Саманта Хант - Изобретая все на свете

• Название: Изобретая все на свете
• Автор: Саманта Хант
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-063118-6, 978-5-271-32869-5

1943 год. Изобретатель Никола Тесла ни с кем не общается и коротает дни в роскошном отеле «Нью-Йоркер». Но знакомство с Луизой Дьюэлл неожиданно изменяет все и оказывается первым звеном в цепи удивительных событий… Именно Луизе предстоит стать самым близким другом Теслы — гения, которого современники считали не просто ученым, но почти волшебником. Именно ей он поверит множество тайн, узнать которые мечтают многие!

---

Но банкет в мою честь. Тщеславие лишило меня силы к сопротивлению.

Сэм приходит первым. Я не слышу, как он беззвучно подходит ко мне сзади. Я гадаю, какие блюда закажут мои телеавтоматы, и потому вздрагиваю, когда Сэм склоняется к моему уху, царапая шею жесткими как проволока волосками кустистых бровей и усов.

— Нико, — шепчет он с полной серьезностью, словно сообщает дурное известие. — Это говорит Бог. — Ухо теплеет от его дыхания. — Я слышал, ты хочешь украсть мою работу?

— Привет, старый друг!

На самом деле мы знакомы всего пять лет, но счет лет мало значит для меня. Высшие силы веками готовили нашу с Сэмом встречу. Впервые я наткнулся на его книгу в четырнадцать лет. А он немедленно, едва увидев чертежи и рисунки, признал важность многофазной системы переменного тока. Мы сошлись и с тех пор не расходились. Как если бы знали друг друга целую вечность. Старый друг.

— Буду весьма благодарен, если ты воздержишься от упоминаний о моем преклонном возрасте, — говорит он.

Я встаю, чтобы поздороваться с ним. Мы составляем странную пару. Он макушкой как раз достает мне до плеча. Где у него складочки, у меня впадины. Что у него светлое, то у меня темное.

Сэм устраивается в кресле, предназначенном Катарине Джонсон.

— Виски? — предлагаю я.

— Да, пожалуй. Да. Воздержание — такая отличная штука, что я решил воздерживаться от самого воздержания.

Я наливаю ему. Сэм в городе по делам, его жена и семья остались в Европе. Он на прошлой неделе не раз заглядывал ко мне в лабораторию, но я рад на минуту заполучить его в полное свое распоряжение.

— Я пришел пораньше, чтобы с тобой поболтать, — говорит он.

На самом деле он опоздал на десять минут. Официант ставит между нами накрытую крышкой тарелку и, помедлив долю секунды, снимает крышку, открывая взгляду подогретые, фаршированные сыром стилтон фиги в ветчинных трубочках.

— Бе-екон! — орет Сэм. — Бекон. Бекон, бекон, бекон! Да с беконом и ангел сойдет за деликатес! — Он забрасывает одну фигу в рот, и официант исчезает. Сэм облизывает жирные пальцы. — Ах ты, бедняга. Ты мне снился прошлой ночью. Понятия не имею, что сей сон значит, но ты в нем был, так что, может, ты объяснишь?

— Извини, не сумею.

Он игнорирует мою попытку сострить.

— Мне снилось, что я в постели. Опять на Миссури, только эта версия Миссури была развернута на пятнадцать градусов, как в калейдоскопе. С ночным колпаком на голове, завернут в одеяло, под подушкой — томик ужасной Джейн Остен, как будто один из ее жутких романов навеял на меня кошмар. Я даже слышал собственный храп. А ты сидел, преспокойно поглаживая подбородок, будто котенка ласкал. Ты разглаживал складки на брюках и ждал. «Нико», — сказал я, внезапно проснувшись, чтобы спросить тебя, но, едва проснувшись, я забыл, о чем хотел спросить. Ты, увидев, что я не сплю, сразу кивнул в сторону, словно хотел мне что-то сказать, предупредить о затаившейся в углу опасности. Глазами ты указывал на дверь. Ты так сжал губы, что все звуки в мире как будто скрылись за этими губами, и во сне стояла тишина. Вакуум. Я понятия не имел, что там за дверью, и все-таки на лбу у меня выступил холодный пот. Ты двинулся к двери, и когда я понял, что ты тоже боишься, страх набросился на меня, как приближающийся поезд, с каждым мигом набирая силу и мощь. Мой страх заполнил собой комнату. Голова у меня кружилась и гудела. Не было ничего, кроме страха, кроме вопля в ушах. Я держался изо всех сил. Дребезжали дверные петли, дверь готова была сорваться с петель, и в тот миг, когда я понял, что больше не выдержу, страх прошел сквозь меня, прямо как поезд, вывернув наизнанку, ничего от меня не оставив, и потом пропал сам. Понемногу я пришел в себя. В комнате ничего не изменилось. Ты сидел, разглядывая ногти на руке. Я, разбитый, лежал в постели. Я трясся от ужаса и тут снова обратил внимание на тишину. Я моргнул, пошевелил пальцами, задышал понемногу. Прошла целая вечность, пока ты заговорил, сначала откашлявшись. «Сон не существует», — сказал ты, вставая. Ты вышел через ту самую дверь, которая минуту назад, казалось, отгораживала меня от смерти. Ты уже стоял одной ногой снаружи, но все же еще раз обернулся ко мне. «Сон не существует, Сэм». Дверь за тобой закрылась, и я проснулся. Так как же это понимать? — спрашивает Сэм.

— Ну, надо полагать, я хотел сказать, что сна не существует, Сэм, — шутя, отвечаю я.

Он не смеется.

— Да… — Он разглядывает скатерть, сжимает кулаки. — Я этого и боялся. — Лицо у него дергается, он кладет кулак на скатерть, морщит лоб. — Но, Нико, если сна нет, значит, невозможно…

— Приветствую вас! — хрипловатый голос с шотландским акцентом проносится над головами пирующих у Дельмонико.

Мы оборачиваемся. Джон Мюир машет руками над головой и широко улыбается из зарослей белой бороды.

Однажды, когда я представлял Джона компании инженеров как натуралиста и писателя, он меня поправил, сказав, что на самом деле он «поэт-бродяга-геолог-ботаник и орнито-натуралист!» [14]На самом деле он еще и фермер, и овчар, и изобретатель, и исследователь, и отличный собеседник. Незаурядный человек. Я счастлив его видеть. Сэм улыбается ему, но в его глазах еще проглядывает беспокойство. Пока мы обмениваемся приветами, остальная компания ручейками стекается следом за Джоном и поднимает большой шум. Примадонна мадам Милка Тернина. Киплинги. Мэрион Кроуфорд. Игнацы Ян Падеревский и молодой красавец-офицер Ричмонд Пирсон Хобсон, недавно закончивший военно-морскую академию. Я любуюсь, как он входит в сиянии юности.

— Мне лучше найти свое место, — наклонившись ко мне, говорит Сэм.

Остальные уже расселись.

— Сперва скажи, что невозможно? — останавливаю я его.

— М-м?

— Ты не договорил. Если сна не существует, то что невозможно?

— О, видеть сны, только и всего.

Я минуту сижу с этой мыслью, уставившись в никуда. Хобсон, герой в мундире, щупает край льняной салфетки. Мадам Тернина, сидящая рядом с ним, смеется какой-то его шутке. Мэрион улыбается мне через стол, и я сознаю, какая страшная опасность мне грозит. Все солонки и перечницы на местах. Все свечи зажжены. Все так, как надо, каждый из них, как и следует быть, полон жизни, полон нераскрытых тайн. Сегодня вечером я могу влюбиться в каждого из них. Я готов любить весь этот блистательный мир.

Сэм еще рядом, но собирается отойти к своему месту.

— Погоди, — говорю я. — По-моему, ты ошибаешься. Сказать, что сна не существует, это все равно, что сказать, что все есть сон. Разве не так? И каждый видит сны. Удивительное случается все время, даже когда мы бодрствуем. Я хотел только сказать тебе, если в твоем сне в самом деле был я, что существует всего один мир. Этот мир. Сон — это реальность. Обыкновенное чудесно. Чудесное обыкновенно.

Теперь уже Сэм застывает на месте. Он как раз поправлял воротничок и замирает с приподнятой рукой.

— Ты в самом деле так думаешь?

Я берусь рукой за подбородок, поднимаю глаза к потолку.

— Уверен, — говорю я ему. — Уверен.

Он с облегчением улыбается.

— Никогда так об этом не думал. — И, воистину воспрянув духом, негромко запевает что-то про «мужчину моих снов», обходит стол и находит место рядом с Мюиром, унося с собой мою мысль.

Пожар в мороз. Точно.

Кругом заводят разговоры. Думаю, говорят обо мне. Кто-то упоминает магниты. Кто-то — многофазную систему переменного тока, но сам я отсутствую, пока за моей спиной не возникает Мартин. Он разбивает чары.

— Мистер Тесла, позвольте представить вам миссис Катарину Джонсон и мистера Роберта Андервуда Джонсона. Роберт — поэт и редактор «Сэнчури мэгэзин». Катарина его жена.

Мартин возвращается к обедающим. Я оборачиваюсь будто навстречу буре. Дверь на балкон широко распахивается.

Сначала Роберт: узкая бородка на серьезном лице, грустные глаза прячутся за круглыми стеклами в проволочной оправе, на энергичном лице — широкий нос. Его черты — сплав американского производства.

Далее Катарина: задорный дух, но она мягче, чем он. Ее свет труднее заметить. Кроме глаз. Их легко принять за северный остров, омываемый океаном. Блеск. Лед. Далекая буря. Красота.

Приход Джонсонов мгновенно увлекает меня. Я — камень, выхваченный с речного дна. Катарина занимает оставленное Сэмом место справа от меня, Роберт садится слева. Я чувствую их запах. Смятая трава. Холодный гранит.

— Миссис и мистер Джонсон, — говорю я, обернувшись к ней, — мы говорили о магнитах.

Действительно, магниты. Я не из тех, у кого много друзей, но сейчас я чувствую, как будто с двух сторон у меня торчат магниты и притягивают меня к этим людям, словно вместо сердца у меня сердечник, обвитый медной проволокой. Я подкрепляюсь глотком виски. Я не очень-то могу позволить себе чувствовать к людям что-либо, кроме любопытства. Образ жизни не позволяет. Есть, конечно, исключения, вроде Сэма, но они редки. И все-таки сердце у меня от волнения бьется вдвое чаще. Я не знаю, что делать дальше. Я допиваю виски и заказываю новую порцию.