Ниал Фергюсон - Империя: чем современный мир обязан Британии

• Название: Империя: чем современный мир обязан Британии
• Автор: Ниал Фергюсон
• Издательство: Астрель
• Жанр: История
• ISBN: 978-5-271-42661-2

Как удалось обитателям дождливого островка в Северной Атлантике построить, а после потерять империю, над которой «не заходило солнце»? Что было целью колониальной политики британцев: грабеж — либо «экспорт свободы и порядка»? Есть ли в XXI веке спрос на империализм? Провокационная книга Ниала Фергюсона повествует о почти трехвековом мировом владычестве англичан и его плодах, сладких и горьких. Одни критики считают «Империю» оправданной попыткой реабилитировать колониализм. Другие шлют Британской империи — и Фергюсону — проклятия.

---

С 1541 года, когда Генрих VIII провозгласил себя королем Ирландии, власть английского монарха ограничивалась районом Пейл (то есть “ограда”), образованным английскими поселениями в окрестностях Дублина, и лагерем у осажденного шотландского замка Каррикфергус. Остальная Ирландия отличалась языком, религией, поземельными отношениями, общественной структурой. При этом существовала опасность того, что Испания могла воспользоваться католической Ирландией как “черным ходом” в протестантскую Англию. В этих обстоятельствах англичане сочли колонизацию оправданной контрмерой. В 1556 году Мария I пожаловала “добрым людям” земли, конфискованные у ирландцев в Ленстере (в графствах Лейке и Оффали), и те заложили города Филипстаун и Мэриборо (которые, однако, были не крупнее сторожевых застав). При Елизавете I, единокровной сестре Марии I, идея английской колонизации претворилась в дело. В 1569 году сэр Уорхэм Сентлежер предложил основать колонию на юго-западе Манстера. Два года спустя сэр Генри Сидни и граф Лестер убедили королеву предпринять подобные шаги в Ольстере после конфискации владений Шана О'Нила.

Идея была такой: купцы основывали бы “города-убежища”, а “добрые люди — землепашцы, каретники и кузнецы… также селились бы там… и служили у джентльменов, которые там поселятся”. Уолтер Девере, граф Эссекс, который заложил свои имения в Англии и Уэльсе для финансирования “предприятия Ольстера”, убеждал, что эта “пустынная”, “заброшенная” и “безлюдная” земля будет течь “молоком и медом”.

Но дела у предполагаемых колонистов пошли неважно, и многие из них вернулись в Англию, “не сумев забыть об изысканной жизни… и испытывая нехватку людей решительных, готовых терпеть муки в течение года или двух в этой пустынной стране”. В 1575 году английский отряд отбил Каррикфергус у шотландцев, а графу Эссексу пришлось сражаться с ирландскими вождями под предводительством О'Нила. Год спустя Эссекс умер от дизентерии в Дублине, будучи уверенным в том, что будущее за “учреждением английских колоний”. К 1595 году власть в Ольстере оказалась в руках Гуга О'Нила, графа Тирона, который объявил себя верховным правителем Ольстера после того, как заручился поддержкой Испании. В августе 1598 года О'Нил разбил английскую армию на реке Блекуотер у Желтого Брода (графство Арма). То же произошло и в Манстере. После подавления выступлений католиков там началась колонизация. Земли планировалось разделить на имения площадью двенадцать тысяч акров и предоставить их англичанам, которые обяжутся заселить их колонистами. Среди тех, кто приобрел земли в Манстере, были сэр Уолтер Рэли и Эдмунд Спенсер, сочинивший “Королеву фей” в своем доме в Килколмане (графство Корк). В октябре 1598 года поселенцы были перебиты восставшими. Жилище Спенсера сровняли с землей.

Только неудача испанского десанта, запертого в Кинсейле, и поражение О'Нила, пытавшегося ему помочь, предотвратили провал елизаветинского плана колонизации. После поражения О'Нила и его бегства в 1607 году на континент[29] преемник Елизаветы — шотландский король Яков VI, который стал английским королем Яковом I, вернулся к колонизации.

Как известно любому, читавшему стихи Джона Донна, люди эпохи короля Якова безмерно любили метафоры. Они называли колонизацию “насаждением” (plantation): по словам сэра Джона Дэвиса, поселенцы были “добрым зерном”, а местные жители — “сорняками”. Но это было чем-то большим, чем “возделывание” общества. Теоретически “насаждение” являлось тем же самым, что и древнегреческая колонизация, то есть основанием приграничных поселений с лояльным населением. На практике же она означала этническую чистку. Земли ирландских мятежников (большая часть территории графств Арма, Колрейн, Фермана, Тирон, Каван и Донегол) были конфискованы. Наиболее ценные в военном и сельскохозяйственном отношении земли передавались, по словам Чичестера, ирландского наместника, “колониям, составленным из достойных людей из Англии и Шотландии”. Сейте доброе английское и шотландское зерно, “и страна когда-нибудь будет счастливо устроена”. Сам король ясно дал понять, что местное население “сведут” везде, где только возможно.

Так называемая Печатная книга, изданная в апреле 1610 года, подробно разъясняла, как должна функционировать колония. Землю следует аккуратно поделить на участки площадью от одного до трех тысяч акров. Крупнейшие участки должны получить люди, зловеще названные “предпринимателями”[30]. Они должны были построить на своей земле протестантские церкви и фортификационные сооружения. Стены Дерри (с 1610 года — Лондондерри) были символической оградой, защищающей новое сообщество протестантов, “высаженное” в Ольстере Лондоном. Католики должны были жить вне стен, в Богсайде. Ничто не иллюстрирует лучше этническую и религиозную сегрегацию, сокрытую в политике “насаждения”.

Едва ли кто-то всерьез считал, что после всего этого Ирландия будет “устроена”. Двадцать второго октября 1641 года ольстерские католики поднялись против пришельцев. В “ужасной кровавой буре” погибло около двух тысяч протестантов. Не в последний раз подтвердилось, что колонизация ведет к конфликту, а не сосуществованию. И все-таки английские “посадки” прижились. Перед восстанием 1641 года более тринадцати тысяч англичан и англичанок жили в шести графствах, входящих в колонию короля Якова, и еще более сорока тысяч шотландцев — в Северной Ирландии. Манстер тоже возродился: к 1641 году в Ирландии насчитывалось двадцать две тысячи “новых англичан”. И это было только начало. К 1673 году анонимный памфлетист мог с уверенностью описывать Ирландию как “один из важнейших членов Британской империи”.

Таким образом, Ирландия была экспериментальной лабораторией британской колонизации, а Ольстер — опытной колонией. Казалось бы, это доказывало, что империя может быть построена не только благодаря торговле и завоеванию, но и благодаря миграции и расселению. Теперь проблема состояла в том, чтобы экспортировать эту модель дальше: не только через Ирландское море, но и через Атлантику.

* * *

Идея разбить “насаждения” в Америке, как и в Ирландии, относится к эпохе Елизаветы. Как обычно, желание подражать Испании — и боязнь быть превзойденным Францией[31] — убедили корону поддержать это начинание. В 1578 году девонширский дворянин Хамфри Гилберт (единоутробный брат сэра Уолтера Рэли) получил патент от королевы на колонизацию свободных земель к северу от испанской Флориды. Девять лет спустя было основано первое британское поселение в Северной Америке — на острове Роанок, к югу от Чесапикского залива, там, где сейчас стоит город Китти-Хок. К этому времени испанская и португальская колонизация Центральной и Южной Америки шла уже почти сто лет.

Один из самых важных вопросов истории Нового времени таков: почему заселение североевропейцами Северной Америки привело к иным результатам, нежели освоение Южной Америки южноевропейцами?

Поиски золота и серебра быстро сменились интересом к сельскохозяйственным культурам. В Новом Свете уже произрастали: кукуруза, картофель, батат, помидоры, ананасы, какао и табак. Там можно было выращивать и культуры, завезенные с других материков: пшеницу, рис, сахарную свеклу, бананы и кофе. Ко всему прочему производительность сельского хозяйства выросла благодаря распространению в Новом Свете неизвестных там прежде свиней, крупного рогатого скота, овец, коз, лошадей, кур. Однако гибель примерно трех четвертей коренного населения (случай Латинской Америки) из-за болезней, принесенных европейцами (оспы, кори, гриппа и сыпного тифа), а после африканцами (особенно желтой лихорадки), создавала не только удобный вакуум власти, но также хроническую нехватку рабочих рук. Это делало крупномасштабную иммиграцию в Новый Свет не только возможной, но и желательной. Это означало также, что даже спустя сто лет иберийского владычества большая часть Американского континента все еще не была освоена европейцами. Рэли назвал окрестности Чесапикского залива Виргинией, “девственной” землей, не только в честь “королевы-девственницы” Елизаветы I.

Виргиния вселяла большие надежды. Говорили, например, что она родит “все плоды Европы, Африки и Азии”. По словам одного энтузиаста, “земля [там] порождает все в изобилии, как при сотворении, без усилия или труда”. Поэт Майкл Дрейтон назвал Виргинию “единственным раем на земле”. Считали, что земля там будет течь молоком и медом. Виргиния казалась

Тиром красок, Басаном лесов, Персией масел, Аравией пряностей, Испанией шелков… Нидерландами рыбы, Вавилоном зерна… Там в изобилии тутовые деревья, и руды, и рубины, и жемчуга, и самоцветы, и виноград, и олени, и дичь, и лекарственные снадобья, и съедобные растения, и корней для красок, и золы для мыла, и древесины для построек, и пастбищ, и рек для рыболовства, и всяких других товаров, какие только ни пожелает Англия.