Эдуард Зорин - Большое Гнездо

• Название: Большое Гнездо
• Автор: Эдуард Зорин
• Издательство: «ЭКСМО»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-85585-050-1

«Большое Гнездо» — третья книга из задуманной автором тетралогии о владимирском князе Всеволоде Большое Гнездо, о Руси конца XII века и насущной потребности того времени в объединении обособленных княжеств, в прекращении междоусобиц накануне татаро-монгольского нашествия.

В первых двух книгах («Богатырское поле» и «Огненное порубежье») повествуется о том, как Всеволод, проводивший объединительную политику, подчинил себе Ростов Великий и Киев, в третьей книге рассказывается, как он сумел покорить Великий Новгород — победил боярскую вольницу.

---

— Да как же ты Веселицыну избу разыскал?

— Добрые люди подсказали.

— Мне он повстречался, — подала помягчавший голос Степанида. — Вижу, скачет парень сам не свой, конь в мыле. А наши-то только что в лес подались. Ну и напугалась я — уж не беда ли с кем стряслась?.. Хоть и дурак у меня мужик, а все жаль. Все сердце-то об нем болит… Ну, я ентово паренька и остановила. То да се — выспросила да к Малке и проводила…

— Ай да баба! — воскликнул Ошаня. — Нешто не врешь? Нешто и впрямь тебе меня жаль?

— Да как же такого беспутного не жалеть? — засмеялась Степанида.

Ошаня хрюкнул от удовольствия и потянулся к ее губам.

— Ишь ты! — оттолкнула его от себя Степанида. — Сиди, где посадили, и озоровать не смей.

Размякшие гости разноголосо подначивали Ошаню:

— Ты, Ошаня, не робей!

— Эк разошлась твоя баба!

— Со Степанидой управиться — не лодию срубить!..

Счастливо блестя глазами, Веселица отозвал Малку в сторону, велел нацедить меду.

— Да за пленником нашим пригляди, что сидит в погребе. Горбушечку сунь ему, водицы…

— Может, медку подать?

— Можно и медку. Только дверь-от не отпирай, шибко злой он…

— Ой! — вскрикнула Малка.

— Да не бойсь ты, не бойсь, — успокоил ее Веселица. — Погодь, дай-ко я сам схожу.

На дворе — тьма. Кони, пофыркивая, сбились в кучу. Черное небо густо усыпано звездами, над частоколом узеньким серпиком повис молодой месяц.

Веселица бросил коням охапку недавно накошенной травы, осторожно нащупывая ногами ступеньки, спустился в погреб. В погребе было холодно и сухо. За досками в щелях попискивали мыши, затхло пахло землей и душисто — медом. Нацедив полное ведерко, Веселица выставил его наверх, подтянувшись, выпрыгнул сам. Зачерпнув ковшик меда, подошел к дверце, прислушался: Вобей не спал, ворочался на соломе.

— Эй ты, — позвал Веселица.

— Чего тебе? — не сразу откликнулся Вобей.

— На вот, проголодался, поди…

Веселица вынул из-за пазухи хлеб, просунул в щелку. Пролез под дверью и ковшик с медом. Вобей жевал, чавкая, громко хлебал мед.

Веселица посидел перед дверью на корточках. Не дождавшись ковшика, встал, чтобы уйти.

— Погоди, — сглотнув, сказал Вобей за дверью. — Слышь-ко?

— Ну?

— Ты того… Ты меня посаднику не отдавай.

— Чегой-то?

— Не пощадит меня посадник. Сымет голову, ей-ей…

Вобей помолчал, что-то долго соображая. Веселица снова собрался уходить.

— Стой! — приник к доскам Вобей. Дышал неглубоко и часто. — Ты бы меня отпустил; слышь-ко. Тебе-то какая от моей смерти польга?.. Скажешь, сам, мол, утек. А там пущай ловят. Уйду в леса, в пустынь [155], стану жить, грехи отмаливать…

Вспомнил Веселица Мисаила, не по себе ему стало — а что, как и впрямь раскается грешник? Бог ко всем милостив.

— Врешь ты все, Вобей, — сказал он сдавленно.

— Вот те крест, не вру, — убеждал пленник, еще ближе припадая к доскам. — Нет мне пути обратно в свою ватагу. К людям пути нет. Пусти.

— А что, как сызнова выйдешь на дорогу? За жизни загубленные кто в ответе будет?

— Не выйду… Опостылело мне все. Раскаянья хочу… А посадник не даст грехи отмолить. Доброе дело свершить не даст. Умру, как вор, никто про мое раскаянье не узнает.

Веселица молчал, но и не уходил, внушая Вобею надежду. Еще горячее, еще доверительнее говорил Вобей:

— Каюсь, много совершил я злых дел, смерти лютой заслужил. Но коли открылся мне свет истинный, нешто дашь умереть, не вкусив праведной жизни? Душа у тебя добрая, глаза ясные. Как увидел я тебя, так сразу и подумал: вот оно, мое спасение, через него обрету свет истинный… Отпусти.

Нет, не прошли зря твои вечерние беседы, доверчивый и кроткий Мисаил, запали они Веселице в сердце. Другой бы раздумьями терзаться не стал, и Вобеевы слова его бы не поколебали. А Веселицыны руки уже коснулись запора и трепетные пальцы откидывали щеколду… Не торопись, Веселица, подумай еще раз: доброе ли дело творишь, не выпускаешь ли на волю темное зло?

Но говорил Мисаил: «Прости — и прощен будешь…»

— Выходи.

Озираясь, выбрался на волю Вобей, взъерошенный, как зверь, упал на колени, губами приник к руке дружинника:

— Ангел ты, святая душа. А во мне не сумлевайся — исполню свой обет и за тебя помолюсь.

— Молись, грешник, молись. Да не мешкай, ступай, покуда не увидели…

Кинулся Вобей во тьму, и затихли его шаги в отдалении. Веселица еще постоял немного, усмиряя встревоженное дыханье, взял ведерко с медом и вошел в избу.

— Ты где же это пропадал? — накинулся на него Звездан. — А мы уж искать тебя наладились…

— Чо искать-то? — смущенно пробормотал Веселица. — Покуда меду нацедил, покуда коням сена задал — седни у всех денек был не из легких.

— Вобея проведал ли? Сидит?

— Куды ж ему деться?..

Вои засмеялись, Звездан похлопал Веселицу по плечу:

— Поворачивайся, хозяин. Вон и ковшички, и чары уже на столе. Лей, да мимо не пролей, а мы песни петь будем.

— Скоморохов бы сюды!

— А то и гусляра…

— Гусляры князей забавляют. А мы сами себе и скоморохи, и гусляры.

Митяй глядел на всех с восторгом. Вот она жизнь! И четырех дней не минуло, как выехали из Новгорода, а сколько всего довелось повидать. Подле Ефросима-то робкой была его душа, а здесь робкому не место. Пили все помногу, еще боле хвастались… Митяй тоже хвастался — и никто над ним не смеялся, слушали с уважением, как равного…

А Веселице почему-то вдруг сделалось грустно. И зря ластилась к нему Малка, зря старался рассмешить Ошаня.

Под утро иные спали в ложнице — вразброс на половичках, иные — в горнице на столах. Только Ошаню и Веселицу не брал крепкий мед.

Ушла Степанида. Поводя вокруг себя покрасневшими глазами, Ошаня говорил с угрозой:

— Пойду к попу Еремею. Хочешь, пойдем со мной?

— Не, — отвечал Веселица, мотая головой.

— Ну, как хошь, — обиделся Ошаня и встал из-за стола. — Спасибо, хозяйка, за хлеб-соль. Ввечеру ко мне наведывайтесь…

— Куды же ты? — забеспокоилась Малка. — Глянь-ко, едва на ногах стоишь.

— Мне бы ишшо чару, — икнув, сказал Ошаня и грохнулся посреди горницы на прикорнувшего воя. Вой только хмыкнул, но даже не пошевелился. Ошаня деловито подобрал под себя его ногу, устроился, как на подушке, и мигом заснул.

— Пора и нам спать, — позвала Малка Веселицу.

— Чо разговоры зря говорить, — сказал посадник утром, выслушав Веселицу. — Ведите пленника, поглядим, что за зверь…

Был он в хорошем настроении и не сонный, как вчера, — видно, предстоящая забава радовала его и бодрила.

Ошаня виновато замялся. Веселица почесал за ухом.

— Не гневайся, боярин, — начал дружинник. — Человечка того лихого мы и впрямь словили — вои твои соврать не дадут.

— Да за чем же дело? — насторожился посадник, с удивлением разглядывая ранних гостей. Были они с перепоя вялые и пришибленные — языки ворочались с трудом. Да это не беда — кто не пивал на радостях? Вон и сам боярин не много дней тому назад набрался на крестинах, едва в терем приволокли.

— Сбег наш пленник-то, — пробормотал Ошаня, запинаясь.

— Как это — сбег? — сразу потух боярин. — Что ты такое бормочешь?..

— Все верно, — подтвердил Веселица, пряча глаза. — Сбег.

— Куды же сбег-то? — невпопад выпалил посадник.

— А кто его знает, — сказал Ошаня. — Сбег — и все тут. Ищи ветра в поле…

— С вечера заперли мы его в надежном месте, а он сбег.

— Дурни вы, — в сердцах обругал их боярин, — почто сразу в мой поруб не привели?

— Поздно было. Беспокоить тебя не хотели…

— Али насмехаться надо мной вздумали? — разжигал себя посадник.

— Что ты, боярин! — замахал руками Ошаня — Да как же это мы над тобою насмехаться-то стали бы?..

— Сами виниться пришли, — поддержал приятеля Веселица. — Ты уж нас прости…

— Ладно, повинную голову меч не сечет, — подумав, смягчился посадник. — Однако, велю я вас самих посадить в поруб, чтобы впредь неповадно было. Добрая наука — хороший урок. Эй, люди!

Вошли отроки.

— Отворите-ко темницу да киньте туды добрых молодцев. Пущай маленько поразмыслят.

Схватили отроки Ошаню с Веселицей под руки, повели через двор. А во дворе вои их ждут, Звездан с Митяем да Малка со Степанидой.

— Куды же это мужиков наших повели? — завопила Степанида.

— А туды и повели, чтобы честной народ понапрасну не тревожили, — сказал оказавшийся рядом поп Еремей.

— Ну, Еремей, возвернусь из поруба, угощу я тебя!.. — замотался в руках у отроков Ошаня. — И ты, Степанида, гляди…

Ночной хмель еще не вовсе выскочил у него из головы. Отроки смеялись, держали Ошаню крепко, не больно заламывали ему руки назад — боялись повредить: мастеру руки да голова всего нужнее, а про добрые его дела знали все, Ошанины лодии славились по всей Ростовской земле.