Виктория Бабенко-Вудбери - Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

• Название: Обратно к врагам: Автобиографическая повесть
• Автор: Виктория Бабенко-Вудбери
• Издательство: КМ Академія
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 966-518-188-2

Автобиографическая повесть. Судьба героини, история ее семьи, вплетенная в историю страны 20­-40-х годов XX столетия, не оставит равнодушным читателя любого возраста.

Детство и довоенная юность Виктории Бабенко-Вудбери прошли в советской Украине. Все издержки сталинского режима семья Бабенко испытала на себе.

В годы фашистской оккупации Виктория, как и тысячи ее ровесников, была вывезена на работы в Германию.

Пройдя через ужасы рабства, побег, мытарства возвращения домой, она вновь решилась на разлуку с родными, смертельный риск обратного пути на Запад, на уничижительное отношение родины к людям, брошенным ею же на милость врага.

Эта книга — дань любви Украине, пронесенной автором через годы и расстояния, вклад в историческую память украинцев.

Книга рассчитана на самый широкий читательский круг.

---

Мне нравились занятия в нашей школе. После уроков я часто оставалась для участия в кружках самодеятельности — танцы, театр, гимнастика. Однажды отец спросил меня:

— Ты бы хотела посещать балетную школу?

— Я и так занимаюсь в школьном балете, — ответила я.

— Нет, настоящую балетную школу, — сказал он. — Городские власти решили создать балетную школу. Для этого выписана настоящая балерина из Москвы, чтобы преподавать. Не каждый может поступить туда. Но если ты хочешь, я тебя запишу.

— Ну хорошо, запиши.

Так через пару недель я стала учиться в настоящем балете. Теперь нас учила профессиональная балерина из московского Большого театра. Но преподавание в балете мне сначала совсем не понравилось. Первые два месяца мы ничего не делали, кроме разных упражнений и ходьбы.

— Ходить! — стонали мы, — как будто мы не можем ходить!

О том, что надо знать, как ходить и как стоять, прежде чем танцевать, мы, конечно, не имели ни малейшего понятия. Эта подготовка занимала большую часть времени, и только после двух месяцев мы начали изучать некоторые танцы.

Наш балет состоял из двух групп. В балете были, главным образом, дети партийных и высших служащих города. Хотя мой отец не был в партии и не принадлежал к высшим руководителям города, по своей работе он часто имел с ними разные дела, и его знали, как хорошего специалиста, поэтому он мог пользоваться некоторыми привилегиями. Этому также содействовало его чисто пролетарское происхождение и отличия во время войны.

В каждой группе выстроены мы были по росту: самая высокая девушка шла в начале. В первой группе примой была Алла, красавица, дочь местного видного партийца. Во второй группе первенство вела Маня, дочь заведующего универмагом. Я, как самая маленькая, плелась в хвосте. С Маней мы подружились. Когда группа танцевала в обратную сторону, то первой бывала я. Я не только была маленькой, но ко всему и довольно некрасивой: красноволосая, с веснушчатым лицом. Моя худоба и все остальное никак не подходили к обществу этих красивых девушек. Даже дома, когда я кому-нибудь надоедала, меня называли «рыжая команда». А на улице, когда я проходила мимо ватаги ребят, они кричали мне вослед:

— Рыжий красного спросил: чем ты бороду красил?

— Я ни краской, ни замазкой, я на солнышке лежал…

Иногда мне было обидно. Но вопреки всему я решила стать успешной танцовщицей. Порой мне даже казалось, что балерина поставила меня в самый хвост именно потому, что я была некрасивой. «Чтоб меня не видно было» — думала я. Мне же хотелось доказать, что и некрасивые девушки могут хорошо танцевать. Поэтому я начала особенно тщательно упражняться.

Через полгода наша балерина, как мы все ее называли, обратила на меня внимание. Она заметила, что я легче всех могла делать самые трудные упражнения и па, и часто ставила меня в пример другим. Затем она объявила, что группу теперь будет вести самая маленькая. Не знаю, что мне помогло выделиться, мое упорство в занятиях или моя «беспутность», как говаривала иногда бабушка Мария. Она имела в виду то, что я «гоняю» по двору, лажу на деревья или целыми днями пропадаю на Днепре без еды.

А через год занятий наша руководительница решила выпустить нас на сцену городского театра, чтобы таким образом показать городскому совету и всем жителям результаты ею созданного балета. Выбраны были два танца, русский и африканский. Наше выступление назначалось после представления маленькой пьесы, которая ставилась однажды вечером в местном театре.

Костюмы должен был готовить каждый сам. Для их изготовления или покупки балет не имел средств. Город оплачивал только балерину. Она объяснила нам как делать костюмы, и несколько недель до начала выступления все занимались шитьем. Для африканского танца костюм был прост, материи не надо было много. Но для русского боярского танца нужна была красивая парча и разные блестящие украшения. У нас ничего не было. В магазине кое-что было, но дорого. Пришлось звать на помощь бабушку Марфу из Запорожья. Она прислала некоторые свои «старомодные» юбки и блузки, из которых мама пошила мне роскошный костюм.

Наконец настал долгожданный день нашего первого выступления. Зал был переполнен. В первых рядах сидели, конечно, большие шишки города, а дальше — зрители. Среди них, где-то в середине зала, были и мои родители. В маленькой комнате за кулисами мы переодевались. Наша балерина нервничала. Она бегала от группы к группе и говорила:

— Если представление удастся, то школа получит деньги, на которые мы сможем купить костюмы для наших дальнейших выступлений.

Как раз перед выходом на сцену я вдруг почувствовала, как у меня дрожат колени. Я не могла их удержать. Но грянула музыка, и я впереди группы выскочила на сцену. И вдруг все преобразилось: не было больше дрожания колен; музыка, танец, зал, люди, — все слилось в одну чудесную мелодию. Я ничего не видела вокруг, только двигалась как очарованная в такт музыке. Я не помню, как мы опять очутились за кулисами. Гром аплодисментов отрезвил меня. Они не прекращались, и нам пришлось повторить африканский танец. Тогда наша балерина схватила меня за руку и вывела на сцену обе группы. А зрители все хлопали и хлопали. Лицо нашей балерины сияло. А дома мои родители не скрывали своей гордости:

— Ну, рыженькая, ты довольна? — говорил отец.

Я, конечно, была довольна.

Но работа в балете продолжалась еще упорнее. Теперь мы давали представление каждые два месяца. А после двух лет занятий — так говорила наша балерина — каждый из нас имеет право сдавать экзамены в высшую балетную школу, в Киеве или в Москве. Я не знаю, кто из нас поступил учиться дальше. Через два года мои родители опять переехали в другое место, куда отец был направлен на работу. А много-много лет спустя я прочла фамилию Мани в одной иностранной газете. Она принадлежала к труппе балета, который давал гастроли в Лондоне. Во время нашего пребывания в Никополе Маня и я тесно дружили. Благодаря этой дружбе наша семья не раз была снабжена нужными вещами. Так как Манин отец был заведующим универмагом, мы могли кое-что купить «по блату».

— Завтра будут продавать галоши, — шепнула мне однажды в школе на переменке Маня. — Если вам нужны, приходи после обеда к нам. «К нам» значило в универмаг, который по этому поводу был закрыт до после обеда — продавщицы сортировали галоши. Я, конечно, сообщила эту новость дома и, получив деньги, отправилась сейчас же к Мане. Через задний ход мы вошли в отдел обуви. В этот важный день даже отец Мани был там. Она подошла к нему и, указывая глазами на меня, начала ему на ухо что-то говорить. После этого нам было отложено четыре пары галош разных размеров. А на дворе, еще до открытия магазина, собралась огромная толпа людей. Когда магазин открыли, эта толпа так рванулась внутрь, что все прилавки затрещали и отодвинулись к стенам. Продавщицы испугались — их чуть не раздавили — и убежали внутрь магазина в другие комнаты. Отец Мани вызвал милицию. Только после ее прихода был более или менее установлен порядок: прилавки отодвинули на место и в магазин начали впускать только по нескольку человек. Чтобы всех лучше видеть, продавщицы стали на прилавки, а Маня и я подавали им нужные размеры. Целый лес рук, толстых и тонких, смуглых и белых, протянулся им навстречу. Продажа была окончена через два часа. Но далеко не все получили галоши. Люди расходились ругаясь.

В последний год нашего пребывания в Никополе мое посещение школы прекратилось еще за несколько месяцев до начала каникул. Нам объявили, что школа должна закрыться для ремонта. Это всех удивило. Ведь школа была совершенно новой. Ее выстроили всего пару лет тому назад. Какой мог быть ремонт? Дома, когда мы сообщили эту новость за обедом, отец иронически сказал:

— Ну, конечно. Нужен ремонт. Школа построена врагами Советского Союза: ведь здание представляет собой фашистский знак. Это очень заметно, если смотреть из самолета. Ее строили под руководством немецких архитекторов. Теперь весь строительный комитет арестован. После этого мне не раз приходилось слышать вечерами, как наш сосед-редактор злорадствовал по этому поводу:

— Посередине города — фашистский знак! Так им и надо! Наши дураки и не замечали, какие чертежи им подсовывали друзья-немцы.

Начался «ремонт». Часть школьного здания снесли, а другие части начали перестраивать. Мне очень жаль было этой школы. Жаль, что раньше времени прекратились занятия. Жаль, что больше нельзя ходить в красивые, большие залы школы, где, кроме занятий, можно было смотреть фильмы, играть в разные игры, заниматься в кружках самодеятельности, сидеть в тихой и уютной библиотеке. Школа представляла собой особый маленький городок. А после, в новую перестроенную школу мне уже ходить не пришлось. Отца направили работать в другой район, и мы опять пустились в путь.