Манфред Грегор - Мост

• Название: Мост
• Автор: Манфред Грегор
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1962

В романе западногерманского писателя рассказывается о трагической судьбе подростков из фольксштурма в конце 2-й мировой войны.

Германия. Апрель 1945 года. В маленьком немецком городке семь пятнадцатилетних фольксштурмовцев оставлены оборонять мост через реку. Семь немецких пацанов против американской механизированной части — первая и последняя битва для этих мальчишек.

---

Ну конечно! Это выход. Теперь можно что-то делать. Разумеется, пулемет!

— Борхарт, Мутц, Хорбер! Слетайте в казарму и скажите, чтобы на мост прислали пулемет. Ручной пулемет и несколько лент. Лент побольше. Поняли?

Трое ответили, что поняли, и отправились в путь. Как здорово, что по меньшей мере на час они избавились от этого бесцельного ожидания на мосту!

Старики стояли особняком и о чем-то шептались. Будто даже громко сказанное слово могло накликать беду. Вдруг один из них заговорил громче. У него были жидкие седые волосы и тонкий голос.

— Это конец, слышите, конец.

Он сказал это куда-то в темноту, потом испуганно оглянулся на Хейльмана.

Тот не ответил. Старик вынул часы из кармана куртки. Старомодные карманные часы с отскакивающей крышкой. Должно быть, фирменные. И часы как будто натолкнули его на какую-то мысль. Он выпрямился и объявил:

— Я ухожу домой.

Никто не ответил, хотя он довольно долго выжидал.

Тогда он сказал:

— Приказ удержать мост — бессмысленный. — И после короткого молчания снова: — Я ухожу!

Старик сказал это без всякого выражения, совсем тихо. Затем осторожно прислонил свой карабин к парапету и быстро засеменил прочь.

Это было началом. Старики один за другим ставили оружие к стене и уходили. Вскоре у каменного парапета уже стояло десять карабинов, а на земле лежала куча фаустпатронов. Только НЗ они взяли с собой.

Унтер-офицер Хейльман молча наблюдал за происходящим. Он стоял, широко расставив ноги, заложив руки за спину, и смотрел. Он растерялся. «Ты должен что-то предпринять, Хейльман, ты не можешь так вот просто дать им уйти, ведь это бунт!» Мысли теснились у него в голове, но он и пальцем не шевельнул.

Когда ушел последний из десяти, Хейльман повернулся к мальчикам и не поверил себе. Они смотрели на него с таким благоговением и восторгом, словно готовы были в ту же секунду исполнить любой приказ, который сорвется с его уст. Хейльман стал героем в их глазах. Именно потому, что дал уйти старикам. «На нас-то он может положиться», — клялись себе мальчики. Вернулись на грузовике Мутц, Борхарт и Хорбер. Они сгрузили два пулемета, много коробок с лентами. Потом машина, громыхая, ушла.

— Сначала они вообще ничего не хотели давать, тогда мы пошли к генералу, — хвастал Хорбер.

— Это вы здорово провернули, — заметил Хейльман без всякого энтузиазма и стал слушать рассказ о том, что делается в городе, в казарме. «Никакой жандармерии на пути, — отметил он про себя, — никакой опасности, никаких препятствий к бегству». Затем он выдвинул на середину моста оба пулемета и принялся объяснять их устройство так же, как объяснял уже тысячу раз очередным новобранцам. И вдруг осекся. Он чуть было не рассказал, как чистят пулемет. Будто его придется еще когда-нибудь чистить.

Когда Хейльман закончил свои объяснения, на востоке уже занималась заря. Теоретическую часть он изложил исчерпывающе, что же касается практической — от нее-то и надо бы их избавить. Хейльман вспомнил вдруг о Фрелихе. Где он теперь? И тут Хейльман в который раз задумался над поручением, которое дал ему Фрелих. «Как только туман рассеется — по домам! Понятно? Вы отвечаете мне за это головой, Хейльман!»

Унтер Хейльман больше не колебался. Теперь он знал, что делать. И зачем тянуть? Чему быть, того не миновать.

— Ребята! — сказал он. — Выслушайте меня! Все, что здесь делается, совершенно бессмысленно. Дома вас ждут родители, а вы хотите играть в войну. Я обещал лейтенанту Фрелиху, что до этого дело не дойдет. Вы должны помочь мне выполнить мое обещание!

Такие длинные и хорошо продуманные речи не часто удавались Хейльману. Он был прямо-таки горд этим. И чтобы не дать мальчишкам опомниться и возразить, продолжал:

— Сейчас я незаметно проберусь в город, проверю, все ли спокойно. Через десять минут вернусь, и тогда — по домам! Пока не вернусь — не трогаться с места, а потом все мы с шиком смоемся. В этом тоже есть кое-что интересное!

Унтер-офицер Хейльман извлек из рюкзака штатскую куртку и натянул ее поверх кителя, из чего можно заключить, что этот тяжелодум заблаговременно подготовился к превратностям судьбы. И все же он допустил просчет.

Едва он прошел перекресток, расположенный у самого моста, и сделал несколько шагов по направлению к старому городу, как в воротах, мимо которых он намеревался проскочить, раздался стук кованых сапог. Две пары неподвижных оловянных глаз из-под нависших касок уставились на него в упор. Блеск двух металлических блях ослепил его. «Полевая жандармерия, — подумал Хейльман. — Значит, конец».

Он показал свои документы, вынужден был показать.

— Почему в штатском? — с каменным лицом спросил один из жандармов.

— Хотел заблаговременно смыться, не так ли? — съязвил другой.

Хейльман шел между ними и лихорадочно думал. Он думал не о спасении собственной жизни. Все его мысли были о мальчиках там, на мосту. Голова раскалывалась.

«Господи! Как мне сообщить им? Что бы такое придумать? Надо что-то придумать… Надо что-то придумать».

Его кулак пришелся прямо по переносице одному из жандармов.

Потом Хейльман изо всей силы ударил его в живот коленом. Но со вторым совладать не удалось, и тогда унтер-офицеру Хейльману осталось только одно — бежать, бежать, изо всех сил бежать!

Первая пуля, пущенная из «вальтера», прожужжала совсем рядом, ударилась о стенку и врезалась в штукатурку. Стараясь увернуться от пуль, он бежал петляя.

«Я как заяц, совсем как заяц!» И тут же почувствовал тупой удар в спину, попытался бежать дальше, но отнялись ноги. Он рухнул на мостовую. Из последних сил еще попытался приподняться на локтях, а потом затих. Унтер-офицер Адольф Хейльман был мертв.

В его бумажнике жандарм нашел удостоверение личности, расчетную книжку, восемьдесят восемь марок, медальон в серебряной оправе с изображением мадонны и карточку белокурой девушки в купальном костюме. Бумажник с документами и медальон жандарм засунул в карман своей длинной шинели. Карточку долго рассматривал при свете карманного фонарика.

— Шикарная девчонка, — сказал он. Потом вспомнил про товарища, который скрючился у стены и стонал, держась за живот.

Семь мальчиков на мосту ждали своего унтер-офицера.

V

— Стреляют, — сказал Хорбер, и все прислушались. Дважды раздался этот глухой раскатистый звук.

— Должно быть, кто-нибудь застрелился, — прошептал Мутц и почувствовал, как по спине у него забегали мурашки. Но Шольтен считал, что все это вздор. Правда, и у него на душе было не веселее, чем у других. Проклятье! Когда Хейльман вернется?

Неприятно чувствовать себя всеми забытыми, торчать на мосту и ждать. Начало рассветать. Из-за холмов на востоке забрезжил свет. Дождь немного утих.

— Неужели Хейльман нас бросил?.. — пробормотал Мутц.

— Хейльман не мог нас бросить, слышишь, ты, размазня!

«Шольтен бывает иной раз чертовски груб, — подумал Мутц, — уж нельзя и слова сказать!» Но Хейльман все-таки бросил их. Десять минут превратились почти в два часа, и семеро на мосту снова заспорили: сбежал Хейльман или его где-то задержали.

Наконец спор оборвался. Он не имел никакого смысла, ведь никто ничего не знал. К тому же — это было теперь не так важно. Уже совсем рассвело, а при дневном свете все представлялось не таким страшным, как в темноте. Разрядил атмосферу Хорбер. Он обратился к «команде»:

— Ребята, про завтрак-то мы забыли!

Все рассмеялись, кое-кто с любопытством наблюдал за попытками Хорбера расправиться с консервной банкой при помощи штыка. Дважды штык соскользнул, один раз Хорбер уколол себе палец.

— Друзья! Я истекаю кровью. Несите меня в лазарет.

Они давились со смеху, они резвились, словно на прогулке. Послышался звук мотора. Шольтен прислушался:

— Помолчите минутку!

Теперь вслушивались все. От веселья не осталось и следа.

Шум мотора доносился не с запада, а со стороны старого города. И как тогда, ночью, на мост въехала машина и, резко затормозив, остановилась возле них. Генерал на этот раз сидел впереди, рядом с шофером, двое сопровождающих — сзади.

Мальчики вскочили, старательно, как их учили, встали по стойке «смирно». Шольтен, заикаясь и сильно покраснев, отрапортовал. Генерал жестом остановил его:

— Где унтер-офицер?

Шольтен молчал, но Мутц, преисполненный усердия, доложил:

— Он ушел, господин генерал!

И в ту же минуту понял, что предал Хейльмана (тьфу, черт, «команда» никогда не простит ему этого!), и, не растерявшись, пояснил:

— Господин унтер-офицер пошел позаботиться о боеприпасах.

Мутц лгал совершенно гладко, совершенно невозмутимо, но вдруг его проняло: «Обмануть самого генерала! Это даром не проходит!»

Генерал был краток, немногословен, деловит: