С.В. Думин - Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское)

• Название: Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское)
• Автор: С.В. Думин
• Жанр: Прочая старинная литература

---

С.В. ДУМИН

ДРУГАЯ РУСЬ (ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕСТВО ЛИТОВСКОЕ И РУССКОЕ)

«И почему было Москве царством быть? И хто то знал, что Москве государством слыть? — дивился в XVII в. один из русских книжников.— Были тут по Москве-реке села красные хороши...» Впрочем, на вопрос «почему» весьма четкий ответ был найден еще веком раньше: «...яко вся христианская царства приидоша в ко­нец и снидошася во едино царство нашего государя, по пророческим книгам то есть Российское царство: два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».

Упокоились под плитами Архангельского собора по­следние потомки Ивана Калиты, а их случайные пре­емники, увенчанные «шапкой Мономаха», с той же непоколебимой уверенностью считали именно себя за­конными наследниками «прежних великих князей и самодержцев». Российская империя изменила старой сто­лице, но все-таки именно Москва оставалась сердцем державы... Московская традиция формировала истори­ческое сознание русского народа, вдохновляла писателей, поэтов, художников, отражалась в ученых трудах. В жест­кой системе координат, применяемой для оценки со­бытий нашего прошлого, Москве отводилась роль од­ного из основных ориентиров. Судьбу Москвы, ее победу в борьбе за создание единого государства летописцы объясняли волей Божьей, историки — действием объек­тивных закономерностей социально-экономического раз­вития; но и в том и в другом случае именно данная линия исторического развития Руси признавалась изна­чально главной, магистральной.

Вглядываясь в разноцветную, похожую на лоскутное одеяло карту средневековой Руси, читая летописные рас­сказы о княжеских усобицах, мы невольно усматриваем в победах москвичей над тверичами, рязанцами и нижего­родцами проявление высшей закономерности, торжество централизации над феодальной раздробленностью, победу сторонников единства Руси над сепаратистами, не всегда задумываясь над тем, под какими знаменами и во имя каких идей ходили на Москву ее многочисленные противники. Пожалуй, отчасти повезло лишь Твери: ис­торики оценили заслуги местной династии в начальный период борьбы против ордынского ига, и это княжест­во — хотя и с многочисленными оговорками,— призна­ется одним из потенциальных центров объединения русских земель. Но все-таки, говоря о «полицентризме», характерном для начального этапа борьбы за восстанов­ление единства и освобождение, историки, как правило, не выходят за рамки Северо-Восточной Руси, лишь бегло освещая события и процессы, протекавшие за ее преде­лами. Для подавляющего большинства историков ядро Руси в XIII в. и позже находится совсем не там, где располагалось в предшествующие века. И в научных трудах, и в учебниках русская история как бы перемеща­ется из Киева в Великое княжество Владимирское. Здесь решаются судьбы Руси, здесь борются за власть над нею тверские, нижегородские, московские князья да, собствен­но говоря, здесь и находится теперь настоящая Русь, а на запад от нее раскинулось иное, враждебное государство, Литва, захватившая русские земли; окрепнув, Русь Мо­сковская вступит в борьбу за древнерусское наследие...

Так или примерно так ситуация в Восточной Европе в XIII—XVI вв. выглядит в большинстве общедоступных работ, а о западных соседях Москвы нашим читателям, наверное, известно гораздо меньше, чем хотя бы о Золо­той Орде. И поэтому многие весьма удивятся, узнав, что восточнославянское население той летописной «Литвы» (начинавшейся за Можайском) считало Русью именно свою державу, что (как убедительно показала недавно А. Л. Хорошкевич) «вся Русь, по их понятиям, объединя­лась именно в Великом княжестве Литовском». Там жи­телей северо-востока именовали по столицам земель и княжеств — тверичами, псковичами, москвичами; за­тем за подданными Московского государства прочно закрепилось название москвитян, московитов. Русскими для православных жителей «Литвы» были прежде всего они сами (что, впрочем, не мешало им помнить о былом единстве Руси). Это отразилось в многочисленных мест­ных памятниках, в том числе в летописях, причем форму­лировки источников порою приводят в недоумение современных публикаторов. Например, согласно так назы­ваемой «летописи Рачинского», в 1512 г. «князь великии московский Василии забывшы перемиря и присяги своее, до панъства (государства.— С. Д.) Руского войско свое высылал и шкоды неприятельским обычаем чынил» (речь шла о походе на подвластный Великому княжеству Ли­товскому Смоленск). В примечании издатели предполо­жили, что летописец ошибся и должен был написать вместо «Руского» — «Литовского». В действительности, вероятно, автор сказал именно то, что хотел сказать: московские войска предприняли поход против его Руси.

Слово «Русь» уже в XIII в. присутствовало в титуле правителей державы, созданной литовскими князьями при поддержке восточнославянского боярства и городов и к XIV—XV вв. вобравшей большую часть территории древнерусского государства. В переписке с иностранными дворами правители Великого княжества именовались «королями Литвы и Руси». Уже в XIV в. для обозначения этого государства складывается устойчивая формула, включавшая три основных его компонента: собственно Литва, Жмудь (Жемайтия, Западная Литва), населенные близкородственными балтскими племенами, и русские земли. «На Великом князстве Литовском, Жомоитском и Руском» царствовали Витень (ум. 1315), Гедимин (ум. 1341) и его преемники. Позже в титуле и названии Русь следует сразу же после Литвы, а Жмудь отступает на третье место или вовсе не упоминается. Например, лето­писная «похвала» «славному господарю великому князю Александру зовомому Витовту» (30-е годы XV в.) вспо­минает, что «быше ему держащи великое княжение Ли­товское и Руское, иные многие земли, сопрость реку (попросту скажу.— С. Д.) вся Руская земля». Одержав победу в феодальной войне после смерти Витовта, его брат Сигизмунд «нача... княжити на великом княжень[и] на Литовьском и на Руском». Его преемник Казимир Ягайлович воцарился «с честию на столечном городе на Вилни (Вильно.— С. Д.) и на Троцех (Троках.— С. Д.) и на всей земли Литовскои и на Рускои», был «королем польским и великим князем литовским, руским и жомоитским», и так далее, и так далее, и так далее.

Само по себе, впрочем, присутствие имени Руси в этом титуле можно было бы расценить как всего лишь свидетельство владения литовским князем определенной территорией (с XIX в., скажем, император всероссийский именовался и царем польским, но полякам от этого было мало радости). Но даже мимолетного взгляда на карту Великого княжества Литовского и Русского, в период расцвета простиравшегося от Балтики до Черного моря и от границ Польши и Венгрии до Подмосковья, вполне достаточно, чтобы представить себе реальное соотноше­ние в нем славянского и балтского элемента. Русские земли составляли 9/ю территории Великого княжества Литовского. И хотя ареал расселения балтов был тогда значительно шире (захватывал часть территории совре­менной Белоруссии), литовцы и жмудины являлись в этом государстве «национальным меньшинством» (од­нако меньшинством — подчеркнем это сразу — привиле­гированным).

Констатируя, что большую часть населения Великого княжества Литовского составляли восточные славяне (предки нынешних украинцев, белорусов и части велико­россов) и что к XIV — началу XV в. именно под властью литовской династии оказалась большая часть бывшей Киевской Руси, необходимо выяснить реальные причины появления этой огромной державы, ее роль в Восточной Европе и, в частности, ее место в истории российской государственности. Для этого, однако, есть немало пре­пятствий, и прежде всего — уже отмеченная традиция рассматривать историю взаимоотношений Московской Руси с ее западной соседкой именно с «московской коло­кольни». До сих пор немало историков убеждено, что население Южной и Западной Руси вполне разделяло московскую программу объединения и с нетерпением ожидало момента, когда власть литовская (чужеземная) сменится властью московской (родной и любимой). Одни и те же явления оценивались и оцениваются историками по-разному — в зависимости от того, в которой части Руси они происходили. Так, например, с точки зрения большинства авторов отъезды в Москву вассалов литовс­кого великого князя должны были свидетельствовать, разумеется, о популярности идеи общерусского единства, отстаиваемой потомками Калиты. Бегство в Литву тверских, рязанских и прочих князей и бояр (в том числе родственников московской династии) считается, однако, явлением принципиально иным, доказывающим лишь сохранение феодальной оппозиции прогрессивной централизаторской политике тех же московских князей. Бегст­во, скажем, белорусских крестьян в Великороссию счита­лось и считается до сих пор доказательством их стремле­ния к воссоединению Белоруссии с Россией. Массовое бегство русских крестьян в противоположном направле­нии (вплоть до XVIII в.), конечно, не доказывает ровным счетом ничего, кроме обострения классовой борьбы. Присоединение мелких княжеств к московским владени­ям всегда считалось явлением глубоко прогрессивным. Рост владений Великого княжества Литовского истори­ков, как правило, глубоко огорчает, поскольку тем са­мым отдалялось осуществление Москвой ее историчес­кой миссии. И, разумеется, московские князья предстают при этом «собирателями», а литовские князья — чужеземными завоевателями, разорителями, «находниками» (в этом автор классической монографии «Образова­ние Литовского государства» В. Т. Пашуто вполне соли­дарен с жившими в XVI в. составителями «Сказания о князьях Владимирских», ибо следует той же историчес­кой традиции).