Эрик Делайе - Переплётчик

• Название: Переплётчик
• Автор: Эрик Делайе
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-66030-8

Париж, XVII век, времена Людовика Великого. Молодой переплетчик Шарль де Грези изготавливает переплеты из человеческой кожи, хорошо зарабатывает и не знает забот, пока не встречает на своем пути женщину, кожа которой могла бы стать материалом для шедевра, если бы переплетчик не влюбился в нее — живую…

Самая удивительная книга XXI столетия в первом издании была переплетена в натуральную кожу, а в ее обложку был вставлен крошечный «автограф» — образец кожи самого Эрика Делайе. Выход сюжета за пределы книжных страниц — интересный ход, но книга стала бестселлером в первую очередь благодаря блестящему исполнению — великолепно рассказанной истории, изящному тексту, ярким героям. Ведущие мировые издания сравнивают «Переплетчика» с «Парфюмером» Патрика Зюскинда и «Анатомом» Федерико Андахази — и неспроста.

---

«Зачем тебе это нужно?» — спросил он. «Потому что я этого хочу. Каков вопрос, таков и ответ». Помимо уже описанных выше причин, которые мешали Шарлю показать девушке свою мастерскую, свой первый дом, свой прежний кабинет, где он теперь бывал крайне редко, свою старую спальню, переделанную под сушильню, были и ещё некоторые факторы. Нет, никакой эврики, никакого открытия Америки. Кроме опасений, что в нём проснётся зверь, переплётчик-убийца, Шарль боялся того, что Анна его бросит — потому что возненавидит за то, чем он занимается. Ему казалось, что любовь герцогини легка, что она держится на волоске, и омерзительно грязная мастерская, пропахшая человеческой смертью, отвратит герцогиню от переплётчика. Дело было даже не в грязи: для Шарля не составило бы труда потратить денёк-другой и навести в мастерской порядок. Дело было в самой атмосфере — ведь как ни мой свинарник, как ни опрыскивай его парфюмами, он всё равно останется тем же, чем был до уборки. Так и переплётная мастерская сохранила бы свой странный и страшный дух после любой, сколь бы то ни было качественной чистки.

В Шарле сражались два человека — впрочем, в любом из нас всегда кто-то с кем-то сражается. Первый боялся потерять Анну и готов был показать ей мастерскую. Второй не меньше боялся потерять Анну и поэтому показывать ей мастерскую категорически не хотел.

«Хорошо, — сказал он, — будь по-твоему, когда ты хочешь поехать ко мне?» — «Нам всё равно не скрыться, поэтому сделаем так: завтра я нанесу тебе официальный визит, якобы для того, чтобы посмотреть, как продвигается работа над заказанным переплётом». — «Но она даже не начата». — «Ну и что?» — «Муж может спросить тебя, где переплёт и почему его так долго делают». — «Тогда начни прямо сейчас, как вернёшься домой». — «Но ты так и не определилась с книгой». — «Мне понравилось твоё предложение — то, первое». — «„Ромео и Джульетта“?» — «Да». — «Хорошо, я завтра же приступлю».

«И ещё, — добавила она, — не вздумай сегодня заняться уборкой и вылизыванием углов. Я хочу видеть твою мастерскую такой, какой ежедневно видишь её ты». — «Даже если я что-либо приберу, ты не будешь знать, была уборка или её не было». — «Нет, я буду знать». — «Откуда?» — «Ты мне прямо сейчас поклянёшься своей и моей жизнью — у нас она уже давно одна на двоих, — что ничего не сдвинешь, ничего не вынесешь, ничего не уберёшь, кроме разве что того случая, когда тебе нужно будет сделать это по рабочим причинам: завтра всё должно быть точно так, как и сегодня, никаких изменений, и, когда я приеду, примерно в полдень, ты ничего не должен от меня скрывать; клянись!» Шарль тихо сказал: «Клянусь». — «Громче!» — «Клянусь». — «Скажи полностью: моей и твоей жизнью». — «Клянусь моей и твоей жизнью, что ты увидишь всё». — «Вот теперь я тебе верю».

Он поклялся — и теперь не было другого варианта, кроме как исполнять. Хотел ли Шарль нарушить своё обещание? Да, конечно, хотел. Он думал о том, можно ли пойти против совести. Он не страдал суевериями — ничего не случится, если он нарушит клятву, — но что-то внутри мешало, не позволяло изменить данному слову. И он сдержался.

Хотя он, конечно, готовился — не физически, а духовно. Сидел в рабочей одежде в своём старом кабинете, поглаживая книги в переплётах из человеческой кожи, сделанных ещё отцом. Шарль не чувствовал неприятного запаха, исходившего от его рубахи и штанов, он привык, принюхался и специально надел их, чтобы по возможности отпугнуть Анну-Франсуазу. Впрочем, надежда на её отказ была мизерна: Шарль хорошо помнил тот самый первый раз, когда он вышел к ней, проникнутый трупным запахом насквозь, и она впитывала этот запах, высасывая его из каждого отверстия его тела.

В мастерской Шарля висел труп. Его доставили вчера по отдельному «заказу». Шарль хотел испытать новоизобретённый раствор для обработки несколько подгнившей кожи. Для этого труп следовало хотя бы пару дней подержать в подвешенном состоянии — и лишь потом сдирать с него шкуру. Со свежих тел Шарль наловчился срезать кожу несколькими движениями. Два надреза на руке — и кожа с руки единым пластом лежит у него на столе. По два надреза на каждую ногу, несколько штрихов на груди, и вся кожа с целого человека снималась буквально пятью-шестью шматами. Особенно осторожным приходилось быть с головой: лицевая кожа так и норовила прорваться в разрезах глаз, ноздрей, рта. Но он научился и этому.

Мертвец висел второй день, растянутый за руки и за ноги, и уже начинал пованивать. Шарль подходил к нему, поднимал пальцами веки — и смотрел в мёртвые глаза. «Кем ты был при жизни, дружок?» — спрашивал он. Но мертвец ничего не отвечал. При жизни он был, скорее всего, просто бродягой без роду и племени. Впрочем, говоря о мастерской, мы имеем в виду, конечно, подвал, где Шарль проводил предварительную подготовку кожи к обработке. Сами переплёты он делал наверху, в светлой комнате, которую в первую очередь собирался показать Анне. Он надеялся, что она удовлетворится этой демонстрацией и не будет настаивать на посещении подвала. Но он ошибался.

Анна приехала около полудня — в карете, с Луи и Жанной. Луи очень польстило то, что его взяли с собой. Цель его присутствия была проста: Луи должен был засвидетельствовать, что Анна-Франсуаза прибыла к переплётчику исключительно по делам рабочим. Луи этого, конечно, не знал. Но Анна прекрасно понимала, что Луи так или иначе расскажет герцогу де Торрону, где его супруга провела день, и де Торрон из первых уст получит, таким образом, самые что ни на есть невинные сведения.

Шарль встретил её в дверях и проводил наверх. Луи и Жанне было приказано подождать внизу. Шарль хлопнул дверью кабинета — но пошли они налево, в тот коридор, где размещалась спальня, а также дверь, ведущая в переход. Шарль открыл её, и Анна-Франсуаза погрузилась в неизвестность. Она не заметила люк в полу — ведущий в комнату-хранилище книг в антроподермических переплётах. Шарль провёл её в верхнюю комнату-мастерскую и показал штампы, резцы, киянки, переплётные ножи, косточки, пробойники и угольники. Он показал, как работает переплётный пресс, как штампуются полые и сплошные альды, как используются клише. Анна слушала со спокойным лицом, иногда что-то переспрашивала. Анну заинтересовала техника интарсии[100] — переплёты, выполненные с её применением, девушка разглядывала долго, проводя пальцами по стыкам разноцветных лоскутов. Шарль показал ей кожи различных видов — от сафьяна и замши до недосушенного опойка. Тогда-то Анна и спросила: «А где человеческая кожа?» Шарль смутился и показал ей несколько участков — вот она, сказал он, не так и много, потому что основная часть уходит в брак, но на пять-шесть переплётов хватит. «Чья это?» — «Эта — какой-то проститутки, эта — бандита, эта — бродяги. Сейчас у меня нет заказов на подобные переплёты, и потому я экспериментирую с тем, что имеется в наличии». — «Ты сам обрабатываешь эту кожу?» — «Да, конечно, человеческой кожи в свободной продаже нет». — «А где ты обрабатываешь её?» — «Здесь». — «В мастерской?» — «У меня есть подвал, где я занимаюсь грязной работой, тут — мастерская для чистовой». — «Проведи меня туда». — «Ты правда этого хочешь?» — «Хочу». — «Хорошо, пойдём; ты не боишься мертвецов?» — «Нет, не боюсь». — «Ты уверена?» — «Ты надоел со своими глупыми вопросами, сказала — веди, значит — веди». — «Хорошо».

Они спустились вниз, и Шарль открыл дверь своей кожевенной мастерской, своей запретной вотчины, нарушающей права ремесленников другого цеха, уродливой и вонючей, страшной и жестокой, но служащей великому искусству. С тела, распятого на верёвках у левой стены, было снято несколько лоскутов кожи: Шарль ежедневно проверял таким образом степень разложения. От тела чудовищно пахло, но оно не распухло, а скорее съёжилось, поскольку Шарль поддерживал в подвале сухость — насколько мог. Все щели были тщательно замазаны и законопачены, ни одна крыса не могла пробраться сюда. «Кем он был?» — спросила Анна. «Не знаю, бродягой, видимо, я покупаю тела на чёрном рынке, они уже мертвы, когда поступают ко мне». — «Ты часто переплетаешь книги в кожу незнакомых людей?» — «Да, но это не те книги, которые мне заказывают, это книги для меня лично, я учусь». — «Мне кажется, ты давно уже научился». — «Учиться можно всегда, никогда не поздно».

Он поражался её поведению. Анна рассматривала труп спокойно, даже протянула руку и прикоснулась к его бледной коже. Потом она подошла к столу, посмотрела на стопку подготовленных к обработке кож. «Тебе никогда не бывает страшно?» — спросила она. «От чего?» — «От того, что они придут за тобой — все, кого ты лишил покрова, раздел до самого мяса?» — «Я не убивал их, пускай мстят своим убийцам». — «Но ты осквернил их память, нарушил их покой». — «Если ты имеешь в виду душу, то она давно покинула это тело — как и все остальные».

Она помолчала, потом шумно втянула носом воздух. «Это самый возбуждающий запах в мире», — сказала она. «Для меня — тоже». Она улыбнулась. «А ты боялся, глупый». Она подошла к переплётчику и обняла его. Он не пытался отстраниться, хотя странное чувство обуяло его в тот момент. С одной стороны, Шарль хотел этого, всем сердцем хотел ворваться в неё, войти, влиться прямо здесь, около подгнивающего уже трупа, среди кожи — человеческой и звериной, это было его тайной фантазией, его безумным желанием, его главной страстью, единение любимой женщины и любимого дела, насилие над чужой плотью в окружении чужой плоти. С другой стороны, он боялся показать ей это желание, полагая, что он должен быть не то чтобы скромнее, но в какой-то мере разумнее, он не должен показать ей себя настоящего. Только теперь Шарль начал понимать, что сдерживаться не следовало с самого начала, что нужно было рваться вперёд, глотать брошенную ею наживу, цепляться за ниточку и свивать её в толстенный канат.