Николай Шпанов - Ураган

• Название: Ураган
• Автор: Николай Шпанов
• Жанр: История

---

Глава 5

1

На столике, рядом с письменным столом, зазвонил телефон хотя и городской, но известный немногим. Генерал Черных не сразу узнал голос Ксении старшей сестры Веры. Ксения просила разрешения зайти именно сюда, в служебный кабинет, а не домой. В первый момент Черных хотел отказать: зачем здесь? И вообще какие у нее дела к нему?.. Но деловитый тон Ксении заставил согласиться. Мысли потекли было в неприятном направлении: он ничего толком не знал, но, кажется, кто-то болтал, будто разлад в семью Андрея вносит именно эта женщина. Может быть, и лучше поговорить здесь, без участия жены. Когда Черных встал из-за стола навстречу вошедшей, лицо его отражало безразличие. Движением руки пригласил Ксению сесть, не спеша обошел стол, опустился в кресло напротив. Ждал, не выражая ни нетерпения, ни хотя бы простого интереса вежливости ради. Черных не впервой видел свояченицу сына, но ему никогда не доводилось рассматривать ее так, как сейчас: по существу, она - улучшенное издание Веры. Те же тонкие черты, тот же нежный, теплый оттенок кожи с мягким, словно нанесенным рукою искусного гримера румянцем, доходящим по самых скул; чуть-чуть раскосые от разлета бровей глаза; волосы до неестественности золотистые - тоже такие, как у Верочки... И вместе с тем все не такое. Вероятно, от глаз: умных, внимательных. И фигура тоже на первый взгляд та же, что у Веры, а вместе с тем совсем не та: эта не покачнется под первым ветерком. Небось не валяется до полудня, занимается гимнастикой, да еще на воздухе. Пришла досадная мысль: эта больше подошла бы Андрею, чем Вера. Ведь Андрей знал обеих. Почему же выбрал ту? Подумал - и стало неловко: как можно судить о таких вещах! К тому же, может быть, в то время еще был жив муж Ксении. Одним словом... Мысль метнулась, спуталась. Черных рассердился на самого себя. Но тут же, чтобы оправдать себя, как-то помимо воли перенес раздражение на Ксению - держится чересчур свободно, и почему не в форме, а в этом костюме? Впрочем, он на ней отлично сидит. - Не стала говорить по телефону, - и тоном, в котором генералу почудилась ирония, Ксения пояснила: - Хочу, чтобы вы заступились за меня. Черных смотрел на кончики своих сдвинутых перед лицом пальцев кажется, разговор будет коротким. Сейчас он скажет, что не в его правилах "заступаться". Она обидится и уйдет. А она между тем продолжала: - Вы ведь знаете, я работаю там, где базируется часть Андрея... А меня хотят оттуда перевести... - Она говорила таким тоном, словно Черных тут же должен был понять, что этого делать не следует. Умолкнув, она обежала взглядом стол и остановила его на пепельнице, стоявшей слишком далеко, чтобы до нее дотянуться. Черных не любил, когда в кабинете курили, но не заметить взгляд Ксении было невозможно. "Все-таки дама", - иронически подумал он и нехотя подвинул пепельницу. Ксения помяла над нею сигарету. Черных машинально следил за ее ловкими пальцами с неокрашенными ногтями, остриженными непривычно коротко для женщины. По-мужски затянулась. Это тоже почему-то не понравилось. Собственное беспричинное раздражение и неимение совладать с собой еще более усиливали неприязнь к Ксении. Чтобы не смотреть на нее, он перевел взгляд на стекло, заменявшее верхнюю доску круглого "посетительского" стола. Архитектор, вправивший сюда стекло, наверно, не имел представления о роли, какую простому стеклу доведется играть во взаимоотношениях генерала с подчиненными и посетителями. Глядя сквозь стекло на ноги ничего не подозревающего собеседника, Черных раздумывал о том, что ноги не последняя черточка в образе человека. Мало кто замечал, что их ноги, как и руки, принимают участие в том, что говорит и даже думает их обладатель. И не только положение ног, их движения, а даже обувь добавляла кое-что к характеристике человека. Когда подчиненный замечал взгляд генерала, брошенный на нечищеные сапоги или стоптанные ботинки, гладкий доклад вдруг ломался. Но как не обращало внимания на предательское стекло большинство посетителей, так не заметила его и Ксения. Поэтому она сидела совершенно свободно. Узкая юбка открывала длинные стройные ноги. Всякий раз, по привычке опуская взгляд к столу, Черных поспешно отводил его. Ксения не спеша объясняла, чего требуют от Андрея полеты. И именно то, что она тщательно выбирала слова, которые должны были сделать понятными всякому специальные вопросы авиационной медицины, показалось генералу обидным. Если бы он не слышал имени Андрея в связи с угрозой для жизни, возникающей из-за несоблюдения режима - того, что у публики попросту называлось бытом, - Алексей Александрович давно прервал бы Ксению. Но тут он насторожился и сухо сказал: - Мой сын не единственный офицер, кого вы, как врач, наблюдаете. Почему вас интересует именно его персона? Казалось, спокойствие изменило Ксении. Ткнув в пепельницу недокуренную сигарету, она сломала ее, прижала спичечным коробком дымивший окурок. - А разве он не муж моей сестры? - Она исподлобья уставилась на генерала. - Я не виновата в том, что именно он выбрал эту дурочку в жены. А кроме меня, некому о ней думать. Только я знаю, чем может кончиться их общая жизнь... Если что-нибудь случится с Андреем Алексеевичем... - Так-с... - Черных расцепил пальцы. - Значит, соображения личного, семейного свойства? - Другой врач не сможет так следить за его состоянием, как я. Ведь никто не знает, из-за чего он... почему он... - Ксения сбилась и помолчала. Почему он бывает не в форме, - решительно выговорила наконец. Взгляд генерала снова по привычке упал на стол. Сквозь стекло были видны круглые колени Ксении. Генерал, нахмурившись, подавляя раздражение, стал расспрашивать о том, что именно так скверно влияет на состояние Андрея, на его здоровье, на готовность к полетам. И чем дальше слушал, тем больше хмурился. Становилось очевидным, что повлиять на изменение обстановки в доме Андрея он не в силах: не может же он завести с невесткой разговор, какой к лицу только женщине. При этом он даже забыл, что перед ним и сейчас женщина, сестра Веры. Ксения сразу стала для него только врачом. Этот врач говорил по-солдатски просто и ясно выкладывал такие подробности семейной жизни его сына, о которых он, отец, не посмел бы говорить. Черных, конечно, знал, что у Андрея с женой не все ладно, но вот, оказывается, это угроза для жизни сына! - Совсем недавно полковник Черных без разрешения командования провел одно рискованное испытание: катапультировался с учебного ракетоплана на высоте около пятидесяти километров. - Без разрешения командования? - обеспокоенно проговорил Черных. - На него мало похоже. - Боюсь, что еще многое, что и совсем на него не похоже, он способен совершить при том состоянии нервной системы, какое сейчас... Одним словом, все это может кончиться трагически. - Вероятно, жена может поговорить с Верой, и, конечно... - Сестру я беру на себя, - резко перебила она. - А вы не ответили мне: останусь ли я в части? Крепкая маленькая рука генерала сделала протестующее движение, на минуту застыла в воздухе и медленно, словно обессилев, опустилась на подлокотник кресла. - Я не могу вмешиваться в дела командования... - Это может стоить... - Так доложите командованию! - За спиной полковника Черных? - Бывают обстоятельства, когда... - начал было генерал и недоговорил, а Ксения сказала: - Именно это я и говорю: бывают обстоятельства... Генерал встал, не скрывая желания закончить беседу. - Хорошо, последнее, - сказала Ксения, глядя в сторону, - мы до сих пор не можем быть уверены, что при полетах на той высоте, какая является для Андрея Алексеевича повседневностью, космическая радиация не оказывает... вредного влияния... Черных прошелся по кабинету и остановился над Ксенией. - Чего вы хотите? - Не выпускать его из-под своего наблюдения. С этими словами она быстро встала и, не ожидая ответа, не прощаясь, пошла прочь. Походив несколько минут, генерал снял трубку одного из телефонов и набрал номер командующего ВВС. Но прежде чем диск аппарата, вращаясь, дошел до места, Черных торопливо нажал рычаг, чтобы разъединиться.

2

Выйдя от генерала, Ксения остановила первое попавшееся такси и поехала к сестре. Дверь отворила няня. - Дома? Старушка со вздохом махнула рукой. - И вот так, почитай, каждый день. - А Андрей Алексеевич? - Был, огорчился, уехал. - Ксения уловила в голосе няни подозрительную дрожь - вот-вот заплачет. - На Калужскую. - Послушай, нянь, - Ксения поглядела куда-то поверх ее головы. - Лялька тебе, конечно, ближе его... - Лялька, Лялька! - Но ты должна мне сказать: есть у нее что-нибудь такое?.. Одним словом, есть у нее кто-нибудь? - выговорила Ксения с решительностью, свидетельствовавшей о том, как это отвратительно ей самой. Няня отвернулась. - Ты что, доносчицу из меня сделать норовишь? - А ты замечала за мной склонность к сплетням? - Ксения подошла к старушке и обняла ее за плечи. Няня поднесла к глазам фартук. - Крутятся, крутятся вокруг. И как не крутиться?! Много ли таких красоток? А уж ежели тебе охота знать: виноватее этих наша сестра. Фик-фок на один бок - приятельницы, чтоб им пусто! Небось у каждой... Вот они-то, не приведи бог, и сбивают... Неужто Андрюша долго этак жить будет? Ксении не удалось закурить: зубы впивались в сигарету, прокусывали ее, табак лез в рот. Она отплевывалась, бросала сигарету, брала новую. Наконец, затянувшись, спросила: - А как он, по-твоему, "этак" живет? - Разве дело: я ведь все вижу. От выдержки, с какой Ксения вела себя у генерала, не было и следа. Словно весь запас ее энергии израсходовался на свидание в кабинете. - А Лялька нешто не баба? - понизив голос, шептала няня. - А когда Андрей дома бывает? В кои веки забежит и то днем. А на ночь остаться? По большим праздникам. - Служба такая. - Верочке не служба нужна, а муж. Ксения с удивлением посмотрела на старушку. - Да ты что, заодно со всей этой компанией: "раз живем"? - Так не так, а все-таки, - проворчала няня. - Небось ты-то сама не так жила.. Твой-то Иван дома спал, а не бог весть где! Ревность, мать моя, она ревность и есть. - Что за глупости ты говоришь? - Вот те и глупости! А из-за этих-то глупостей вместо жизни раскардаш. Еще не такое наживем. Вот заведется какой-никакой, которому баба нужней самолета, тогда увидишь. А как баба с рельсов, так все. - Вот и надо ее обратно на рельсы, - твердо проговорила Ксения. - Иначе... знаешь, чем это может кончиться? Как у нас с Иваном. Выговорила и отвернулась. - Уж там-то не твоя вина, - тихо проговорила старуха и несколько раз осыпала грудь мелкими крестиками. - На то испытатель. - Боже мой! - Ксения схватилась за голову. - Если бы тебе объяснить, каким собранным должен быть такой человек! Одна семейная сцена, и может случиться все что хочешь. - Жили вы ладно. - Чересчур даже ладно... Чересчур! - в отчаянии воскликнула Ксения. - В этом все дело. Няня оторвала руки Ксении, все крепче стискивавшие голову, и поцеловала ее. - Тебя послушать, таким бы и не жениться. - Нет, - Ксения грустно покачала головой, - жениться им непременно нужно. Только не на дурах. А женам объяснять надо, что такое жизнь с этими людьми. В прихожей стукнула дверь. Ксения умолкла на полуслове. Вошедшая Вера не заметила ее в темном углу столовой. Усталым голосом спросила няню: - А Андрей? - Был, да весь вышел, - проворчала старушка и отвернулась. Вера постояла молча и, словно забыв о своем вопросе, пошла прочь. На ходу усталым движением стала стягивать с себя жакет. Увидела сестру. - А, товарищ военврач! - В голосе Веры звучала нескрываемая насмешка. - Сядь. Надо поговорить... Вера швырнула жакет на стул и с размаху бросилась на диван. - На-до-е-ло! - Что? - Все! Надоело! Люди. Разговоры. Решительно все! Ксения слушала, глядя на кончик своей папиросы. А Вера все нервней выкрикивала: - Не желаю больше! Вот и все! С этим можешь и идти... Ксения покачала головой. - Нет, я хочу тебе скачать... - А я не хочу слушать! - Вера прижала ладони к ушам. - Если не изменишь образа жизни... Ксения запнулась, посмотрела сестре в глаза, делавшиеся все больше, все испуганней. - Уже наплели?! - зло выдохнула Вера. - А может, ты сама и старалась? - От тебя пахнет вином, - Ксения брезгливо отвернулась. - Ну и что? - Если ты не придешь в себя и не создашь здесь нормальную жизнь, Андрею грозит... - Перевод? Отставка?.. И слава богу! - Катастрофа! - На твой взгляд это катастрофа, а по мне, если станет бывать дома, не беда, а как раз... - Пойми, летать так, как летает он, требует всех сил, нервов, спокойствия, как нигде в других обстоятельствах. - О, еще бы! Уж ты-то знаешь... - сквозь стиснутые зубы пробормотала Вера. - Личный опыт! Даже в тени, отбрасываемой на Ксению глубоким колпаком лампы, было видно, как кровь отлила у нее от лица, как сжались губы и задрожали полуприкрытые веки. Несколько мгновений Вера смотрела на сестру исподлобья, потом порывисто бросилась к ней, обняла и прильнула сразу намокшим от слез лицом к ее плечу. - Испортишь блузку, - сухо проговорила Ксения, отстраняя голову сестры. - Ксюшик, милый, прости! Я же не хотела. Боже мой, какая я дура! Я не со зла... - Все у тебя теперь со зла. - Ксюшенька, миленькая, умоляю: не надо нотаций. Все знаю: я дрянь и еще раз дрянь. Только не надо нотаций. Я злая, отвратительная дура. Но почему, почему я такая? - все крепче прижимаясь к сестре, сквозь слезы бормотала Вера. - Кабы знать почему? Может быть, тогда... - Брось, - строго сказала Ксения. - Лучше возьми себя в руки. А если уж тебе для этого непременно нужно понять, почему ты такая, почему ты до сих пор осталась Лялькой, хотя эта детская кличка тебе уже давно не к лицу, я... - Что значит "давно не к лицу"? - отстранясь от сестры, спросила Вера. - То, что тебе не девятнадцать лет!.. - Ты хочешь сказать... - Оправляя волосы, Вера издали погляделась в зеркало, отвернула лицо и вынула из сумочки пудру. Уже совсем другим, капризным тоном сказала: - Если ты откроешь мне мою ошибку... - Не много ли, душенька, на себя берешь? Твоя ошибка в том, что ты вот такая, как есть. Разве ты виновата, что родилась на свет именно у этих родителей? - А ты не их дочь? - насмешливо спросила Вера. - Да, у нас разные родители. Вера выронила пудреницу и с ужасом уставилась на сестру. - Я дочь инженера, простого инженера из далекой Сибири, - спокойно продолжала Ксения. - А ты родилась в семье министра. Мне к Новому году дарили пару чулок, а ты девчонкой не представляла себе, как это так надеть чиненую пару. Чтобы стать врачом, я на грузовике уехала в чужой город. А тебя, сопливую девчонку, за три квартала возил в школу "ЗИС". Вот с этого и началось то, что ты до сих пор все Лялька. Будь жива мама, она, может быть, и сохранила бы тебя человеком. А отец тебя развратил... Не тебе поправлять глупости, которые он наделал из-за совершенно вывернутого, поставленного на голову представления о любви к тебе. - Ты... ты... - Вера захлебнулась негодованием. - Ты лопаешься от зависти! - К тебе? - Ксения вскинула брови. - К твоим цыплячьим мозгам, к твоим замашкам маменькиной дочки, великосветской девицы, да еще при вкусах кокотки средней руки? - Ну, знаешь!.. - Тебе не повезло даже в браке. - Не смей! - Ты вращалась среди таких же, как сама, недорослей: заграничные пластинки, костюмчики помодней. Понятно, когда на таком фоне ты увидела Андрея, он не мог не захватить твое воображение - умный, сильный Человек! Но в доме Черных ты снова очутилась в "своей" среде - машины, курорты, дачи, сразу после свадьбы эта квартира... - А тебе хотелось бы, чтобы мы ютились в одной комнатенке и я стирала пеленки? - Мерзко и глупо! - А то, что ты прилипла к Андрею, как пиявка, это, разумеется, умно! кричала Вера. - Мало там, на работе, его против меня настраиваешь, сюда пришла?! - Она истерически взвизгнула: - Не дам! Давно не хожу к его старикам. А вот теперь пойду, все скажу и зачем ты там с Андреем на одной работе, зачем сюда ходишь. Вера упала на диван и забилась в истерике. Ксения стояла, выпрямившись, прижав к груди стиснутые кулаки. Губы ее дрожали, и казалось, сама она вот-вот разрыдается. Но вбежала няня, и Ксения с презрением сказала: - Ничего ей не нужно. Отойдет. Андрею Алексеевичу не говори. - Обернулась к Вере: - Запомни, это я тебе говорю как врач: каждый твой уход неизвестно куда, каждая дурацкая сцена, твои нежности после истерик могут стоить ему жизни. Ксения быстро вышла и взялась уже за ручку выходной двери, когда за спиной у нее раздалось жалобное: - Ксюш! Постояв минуту в нерешительности, Ксения вернулась. - Ну? - Ксюшик, уж ты-то должна понимать какая у меня жизнь?! Днем ли, ночью, где бы я ни была: одна ли, с Андреем, даже на людях - о чем ином могу я думать, как только: "А вдруг!"? Господи, ты-то понимаешь... Ксения свела брови и отвернулась. С закрытыми глазами, едва слышно прошептала. - Понимаю. И прижала к себе голову плачущей сестры. - Ты же помнишь, как я полюбила свое дело, - торопливо бормотала Вера. Геология, геология! Ни о чем другом не хотела говорить, думать... Ведь то, чем ты меня попрекала, - все эти тряпки, портнихи, вся чепуха - это пришло потому, что, бросив работу, я должна была чем-то заткнуть черную дыру, которая так страшно глядит на меня: куда ни кинь, всюду оно. "А вдруг?!" - Не надо, будет... - прошептала Ксения. - Если бы я могла вот так себе сказать - будет! Села бы в самолет и с моим народом в тайгу, в сопки, в экспедицию... Но как же мне?.. Разве я могу его оставить? Хоть на день?.. А вдруг?!.. Ксюша, ты же сама говорила мне: быть женою летчика куда тяжелее, чем летчиком... Ведь это ты мне как-то сказала, когда я шла за Андрея: "Приглядись к женам летчиков, к тем, кто настоящие люди: почему у них не такие глаза, как у других женщин? Откуда этот беспокойный блеск? Кто бы они ни были: домашние хозяйки, матери своих детей, художницы, инженеры, врачи - если настоящие, - все не такие, как другие женщины. Куда ее денешь, эту мысль: "А вдруг?!" Ксюшенька, родненькая... Шесть лет с Андреем. Две тысячи ночей, и каждая вторая без сна, с мыслью: "А вдруг?!" Тысяча бессонных ночей. Кто это может? До геологии тут? - Ладно уж, - как могла сурово выговорила Ксения. Ей самой хотелось заплакать от всего, что накатилось из прошлого - такого чудно-сияющего и такого страшного, когда она тоже жила с мыслью. "А вдруг?!" Что ж, может быть, поэтому и она тогда, как теперь Вера, не знала удержу в ласках, торопилась дать их Ивану? Какие режимы, какие соображения разума существовали тогда для нее? И вот... Страшно подумать может быть, поэтому... Нет, нет! Не из-за нее! Любовь не может убивать... Не может! И, больно прикусив губу, сурово сказала: - И все-таки ты, Верок, должна взять себя в руки. Подумай о нем. - И, не веря сама тому, что говорит: - Может, тебе бы все же уехать в экспедицию, а? Вера закинула голову, оттолкнула сестру и, глядя блестящими от слез и гнева глазами, через силу выдавила из себя: - Ты... Ты... - Да, конечно, чепуха! - проговорила Ксения и, виновато опустив голову, торопливо вышла.