Ниал Фергюсон - Империя: чем современный мир обязан Британии

• Название: Империя: чем современный мир обязан Британии
• Автор: Ниал Фергюсон
• Издательство: Астрель
• Жанр: История
• ISBN: 978-5-271-42661-2

Как удалось обитателям дождливого островка в Северной Атлантике построить, а после потерять империю, над которой «не заходило солнце»? Что было целью колониальной политики британцев: грабеж — либо «экспорт свободы и порядка»? Есть ли в XXI веке спрос на империализм? Провокационная книга Ниала Фергюсона повествует о почти трехвековом мировом владычестве англичан и его плодах, сладких и горьких. Одни критики считают «Империю» оправданной попыткой реабилитировать колониализм. Другие шлют Британской империи — и Фергюсону — проклятия.

---

В августе 1887 года, желая испытать пламенного отступника, Солсбери предложил Чемберлену пересечь Атлантику и стать посредником при заключении между Соединенными Штатами и Канадой соглашения по вопросу о рыболовстве в заливе Святого Лаврентия. Поездка открыла Чемберлену глаза. Он увидел, что в расчете на душу населения канадцы потребляют в пять раз больше британского экспорта, чем американцы, и все же есть много влиятельных канадцев, открыто выступающих за торговый союз с США. Еще не добравшись до Канады, Чемберлен высказался резко против этой идеи: “Коммерческий союз с Соединенными Штатами означает свободную торговлю между Америкой и нашим доминионом[135] и введение оградительных ввозных пошлин против Британии. Если Канада хочет, она это получит. Но Канаде следует хорошенько уяснить, что [это] означает политическое отделение от Британии”. Произнося речь в Торонто, Чемберлен стремился ответить на канадский дрейф страстным обращением “к величию и важности отличия, присущего англосаксонской расе, гордой, стойкой, уверенной в себе и решительной, которую не может поколебать никакое изменение климата или условий”.

Вопрос, по словам Чемберлена, заключался в том, лежит ли “интерес истинной демократии” в “распаде империи” либо в “объединении родственных рас со сходными целями”. Суть, по его мнению, заключается в “решении великой задачи создания федерального правительства” — того, что канадцы достигли в собственной стране и что должно теперь быть создано для империи в целом. Даже если имперская федерация лишь мечта, заявил Чемберлен, это “великая идея. Она пробуждает патриотизм и интерес к делам государства у каждого, кто любит свою страну. Суждено ли этому намерению осуществиться или нет, по крайней мере, давайте… сделаем все, что в нашей власти, для его реализации'[136]. Вернувшись домой, он заявил о своей новой вере в “связи между ветвями англосаксонской расы, которые образуют Британскую империю”.

Джозеф Чемберлен желал стать министром по делам колоний. В июне 1895 года он удивил Солсбери, отказавшись от постов и министра внутренних дел и министра финансов и выбрав Министерство по делам колоний. Будучи министром, он неоднократно говорил о своей “вере” в «патриотизм… присущий “еще более великой Британии”». Если империя остановится, ее обойдут конкуренты. Имперская федерация стала бы шагом вперед, даже если она подразумевала бы компромиссы со стороны и метрополии, и колоний. “Британская империя, — объявил Чемберлен в 1902 году, — основана на жертвенности. Если мы теряем это из виду, то, думаю, можем ожидать, что она канет в забвение, как империи прошлого, которые… явив миру свидетельства своей власти и силы, погибли, не вызывая ни у кого сожалений и оставив после себя летопись, повествующую только об их эгоизме”.

Чемберлен не был единственным политиком той эпохи, воспринявшим идеал “еще более великой Британии”. Почти так же предан ему был Альфред Милнер, чей “детский сад” (позже воссозданный в Лондоне в виде “Круглого стола”)[137] приблизился к реализации мечты Родса об имперском “иезуитском ордене”. Милнер объявил:

Если я и империалист, то это потому, что английской расе, вследствие ее островного положения и долгого превосходства в море, суждено пустить новые корни в отдаленных частях света. Мой патриотизм знает только расовые, но не географические границы. Я — империалист, а не “малый англичанин”*, потому что я — патриот британской расы. Отнюдь не почва Англии… воспитала мой патриотизм, но речь, традиции, духовное наследие, принципы, устремления британской расы.

Эта риторика, заметим, была особенно заразительна для таких аутсайдеров, как Чемберлен и Милнер: им не всегда было просто делить с самодовольными аристократами скамьи членов правительства[138].

Конечно, все это предполагало готовность доминионов к изменению отношений с метрополией (которые большинство из них, по зрелом размышлении, предпочло оставить довольно неопределенными, основанными на докладе Дарема). “Белые” колонии не испытывали особенного энтузиазма по поводу “еще более великой Британии”. Действительно, они гораздо быстрее, чем англичане, приняли предложения графа Мита о ежегодном праздновании в день рождения королевы (24 мая) Дня империи. Он стал государственным праздником в Канаде в 1901 году, в Австралии в 1905 году, в Новой Зеландии и Южной Африке в 1910 году, но на родине — только в 1916 году. Однако было различие между символикой и сокращением автономии, подразумеваемой идеей империи-федерации. По сути, канадцы были наделены правом устанавливать протекционистские пошлины на британские товары (и делали это с 1879 года). Их примеру вскоре последовали Австралия и Новая Зеландия. Было очень маловероятно, что эти барьеры сохранились бы в империи-федерации. Другой брешью в аргументации ее сторонников была Индия, роль которой в преимущественно белой “еще более великой Британии” была совсем не ясна[139]. Еще большие затруднения вызывал ирландский вопрос.

Ирландия, первая из всех переселенческих колоний, последней получила то, что другие “белые” колонии к 80-м годам XIX века считали само собой разумеющимся, — ответственное правительство. Причин тому было три. Во-первых, большинство ирландцев, пусть и безупречно светлокожих, было католиками, а это делало их в глазах многих англичан несколько ниже в расовом отношении, как если бы они были черны как уголь. Во-вторых, меньшинство ирландцев (особенно потомки тех, кто переселился на остров в XVII веке) всему предпочитало условия Акта об унии (1800), согласно которому Ирландией, неотъемлемой частью Соединенного Королевства, управлял Вестминстер. В-третьих (это была главная причина), такие, как Чемберлен, были уверены, что если позволить Ирландии иметь собственный парламент (который у нее был до 1800 года и которые теперь имели “белые” колонии), это подорвет целостность империи. Вот главная причина провала попыток Гладстона предоставить Ирландии гомруль.

Конечно, были еще радикальные ирландские националисты, которых никогда не удовлетворила бы передача небольшой части полномочий, предусматриваемой Гладстоном в двух биллях о гомруле (1885, 1893). В 1867 году фении попытались поднять восстание. Несмотря на неудачу, они оказались в состоянии вести террористическую деятельность. В 1882 году члены группы “Непобедимые”, отколовшейся от фениев, убили в дублинском Феникс-парке лорда Фредерика Кавендиша, секретаря по делам Ирландии, и его заместителя Томаса Генри Берка. Неудивительно, что ирландцы прибегли к насилию, чтобы избавиться от английского владычества. Прямое управление Вестминстера, несомненно, усугубило катастрофу середины 40-х годов XIX века, когда от голода и болезней погибло более миллиона человек. Возможно, картофель погубила phytophthora infestansy но именно догматическая политика laissez-faire британских администраторов в Ирландии превратила неурожай в настоящий голод. И все же сторонники насилия всегда составляли незначительное меньшинство. Большинство гомрулеров вроде Айзека Батта, основателя Ассоциации самоуправления Ирландии, не стремилось ни к чему большему, чем та степень свободы, которой в то время обладали канадцы и австралийцы[140]. Он, а также Чарльз С. Парнелл, наиболее харизматический лидер движения, были не просто ирландцами, воспринявшими английский язык и культуру. Они были и добрыми протестантами. Если бы репутация Парнелла не была уничтожена скандалом из-за его связи с Китти О'Ши, он стал бы превосходным колониальным премьер-министром, без сомнения, столь же рьяно защищающим интересы Ирландии, как это делали канадские премьер-министры, но едва ли стал бы проводником влияния папы римского[141].

Провал обоих биллей о гомруле свидетельствовал о возвращении либеральных унионистов и консерваторов к недальновидной политике 70-х годов XVIII века, когда их предшественники в парламенте отказались от передачи прав американским колонистам. Но как “еще более великая Британия” может стать реальностью, если Ирландии, первой из поселенческих колоний, нельзя доверить даже парламент? Это было противоречием между унионистами и новым, “конструктивным[142]*, империализмом, с точки зрения которого Чемберлен и его сторонники выглядели слепцами. Правда, Чемберлен подумывал о том, чтобы дать Британским островам федеральную конституцию в американском духе, позволив Ирландии, Шотландии и Уэльсу иметь собственные законодательные органы и оставив имперские связи Вестминстеру. Вряд ли, однако, он рассматривал эти планы всерьез. Учитывая сравнительное безразличие Чемберлена к Ирландии, напрашивается мысль, что его желание “провалить” гомруль объяснялось преимущественно тем, что Гладстон эту идею поддерживал. Унионисты, по словам независимого консерватора лорда Рэндолфа Черчилля, считали, что ирландский гомруль “вонзит нож в сердце Британской империи”. На деле именно непредоставление до 1914 года гомруля вонзило нож в сердце Ирландии, поскольку к тому времени дошло до вооруженного сопротивления.