Стефан Дени - Сестры

• Название: Сестры
• Автор: Стефан Дени
• Издательство: Макбел
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 985-6347-40-8

Джекки и Скейт — две сестры, под масками которых нетрудно узнать Джекки Кеннеди и Ли Радзивилл, двух светских львиц прошлого века, пожирательниц мужчин и искательниц больших состояний. На склоне лет Скейт, более красивая, элегантная, но менее обласканная судьбой, чем ее сестра, листая семейный альбом, рассказывает историю своей жизни одному журналисту. Ведь что такое иметь сестру? Это значит любить, соперничать, ненавидеть.

Написанный в откровенной и ироничной манере роман, в котором смешиваются настоящие и вымышленные факты, показывает с неожиданной стороны жизнь различных великосветских людей в 60-е годы.

---

Мне лишь известно, отчего помалкивала я сама.

Тини жила у нее много месяцев. Возможно, это Тини не захотела, чтобы я снова вышла замуж. Она была очень привязана к своему отцу, очень. Чрезмерно.

Поланд был сентиментален. Тини пошла в него. Самые незначительные вещи вызывали у нее чувство умиления. Мне кажется, ей принадлежала добрая половина «сокровищ», скопившихся в наших домах. В основном это были ракушки и старые птичьи гнезда.

Я поселилась в 1040-й квартире, которую сама же и обустроила для Джеки. То, что она делала — взывала к памяти папы, чтобы помешать мне выйти замуж за Джеффри Коупа, — доводило меня до белого каления. «Не думай, что все будет так же, как всегда, — сказала я ей. — Не на этот раз, о нет, не на этот раз. Я выйду за него замуж, и у тебя не будет права голоса. Не будет права. Так как я считаю…»

— Моя дорогая, ты заметила, что все время дважды повторяешь одно и то же? Это признак сильной неуверенности, понятно? Тебе необходимо убедить саму себя, это себе ты говоришь, Скейт. Себе одной!

— Твой новый любовник — психоаналитик? Могу сказать тебе, что твоя дурацкая болтовня не приведет ни к чему. Совершенно ни к чему. Я выйду замуж за Джефферсона, заруби себе это на носу.

— Нет, не выйдешь. Я только что отправила к нему своего адвоката.

— Ты сделала что? Отправила к нему адвоката? Какого еще адвоката?

— Александра Форджера.

— Ты отправила Александра Форджера к Джеффри? Но во имя чего, Господи?

— Во имя глупости, которую ты собираешься совершить. Ты — моя сестра, и я обещала присматривать за тобой.

— Ох, да кончай ты со своими обещаниями, Джеки! Не бросайся именем папы, прекрати! У меня ассоциируется это с дорожной сумкой, полной старого тряпья, с которой ты при необходимости стираешь время от времени пыль. У меня нет сил выносить это. У меня нет сил выносить твою манеру напоминать, что он любил тебя больше, чем меня. У меня создается впечатление, будто ты до конца наших дней так и будешь гарцевать передо мной на Плясунье. Я даже больше не могу ездить верхом, не думая об этом. Я дошла до того, что начала испытывать ненависть к лошадям. Мне кажется, что я могла бы заржать, только услышав, как ты произносишь «папа».

— Для начала присядь, — произнесла Джеки.

Эта квартира под номером 1040 была действительно огромна. Пятнадцать комнат. Я максимально использовала экспозицию. Свет лился потоками, — с моей точки зрения это было очень выразительно, — вследствие чего Джеки словно находилась в настоящем сиянии прожекторов. Прекрасная, как никогда. Намного прекраснее меня. Трумэн сильно ошибался. А что еще было ждать от него, даже учитывая его принадлежность к тому предыдущему поколению гомосексуалистов, которые, по меньшей мере, любили женщин?

— Не думай умаслить меня, Джеки. Знаешь, я уже больше не твоя маленькая сестричка.

— Это точно сказано. Никогда моя сестра не вышла бы замуж за оптовика из Торонто.

— Джеки, ты становишься тверже камня.

Я села, портьеры и солнечный свет давили на меня, все, что было создано мной, угнетало — вся декорация наших жизней. Я осознавала, что не была актрисой и что не стану ею никогда. Я была той, кого больше всего презирала: светской дамой, которой понадобились деньги в одном из салонов на Пятой авеню.

— Ох, Джеки, прости меня.

У Джеки не было растерянного вида, в котором ее постоянно упрекают. Дело исключительно в ее глазах. У нее были очень широко посаженные глаза. Мне кажется, я вам уже об этом говорила. Останавливайте меня, если я повторяюсь, потому что… И, черт возьми, к тому же она была самым красивым дроздом со времен сотворения мира, вот и все.

Итак, на чем я остановилась? Полагаю, мне следует довести дело до конца.

Я увлекаюсь, пускаясь в поэтические сравнения. Или ведя беседы о моей сестре. Со мной была собака: Гакельбери. Пометьте: Гакельбери. Журналисты всегда записывают имена. Чтобы впоследствии претендовать на достоверность. Так же, как в случае с Заком и Зумом. Ваша статья будет настолько правдива, что сможет выставляться бок о бок с Туринской плащаницей.

Кстати, мы с Джеки, покрыв голову мантильями, ездили туда. Можете мне поверить, еще пара-тройка таких подробностей, как мантильи и Гакельбери, и ваша статься будет выглядеть более правдоподобной, чем пуля, угодившая прямо в голову.

— Неважно, — бросила Джеки. — Ты можешь говорить мне все что угодно… Подожди секунду. Это ты, Тини?

Она услышала ее, понимаете? Джеки услышала, как та входит. Она слышала ее, как никто другой. Тини вернулась домой, и Джеки услышала, как она замерла у двери в смежную гостиную.

— Ох, Тини, что на тебе за брюки!

У нее был не подходящий зад, чтобы носить такие. Но что я могла с этим поделать? Брюки с заниженной линией талии, помните? Джеки оставалась им верна. Даже когда мода на них прошла, она не изменила им. Тини они совершенно не шли.

Нужно же было иметь что-то и от отца, кроме глаз на мокром месте, не так ли?

Тини подсела на коня и убежала. Кажется, мне в очередной раз удалось подобрать удачное выражение. Это мой дар.

— Зачем ты так поступила? — спросила Джеки. — Я имею в виду…

— Я знаю, что ты собираешься сказать. Поэтому не трать энергию. Это моя дочь, знаешь ли.

Джеки сделала жест, означавший, что она согласна (прискорбный факт, с которым ничего нельзя поделать), и затаилась. Понимаете, она умела абстрагироваться в любом месте. Я была свидетелем того, как она проделывала это на одном официальном ужине в Индии — там два дня говорили только на индийском. Прямо-таки перевоплощение самого Будды; все ждали, когда она спустится с небес на землю, однако они ошибались. Она не замечталась, не погрузилась в нирвану, а берегла свои силы. Джеки просто считала, что в этом действе ей не стоит участвовать. Мне кажется, что причиной такого поведения был ее муж. Ей стало известно, что он все время изменял ей — всегда, и даже в утро их свадьбы; она узнала об этом от Ширли Лангаузер, которая проболталась, что переспала с ним («О, для человека с больной спиной, твой муж, Джеки, при необходимости очень даже неплохо справляется».). В тот момент Джеки думала, что не должна находиться там. Что ей не стоило принимать участие в том, что доставляло ей боль. У нее был исключительный дар выживания, самый сильный на земле. Когда Джеки напускала на себя неуязвимый вид, создавалось впечатление, что она без каких-либо усилий одерживает победу, выигрывает матч, не принимая в нем участия. Никто не мог этого вынести, у нее был свой собственный способ топтать вас. Понимаете, таким способом она защищала себя. Ей пришлось слишком сильно страдать из-за одного мерзавца.

Я удалилась в туалетную комнату, чтобы меня не расстреляли на месте. Закрывшись на два оборота, я села и попыталась изгнать Тини из своих мыслей и убедить себя в том, что не произносила эту фразу про брюки после того, как мы не выделись с ней два месяца. Затем, поскольку все это не дало результата, я попробовала уверить себя, что правильно поступила, произнеся ее. Однако это тоже не сработало.

Мне было так стыдно за саму себя, что даже не хотелось выходить из туалета. Я попробовала воссоздать по памяти лицо Тини. Мне показалось, что она подкрасилась, чего, не будучи достаточно взрослой, почти никогда не делала. Ей следует бороться с полнотой. Она всегда строила большие планы, однако никогда ничего не доводила до конца. И все же сегодня она подкрасилась по неизвестной мне причине (какой-нибудь парень, или чтобы сделать приятное Джеки, или попытка быть на нее похожей), и вдруг я сказала себе: «это для тебя». Чтобы сделать приятное тебе.

Вы можете назвать это полным крахом.

Вина, омерзительное чувство, сильно напоминающее несварение желудка, охватила меня.

Я была отрицанием самой себя.

Ладно, туалет был неподходящим местом для размышлений. Я ополоснула лицо водой и вернулась в гостиную.

Джеки все так же продолжала сидеть, тем не менее с ее лица исчез какой бы то ни было след непричастности, словно она соблаговолила наконец снизойти до нас.

Я со злостью взирала на салон. Эта мебель, эти ковры, портьеры, из которых Джеки сложила костер для моей казни, были выбраны мною.

— Я ухожу и увожу свою дочь с собой.

— Не думаю, что Тини захочет пойти с тобой.

— Ей придется. Она — несовершеннолетняя.

— О, ты же не будешь звать полицию.

— Тогда, вероятно, одного из твоих телохранителей? Я как-то упускаю из виду, что ты у нас важная персона.

— Тини не поедет, Скейт. Она против этого брака. Ты не можешь заставить ее принять его. В последнее время ты очень мало виделась с ней. Да будет тебе известно, что она очень повзрослела.

— А ты оказалась тут как тут, чтобы протянуть ей руку помощи.

— Ты не заботилась о ней, Скейт. Сейчас уже несколько поздно, чтобы заметить это. Ты делаешь лишь то, что хочешь ты, однако я не думаю, что ты еще увидишься с Тини, если выйдешь замуж за этого типа.