Вадим Бурлак - Русский Париж

• Название: Русский Париж
• Автор: Вадим Бурлак
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-3022-0

Считается, что русские начали узнавать Париж с 1717 года, когда Петр I подписал верительные грамоты первого русского посла во Франции. И все же это знакомство состоялось гораздо раньше! Еще в 1054 году французский король Генрих I задумал жениться на «воплощении мудрости и красоты» — русской княжне Анне Ярославне, будущей королеве, которая оставила на века память о своей жизни во Франции. С тех пор русских всегда манил и манит Париж. В чем тайна его притяжения и очарования? Автор книги, известный писатель и путешественник Вадим Бурлак, открывает неизвестный мир русского Парижа и увлекает читателя невыдуманными «русскими историями», полными тайн, загадок и романтики.

---

Но никакие политические перемены не смогли поколебать чувств Карамзина к Парижу.

Прощание русского писателя с городом звучит как признание в любви.

«Я оставил тебя, любезный Париж, оставил с сожалением и благодарностию!..

Ни якобинцы, ни аристократы твои не сделали мне никакого зла; я слышал споры — и не спорил; ходил в великолепные храмы твои наслаждаться глазами и слухом: там, где светозарный бог искусств сияет в лучах ума и талантов; там, где гений славы величественно покоится на лаврах! Я не умел описать всех приятных впечатлений своих, не умел всем пользоваться, но выехал из тебя не с пустою душою: в ней остались идеи и воспоминания! Может быть, когда-нибудь еще увижу тебя и сравню прежнее с настоящим; может быть, порадуюсь тогда большею зрелостию своего духа или вздохну о потерянной живости чувства».

«Остался светлыми страницами»

Герой книги Карамзина «Письма русского путешественника» не совершил никаких открытий. Он всего лишь иностранный наблюдатель бурных событий во Франции 1790 года. Однако наблюдатель — с добрым сердцем, способный сопереживать людям разных сословий, противоположным политическим взглядам.

Пребывание в Париже не сделали Николая Михайловича ни якобинцем, ни яростным сторонником французской монархии. В политических движениях он, прежде всего, видел человека и сострадал ему независимо от его убеждений.

Спустя семь лет после посещения Парижа Карамзин писал: «Французский народ прошел все степени цивилизации, чтобы оказаться на той вершине, на которой он находится в настоящее время…

Французская революция — одно из тех событий, которые определяют судьбы людей на много последующих веков. Новая эпоха начинается: я ее вижу, но Руссо ее предвидел».

Были и другие высказывания Николая Михайловича о событиях во Франции: «…ужасные происшествия Европы волнуют всю душу мою… Бегу в густую мрачность лесов, — но мысль о разрушаемых городах и погибели людей везде теснит мое сердце…».

Он хотел снова побывать в Париже, оказаться в гуще событий. Противоречивые слухи, которые доходили из Франции до Москвы, вызывали у Карамзина горестные раздумья и сомнения.

«Я слышу пышные речи за и против; но я не собираюсь подражать этим крикунам. Признаюсь, мои взгляды на сей предмет недостаточно зрелы. Одно событие сменяется другим, как волны в бурном море; а люди уже хотят рассматривать революцию как завершенную. Нет. Нет. Мы еще увидим множество поразительных явлений».

Еще раз посетить Париж ему не удалось. Перемены в семейной жизни, литературная деятельность, назначение историографом, многолетняя работа над «Историей государства Российского»…

Исследователи творчества Карамзина сходятся во мнении: как настоящий историк и литератор, он состоялся, когда завершил «Письма русского путешественника», когда открыл читателям свой Париж 1790 года.

Желание не исполнилось…

Но Париж остался светлыми страницами в творчестве Карамзина.

Глава седьмая «ТАМ РУССКИЙ РУКУ ПРИЛОЖИЛ»

Тирания одного предпочтительнее тирании нескольких. У деспота всегда бывают добрые минуты, у ассамблеи деспотов — никогда. На тирана как-то можно воздействовать, но компания грязных тиранов не поддается ничьему влиянию. Если она не несправедлива, то по меньшей мере жестока и никогда не склоняется к милости.

Франсуа Вольтер

Власть действует столь же развратительно на тех, кто облечен ею, сколько и на тех, кто принужден ей покоряться. Под тлетворным влиянием её одни становятся честолюбивыми и корыстолюбивыми деспотами, другие — рабами.

Михаил Бакунин

Недобрые отзывы

Правление Людовика XVI.

Как и в другие времена, приезжие восторгались Парижем, а сами его жители частенько ругали свой город.

Писатель и политический деятель Луи-Себастьян Мерсье в восьмидесятых годах XVIII столетия завершил многотомный труд «Картины Парижа».

«Вы хотите увидеть, как выглядит Париж?

Поднимитесь на башни Нотр-Дам. Город круглый, как тыква; камень, из которого построены две трети домов, черный и белый одновременно, свидетельствует, что город стоит на меловых породах. Вечный дым, поднимающийся из его бесчисленных труб, скрывает от глаза вершины колоколен; он кажется тучей, спустившейся над крышами, и воздух этого города затрудняет дыхание», — так писал о родном Париже Луи-Себастьян Мерсье.

Примерно в те годы появилось нелестное высказывание о столице Франции другого парижанина. Этот анонимный автор, видимо, был склонен к мрачной мистике: «В нашем городе проживает более 600 тысяч человек. Мы не задумываемся, что топчем прах и останки 2 миллионов парижан. Нет ни одного дома, ни одной улочки, под которыми, на разных глубинах, — не было бы захоронений.

Покойники чувствуют наше пренебрежение к ним, и когда-нибудь они восстанут и жестоко отомстят легкомысленным парижанам. Скелеты и бестелесные существа будут бродить по залитому кровью Парижу, выискивая очередную жертву».

В наше время мало кто поверит в это мрачное предсказание, однако доля правды в словах мрачного мистика XVIII века есть.

Так, историк Ленотр писал:

«Куда бы ни направился вечерами горожанин посидеть на свежем воздухе, в какую бы аллею ни свернул, под каждой муниципальной скамейкой лежит бывшее кладбище, и подчас только тонкий слой земли отделял царство живых от царства мертвых».

Примерно с 1786 года в Париже началась грандиозная работа по перенесению останков в городские Катакомбы. Вероятно, в этих подземельях находятся теперь миллионы останков горожан разных веков.

«Честный доброволец»

Среди сотен кладбищенских землекопов конца XVIII века особо отличался усердием некий «Честный доброволец». Так величал он себя в доносах и агентурных сообщениях.

Имя его не сохранилось, но о деяниях стукача-землекопа осталось немало городских преданий и слухов.

«Честный доброволец» регулярно сообщал в полицию о злодеяниях своих коллег. Бывали случаи, когда, отрыв очередное захоронение, землекопы, прежде чем перевезти прах в катакомбы, снимали с покойника все, на их взгляд, ценное. Не гнушались даже металлическими пуговицами на истлевших одеждах.

«Честный доброволец» очень не любил русских. Молва утверждала, что эта ненависть началась после того, как один русский студент, обучавшийся в Сорбонне, избил кладбищенского землекопа. За что — неизвестно.

С той поры и важные особы, и простолюдины, прибывшие из Российской империи, стали ненавистными врагами и объектами доносов неутомимого гробокопателя.

Известно, что любая революция круто меняет судьбы людей. Произошла перемена и с «Честным добровольцем». Он оставил кладбищенские дела и полностью отдался любимому делу: «вынюхиванию и доносительству».

Зная о его ненависти к русским, полицейское начальство поручило ему вести наблюдение за прибывающими в Париж из Российской империи.

Новые тревоги и опасения

Опытный дипломат Иван Матвеевич Симолин не раз сетовал, как тяжело стало работать послу во Франции. Постоянная слежка, интриги властей, угроза со стороны революционной непредсказуемой толпы.

О действиях парижских сыщиков во второй половине XVIII века Мерсье писал: «Полиция — это сборище негодяев — делится на две половины: из одной создаются полицейские шпионы, сыщики; из другой — стражники и пристава, которых науськивают потом на жуликов, мошенников, воров и прочих…

За шпионами следуют по пятам другие шпионы, которые следят за тем, чтобы первые исполняли свои обязанности. Все они взаимно обвиняют один другого и готовы пожрать друг друга из-за самой гнусной добычи. И вот из этих-то омерзительных поддонков человечества родится общественный порядок! Начальство жестоко расправляется с ними всякий раз, когда они обманывают его бдительность…

За человеком, который выдан кем-либо или находится на подозрении, устанавливается такая слежка, что малейший его поступок становится известен, и это продолжается вплоть до его ареста…

Эта гнусная слежка отравляла общественную жизнь, лишала людей самых невинных удовольствий и превращала всех граждан во врагов, которые боялись открыться другу другу».

В Париже мало осталось соотечественников. Впрочем, Иван Матвеевич сам добивался этого. В своих сообщениях в Петербург он напоминал, что пребывание в охваченной бунтом Франции молодых русских может иметь непредсказуемые последствия для России. Революционное вольнодумство заразительно и опасней философствований масонов.

Императрица Екатерина II и ее сановники разделяли мнение посла Симолина. Из Петербурга в Париж был отправлен указ государыни о возвращении в Россию всех ее подданных. «Ибо умы их возбуждаются и проникаются принципами, которые могут причинить им вред при возвращении в отечество», — говорилось в указе.