Александр Грин - Фанданго (сборник)

• Название: Фанданго (сборник)
• Автор: Александр Грин
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2002
• ISBN: 5-08-004019-X

Сборник известных романтических новелл А. Грина «о бурях, кораблях, любви, признанной и отвергнутой, о судьбе, о тайных путях души и смысле случая».

---

Александр Степанович Грин Фанданго Новеллы

1880–1932

Страна Александра Грина

Ассоль, Грэй, Битт-Бой, приносящий счастье, Гарвей, Бам-Гран, Фрези Грант – эти имена напоминают нам о стране, которую не найти ни на одной карте мира. В этой стране свои моря, свои проливы – пролив Кассет, пролив Бурь, Безумный пролив… Свои горы Ахуан-Скапа, Чистые Озера, свой Дикий Запад, рудники Западной Пирамиды, болота в «Округе Затонувшей Земли» и степь, в которой, как и в херсонских степях, стоит древний камень – Ленивая Матерь. Есть ущелье Калло, Аларгетская равнина, долина Поющих Деревьев… Есть поселки и города со звучными названиями: с мягким, ласкающим, как имя Ассоль, как плеск береговой волны, – Лисс, с разудалым, бойким, как восточный базар, – Зурбаган («город веселых шутников»), с очень таинственным, очень южным – Сан-Риоль и с маскарадным, как имя ярмарочного плясуна, клоуна, – Гель-Гью. А среди них имя, подобное толстой сварливой бабе, упершей руки в бока, – Каперна. В городах – улицы Чернослива, Полнолуния, площадь Светлый Шар, гостиницы «Унеси горе» и «Колючей подушки».

Яркая, праздничная страна, которую в 30-е годы критик К. Зелинский назвал «Гринландией», подобна огромному парковому лесу, расцвеченному китайскими фонариками и огненными гирляндами, с водопадами, гротами, заполнена маскарадной толпой и увеличена до размеров целого континента – какой-нибудь Южной Америки. Но здесь происходят истории, которые заставляют думать, а Грин совсем не простой писатель, как кажется на первый взгляд, и его творчество по-своему не менее сложно, чем проза Гоголя, Достоевского или Булгакова.

Создатель этой романтической страны – Александр Степанович Гриневский (Грин – его литературный псевдоним) родился 23 августа 1880 года в уездном городке Слободском Вятской губернии в семье сосланного участника Польского восстания против царизма. Годы детства и юности будущего писателя прошли в глухой провинциальной Вятке. В семье царили бедность и разлад. Александра унижали, попрекали за страстную любовь к чтению, за писание стихов, за тягу к романтическим приключениям.

Книги Жюля Верна, Стивенсона, морские рассказы Станюковича сыграли определенную роль в жизни писателя: с детства его манило море, он упорно мечтал о нем. Шестнадцати лет отправился в Одессу, долго не мог найти работы, голодал, спал в ночлежках, а когда с помощью добрых людей все-таки нашел место ученика за плату на транспортном судне «Платон», оказалось, что труд в море будничен и тяжел.

Но именно в этом плавании Грин увидел и запомнил порты Севастополя, Ялты, Батума, Феодосии, послужившие потом прообразами фантастических гаваней «Гринландии».

Затем Грин был маркировщиком, грузчиком, пекарем, переписчиком, банщиком, актером. Он часто терял работу, нищенствовал, и тогда его настигали голод, гибельное сознание своего одиночества в мире. Устав от неустроенности, Грин добровольно пошел в солдаты.

В 1902 году Грин сблизился с социалистами-революционерами, вступил в эсеровскую партию. Эта партия воспринималась тогда как наследница героической «Народной воли» с ее религиозным подвижничеством, мятежностью и жертвенностью.

Грин перешел на нелегальное положение, писал прокламации, шифровал письма. Его революционная биография вместила в себя и аресты, и попытки побега из тюрьмы, и ссылки.

Но уже к концу 1900-х годов Грин отошел от революции, от веры в действенность политических программ и социального реформаторства и начал всерьез писать.

Грин принадлежал к тому же поколению, что и Куприн и Бунин, эмигрировавшие из Советской России. Внешне сдержанный, чопорный, он отличался феноменальным неумением «устраиваться» в жизни. Критик Зелинский с недоумением и насмешкой писал, что Грин проявлял «инфантильную беззащитность», «сам открывая грудь всем упрекам и идя навстречу им». Не сумел писатель приспособиться и к новой, советской действительности. Ему не прощали «социальной пассивности», отказа от выполнения «социального заказа». Он подвергался непрерывным нападкам деятелей РАПП[1], упорно отказывался писать иначе. Уехал из столицы, жил «на отшибе», в Старом Крыму, новых друзей не приобрел и самозабвенно писал о Зурбагане, Лиссе…

Последние годы прошли в тяжелой бедности. Жена писателя обращалась к знакомым с просьбой помочь, прислать денег. Грин просил о пенсии, а затем просто о выдаче 200 рублей, но писательские организации молчали[2]. Осип Мандельштам звонил, хлопоча о Грине, секретарю Горького, но ничего не добился. Когда он сообщил тогдашнему председателю Литфонда о смерти Грина, тот ответил: «Умер? Хорошо сделал»[3].

Во второй половине 1930-х годов Грина перестали издавать. В середине 1940-х годов, в годы борьбы с космополитизмом, была пущена в ход легенда об «иностранце русской литературы», созданная еще в дореволюционные годы. О Грине постарались забыть.

Лишь в 1960-е годы, когда Грин был «открыт» массовым читателем, когда завоевал его, новое поколение исследователей заявило, что романтика его – не уход от жизни, а приход к ней – со всем очарованием веры в добро и красоту людей, что страна Грина имеет прямое отношение к революционной эпохе, герой которой – «праздничный, веселый, бесноватый, с марсианской жаждою творить» (Н. Тихонов) – сродни ее современникам.

Грин начал свой литературный путь как «бытовик», как автор очерков и рассказов бытового склада, отдав дань переполнявшим его жизненным впечатлениям. Наряду с прозой он писал лирические стихи, стихотворные фельетоны и даже басни. Но наибольшую известность получили его романтические новеллы, повести и романы.

Грин был не единственным художником своего времени, который заявил о своем праве свободно обращаться с материалом действительности. За подтверждением далеко ходить не надо – вспомните «Мистерию-буфф», «Клопа» и «Баню» В. Маяковского, «Аэлиту» А. Толстого, его же «Гиперболоид инженера Гарина», «Месс-Менд» М. Шагинян, «Республику Итль» Б. Лавренева, «Дьяволиаду», «Роковые яйца», «Собачье сердце» и рождавшийся в те же годы роман о Мастере М. Булгакова, «Мы» Евг. Замятина, великого провокатора «Хулио Хуренито» И. Эренбурга, странный мир «Зависти» Ю. Олеши, экзотику воровского дна, поднятого на поверхность рукой Леонова в «Воре», путешествия «усомнившегося Макара» в одноименном рассказе Платонова, фантастические рассказы и утопию А. Чаянова, дьявольскую приправу в рассказах В. Катаева («Сэр Генри и черт», «Железное кольцо»), В. Каверина («Бочка», «Большая игра»), Н. Огнева («Щи республики»), перепутанный с явью мир легенд и сказок в романах С. Клычкова…

А разве А. Серафимович в «Железном потоке», И. Бабель в «Конармии», Вс. Иванов в «Партизанских повестях», А. Малышкин в «Падении Даира», сохраняя в построении произведения видимое правдоподобие и следуя логике исторического события, не прибегают к особому методу видения, «всматривания» в предмет, к «обнажающему» анализу действительности? Жизнеподобие своего мира они взрывают изнутри: намеренно сдвигая пространственные, временные и психологические отношения, используя фантастику, гротеск, гиперболу.

Если Л. Леонову для такого анализа требуются экзотическая обстановка, созданная самой действительностью, – воровское дно, где можно увидеть человека «без орнаментума», если М. Булгаков в «Роковых яйцах» или «Собачьем сердце» предлагает неожиданное фантастическое условие, которое в конце концов и становится причиной самых невероятных приключений с обычными людьми, то Грин творит свой собственный мир, где возникают ситуации, которые не только не могли иметь место в действительности, но и не существовали до Грина ни в фольклоре, ни в литературе.

В этих ситуациях участвует множество героев. Прежде всего это любимые Грином охотники за «таинственным чудным оленем» – Несбывшимся, готовые добыть его хотя бы ценою жизни – Грэй («Алые паруса»), Гарвей («Бегущая по волнам»), Дюрок («Золотая цепь»), капитан Дюк («Корабли в Лиссе») и близкие им Даниэль Хортон, Нэд, Рэг, Ральф, Стиль – молодые люди, немногословные, грубоватые, «с тяжелой челюстью», но «с возвышенным челом», отшельники, испытывающие свою «идею» в непроходимых джунглях, в зачумленном городе, на необитаемых плоскогорьях, на морских просторах. Два других ряда персонажей представляют собой, условно говоря, варианты основного типа. «Веселые нищие», родные братья Диделя и Уленшпигеля – Билль Железный Крючок, Костлявая Нога, Горький Сироп, матерый морской волк, страшила и добряк дядюшка Гро, штурман «Четырех ветров» – в их изображении преобладают добродушно-комические, а подчас и трагикомические («Комендант порта») интонации. Судьбы же и характеры героев новелл «Канат», «Серый автомобиль», «Безногий», «Крысолов», «Убийство в Кунст-Фише», «Фанданго» – близких ряду Гарвея – Грэя, но раненных «придирками момента», склонных к болезненному самоанализу, – окрашены трагически.