного Бога Израиля, парящего перед ними в воздухе.

Иуда узнал их. Было время, он сражался с ними бок о бок. Он кивнул им, но они, ослепленные великолепием Господа, не видели его.

— Сын плотника, — склонился центурион с лошади, — есть много богов: одни ненавидят и убивают нас, другие даже не нисходят до того, чтобы взглянуть на нас, но есть и третьи — милостивые и благорасположенные, — они лечат несчастных смертных. К кому из них принадлежит твой бог, сын плотника?

— Бог один, — ответил Иисус, — не святотатствуй, центурион!

— Я не собираюсь вступать с тобой в богословский спор, — покачал головой центурион. — Я презираю евреев, все вы толкуете лишь о Господе и ни о чем другом. Единственное, что меня интересует, может ли твой бог… — Он умолк, он совестился просить еврея об одолжении.

Но тут же он увидел перед собой узкую постель и неподвижно лежащую на ней девочку с большими зелеными глазами, которые умоляюще смотрели на него… И проглотив свою гордость, он еще ниже склонился со своего седла.

— Сын плотника, может ли твой бог излечивать больных? — страдальчески посмотрел он на Иисуса. — Может? — повторил он еще раз, видя, что Иисус молчит.

Иисус медленно поднялся с камня, на котором сидел, и подошел к всаднику.

— Отцы ели зеленый виноград, и у детей испортились зубы — таков закон моего Бога.

— Это несправедливо! — вздрогнул центурион.

— Нет, справедливо! — возразил Иисус. — Отец и сын имеют один корень. Вместе они возносятся на небеса, вместе низвергаются в ад. Ударишь одного — ранишь обоих. Если один ошибается, наказывают обоих. Ты, центурион, преследуешь и убиваешь нас, и Господь Израиля поразил твою дочь параличом.

— Ты сказал жестокие слова, сын плотника. Я как-то слышал тебя в Назарете, тогда слова твои были добрее — даже слишком добрыми для уха римлянина. А теперь…

— Тогда говорило Царствие Небесное, теперь — конец света. С того дня, как ты слышал меня, центурион, Судия взошел на престол со своей книгой и призвал Справедливость, которая встала рядом с ним с мечом в руке.

— Значит, твой бог тоже не идет дальше справедливости? — в отчаянии воскликнул центурион. — Вот где его предел? Так что же это за добрая весть любви, которую ты проповедовал прошлым летом в Галилее? Моя дочь не нуждается в божьей справедливости, она нуждается в любви. Я ищу бога, который выше справедливости, который сможет исцелить мое дитя. Потому-то я и перевернул все камни в Израиле в поисках тебя… Любовь — слышишь ли? Любовь, а не справедливость.

— Безжалостный римский центурион, кто вложил эти слова в твои свирепые уста?

— Страдание и любовь к моему ребенку. Я ищу бога, который исцелит мою девочку, и тогда я поверю в него.

— Благословенны те, чья вера в Бога не нуждается в чудесах.

— Да, благословенны. Но я суровый человек, и меня нелегко убедить. Я видел много богов в Риме — у нас их тысячи, запертых в золотых клетях, — и я сыт ими по горло!

— Где твоя дочь?