Аня Чеблакова - Смерть волкам

• Название: Смерть волкам
• Автор: Аня Чеблакова
• Жанр: Фэнтези

---

- Спасибо! - с облегчением откликнулся Тальнар и заторопился в конец коридора.

Вскоре он пришёл в прямоугольную пещеру явно того же происхождения, что и коридор - то есть созданную руками трудолюбивых мерканийцев, умерших века назад. Здесь в одном углу тоже горела жировая плошка, источавшая слабый специфический запах, который, впрочем, не мог перебить "аромат" храпящих повсюду оборотней. Только сейчас Тальнар понял, как он устал. Ноги у него гудели от долгого пути по горам и блужданья по коридорам, а голова кружилась от дыма. Пройдя немного вперёд, он повалился на кучу тряпья рядом с кем-то другим, потным, горячим и оглушительно храпящим, и тут же провалился в тяжёлый сон.

Спустя некоторое время он, однако, проснулся от странного ощущения, будто на него кто-то смотрит. Резко поднявшись, он замер от удивления и неожиданности.

Перед ним сидела на коленях девушка лет восемнадцати-девятнадцати. Её платье было настолько грязно, что сложно было определить его цвет, но пушистые светлые волосы и кожа были довольно чистыми. Лицо у девицы было худое, а верхняя губа - раздвоенной, и из-под неё выглядывали два остреньких передних зуба.

- Привет, - робко сказала она. - Ты новенький, да?

- Ага, привет, - ответил Тальнар ещё хриплым ото сна голосом и начал протирать пальцами глаза.

- Я тебя видела сегодня в зале, - сказала девушка, застенчиво глядя на него. - Ты очень красивый.

- Спасибо, - вяло проговорил Тальнар, подумав о том, что сейчас он может сойти за красавца только с очень большой натяжкой.

- Как тебя зовут? - спросила девушка.

- Тальнар.

- Тальна-а-ар? - с придыханием протянула девица, причмокнув губами, как будто ей в рот положили сладкую конфетку. - Какое у тебя красивое имя... А меня зовут Заячья Губа.

- Так и зовут? - неприязненно переспросил Тальнар. Узкий лоб девушки пересекли несколько складок.

- Ты знаешь, я совсем не помню, как меня раньше звали, - задумчиво сказала она, дёрнув худыми плечиками, - но это ведь и не важно.

- Л-ладно, - зевнул Тальнар. - Эээ... ну не могу я тебя так называть... ты чего-то хотела? Я что, лежу на твоём месте? - Он беспомощно оглянулся, ища, куда можно перейти, но все "постели" из накиданных в кучу тряпок и сена были заняты - он мог бы прилечь только на холодный голый пол. Тут он снова наткнулся глазами на Заячью Губу. Её глаза смотрели на него с каким-то не вполне понятным выражением, и он со всё растущим смущением заметил, что глаза эти светлые-светлые, почти прозрачные.

- Что?.. - еле слышно спросил он, и прерывисто вздохнул, когда её горячая ладошка легла на его живот, гладя его через рубашку.

- Ты когда-нибудь был с женщиной? - спросила Заячья Губа и, не дожидаясь ответа, провела другой рукой по волосам Тальнара. - Ты такой красивый... Хочешь, я сделаю тебе хорошо? Я много чего умею делать.

Тальнар вздрогнул от отвращения. Эта уродливая, грязная девица предлагала ему себя, как проститутка... хотя, почему "как"? Судя по всему, Заячья Губа именно этот статус и занимала здесь.

- Нет, - пробормотал Тальнар. Девушка широко улыбнулась, и стала от этого ещё уродливее.

- Знаешь, обычно я беру от мужчин что-нибудь взамен, - бесхитростно сообщила она, не переставая гладить его по груди и животу. - Например, дрова. Зимой в пещерах иногда бывает очень холодно, и тогда вождь разрешает разводить костры не только в общем зале, но и в комнатах. А однажды один человек, не помню, как его звали, он умер - так вот, он подарил мне бусики. - Заячья Губа провела кончиками пальцев по зелёным облупившимся бусинам на её шее. - Но ты знаешь, если у тебя ничего нет, я всё сделаю просто так. Ты такой красивый, ты мне очень нравишься.

И прежде чем Тальнар успел что-то сказать, она положила свою грязную тёплую ладошку ему на щёку и притянула его лицо к своим губам. Он испугался, попытался оттолкнуть её от себя - на ум пришли всякие страшилки о сифилисе и других болячках - но Заячья Губа прошептала ему на ухо:

- Ну пожалуйста... я ничем не болею, честно... - и рука, поглаживавшая ему живот, скользнула ниже. Тальнар вздохнул, прикусил губу. Он снова попытался (уже не так настойчиво) отстранить Заячью Губу от себя, но она нежно целовала его губы, щёки, подбородок, ласкала его своими худенькими руками. Не выдержав, Тальнар сам начал крепко обнимать её, скользить ладонями по её худому телу, прощупывавшемуся под платьем. Она на миг высвободилась из его объятий, ужом выскользнула из своего грязного платья и быстро легла рядом с Тальнаром, натянув на себя и него заштопанное одеяло.

- Холодно же, - пояснила она, прижимаясь к нему. Потом она вновь поцеловала его, горячо и нежно, и он шумно вздохнул, когда её грудь прижалась к его груди.

3

Потянулись ясные, прохладные зимние дни. Мало-помалу Тальнар привыкал к жизни в подземном городе, хотя разбираться в его бесконечных и запутанных коридорах научился далеко не скоро. Впрочем, память у него была хорошая и вскоре он выстроил у себя в голове примерный план города.

В четырёх из восьми стен вестибюля находились такие же арки, как и та, что вела сюда; от них начинался путь в жилые помещения. Это были маленькие и большие комнаты, соединённые сложной сетью тоннелей, переулков, ходов, иногда - просто лазов, вырубленных в стенах. Оборотни занимали лишь малую толику некогда большого города. Самая лучшая комната, конечно, принадлежала Кривому Когтю. Там находилось удивительное сокровище, найденное в пещере: оставшийся, очевидно, ещё со времён Меркании большой камень-опал, светящийся голубым светом. Остальные оборотни жили гораздо кучнее: впятером или вшестером в одной комнате. Был также и лазарет, куда на время переселяли больных и раненых.

В восьмиугольном вестибюле происходили самые важные события. Здесь было восемь колонн, у подножий которых на очагах готовили пищу (разводить костры снаружи было строжайше запрещено, ведь дым там, где никто не селился, мог привлечь ненужное внимание). Здесь проходили собрания. Здесь наказывали и награждали. Здесь, наконец, оборотни проводили каждое полнолуние. В эти ночи Кривой Коготь забирался на тот же большой квадратный пьедестал, на котором он выступал с речами в другие дни, и в обличье волка следил за своими подопечными

Амбициям Кривого Когтя можно было только позавидовать. Горькое, несчастливое детство, безрадостная и голодная юность, ненависть и страх окружающих только усугубили его природную злобу. С юных лет он мечтал жить так, чтобы ни от кого не зависеть и ни в чём не нуждаться. Кривой Коготь слабо умел читать, а писал только печатными буквами и с частыми ошибками, но он был дьявольски умён, хитёр, силён как дикий зверь, отчаянно храбр и вдобавок к этому обладал недюжинной наглостью. Большего, как он считал, для исполнения его мечты и не требовалось. А мечтой его было ни много ни мало захватить власть в Бернии. На первый взгляд это казалось совершенным безумием, но Кривой Коготь в придачу ко всем своим достоинствам имел способность, которой больше не было ни у одного оборотня в его стае. Он превращался легко и быстро, без боли, и, превратившись, полностью контролировал себя. Вдобавок огромной силой своей воли он управлял другими волками. По одному его велению эта орда могла вырваться наружу и пронестись, подобно вихрю, по горам вниз, в степь, где посреди пыльных пространств спали маленькие городки. Именно сейчас это ему было не надо; пока он просто не давал им истреблять друг друга. Нужно было затаиться, уйти в тень. Усыпить бдительность егерей, которых взбудоражило исчезновение проклятого Лантадика. Накопить сил, обращать потихоньку потерявшихся и отбившихся от дома, распространить оборотней по всей Бернии, и вот тогда - только тогда! - ударить. Он знал, что удар будет сокрушительным. Четыре раза за последние полвека сотрясали старушку Бернию одна гражданская война за другой; страна стонала, дрожала, но выстаивала раз за разом. Она и теперь ещё цела, но ослаблена, лежит в разрухе, из которой вряд ли скоро выберется. Как раз сейчас и нужно напасть.

Конечно, очень немногие знали этот план до конца. Это были Морика, Щен, Барен, ещё некоторые другие. Но в то же время Кривой Коготь поведал кое-что и простым членам его стаи. Спору нет, оратор он был великолепный, и к тому же умел так чувствовать настроение стаи, что всегда знал, что и когда говорить. И потому яд, который он вводил в измученные души, был так действен и распространялся так быстро.

Он говорил без устали о злобе и ненависти, которые питают люди к тем, кто отличен от них, об ужасах ликантрозориев, о смерти без пощады и без промедления, которой люди подвергнут любого оборотня, какого сумеют поймать. О том, что нападение - лучшая защита, а, значит, надо напасть, и тогда люди заплатят за всё. Он призывал кусать, обращать, убивать, наводнить всю страну, весь материк, весь мир оборотнями, и вот тогда настанет царство справедливости. Нет, он никогда не говорил об оборотнях как об отверженных. В его речах вервольфы представали всегда униженными, но достойными господства. Слушая его речи, Тальнар не раз ловил себя на мысли, что к его ненависти примешивается толика восхищения. Одну из речей Когтя он запомнил надолго - наверное, потому, что в этом выступлении Коготь впервые заговорил о чём-то вроде вознаграждения.