Александр Пресняков - Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв.

• Название: Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв.
• Автор: Александр Пресняков
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-985-18-1210-9

Предлагаемая работа — часть первого тома «Лекций по русской истории», прочитанных автором в 1904—07 гг. При перепечатке издатель снял главы 1—4, посвященные судьбе Великого княжества Киевского и Великого княжества Галицкого (в результате пятая глава книги Преснякова в нашем издании стала первой). Издатель также поставил свыше 100 иллюстраций, которых у автора вообще не было.

Историю Великого княжества Литовского профессор Пресняков рассматривал с позиций западнорусизма. Несмотря на это, его книга сохраняет ценность за счет детального рассмотрения социально-правового устройства ВКЛ и проблем, связанных с заключением Кревской (1386), Городельской (1413) и Люблинской (1569) уний между ВКЛ и Польским королевством.

---

Династические основы литовского государственного строительства были слишком слабы.

В итоге жизненной работы Витовта остается отсутствие династии и вотчинного наследования. Из Литовского великого княжения не создалось патримониального государства.

Не создалось тут и удельно-вотчинных владений. Даже при сравнительной устойчивости некоторых «литовских» уделов они не имели политического значения{57}.[58]

* * *

I. Вопрос о литовско-русском сейме{58}.

Основа сейма при всей неопределенности этого понятия — расширение собраний рады великого князя привлечением к участию в совещаниях и выработке решений военно-землевладельческого класса. Здесь три основных вопроса: а) рада, б) шляхетство, в) приобретение ими политического значения и превращение этого фактического значения в политическое право (конституционное).

Рада великих князей литовских — прежде всего личный совет великих князей литовских, княжая дума, явление, идущее из такой же древности, как и сама княжеская власть. По мере роста Литовско-Русского государства (в широком смысле) создается новое, особое положение. Великий князь литовский не только владетель литовско-русского центра, но он же и господарь для земель-аннексов, а между тем его местная рада остается его советом, так как это личный его совет и по делам его политики вообще. Постепенные изменения ее личного состава и ее правового положения — одна из наиболее существенных страниц государственной эволюции Литовско-Русского государства. Уже Миндовг действует «de consilio, voluntate et consensu heredum nostrorum nostrorumque nobilium (его sororius, consanguinei et barones)»[59], всего 8 человек. При Ольгерде и Кейстуте «lieben baioren und obristen Herzogen… и т. д. 20 consiliariorum»[60].

Великокняжеская печать Витовта, 1386 (или 1418) год Печать князя Витовта

Историки говорят о знати, но знать эта — вельможная, должностная: епископы, воеводы, старосты. Она неустойчива по составу в зависимости от места. «Такой неустойчивый состав вызывает сомнение в ее политическом значении», — говорит Довнар-Запольский и признает известную правомерность такого сомнения. «Господарская рада не раньше Казимирова времени получила определенную организацию и значение политического учреждения»{59}.

Присматриваясь к составу рады, Довнар-Запольский заметил, что одни великокняжеские акты составлены в присутствии не только панов радных великого князя литовского, но и князей удельных, другие только первых, и притом сопоставляет это с двойственностью политической природы великого князя литовского: с одной стороны, вотчинного собственника литовской земли, с другой — господаря большого федеративного государства. Он различает в составе рады «боярство вотчины» и удельных князей и две формы рады — так сказать вотчинную и государственную. Едва ли можно это показать на документах, и прежде всего потому, что в обоих случаях, если их различать, рада остается личным советом господаря, с неустойчивым составом и неопределенной компетенцией. Сам же Довнар-Запольский указывает и другое соображение, противоречащее подобному различению: удельные Гедиминовичи — heredes[61] литовской земли, как братья великого князя.

Тот же принцип княжого братства распространяется и на русских князей, не потерявших еще самостоятельного политического значения, и потому их участие в раде нельзя объяснять как их представительство за свои земли: оно личного, а не территориального характера, как и собрания русских князей на древнерусских княжеских съездах. К тому же это участие случайно, не необходимо, составляя не право, а обязанность служить великому князю советом.

И Довнар-Запольский прав, когда говорит о раде великого князя литовского.

«Это был четный великокняжеский совет, но с политическими функциями»{60}.

Отсюда вопрос о праве и об обязанности совета, вопрос о различении двух явлений: бытового факта советования, акта думанья, и правового института думы, рады, о различении обычной практики и обычно-правового закрепления этой практики. Закрепление обычной практики становится фактом права, когда оно формулировано как обязательство, как положительное право, налагающее обязанность на одну сторону, предоставляя право другой.

И то еще разница: формулировка в форме обещания, привилегии равносильна ли установлению права получающей стороны или остается в воле дающего (споры об октроированных конституциях).

Вернемся к практике. Великий князь совещается с радой. Его грамоты и договоры издаются с упоминанием, что присутствовали такие-то. Что это: указание на соучастников решения или только свидетелей? Часто только второе, ибо упоминаются иной раз и придворные чины, не радные. Самая ссылка на совет и даже согласие рады дает такой же повод к разномыслию в толковании, как московское «по боярскому приговору». Во всяком случае заключать от этих фактов к каким-либо чертам ограничения власти господаря радой нет оснований. Если это явления правовые (а такими их надо признать), то это административное, не конституционное право. Исследователи колеблются в определении состава рады великого князя литовского и круга ее влияния и значения. Пред нами две точки зрения, которые можно признать типичными: Любавского и Довнар-Запольского{61}.

Первый представляет себе раду со времен Витовта учреждением довольно-таки многолюдным: 4 католических епископа, 8 воевод (виленский, трокский, полоцкий, киевский, новгородский, витебский, подляшский, смоленский), 2 каштеляна (виленский и трокский), 3 старосты (жмудский, луцкий, городенский), уцелевшие областные князья, чины дворные (подчаший, крайчий, конюший и т. д.), а также новые должности, введенные по польскому образцу, как гетманы, маршалки, подскарбии. Зато участие в совещаниях до Витовта Любавский ограничивает князьями при обсуждении общегосударственной политики, допуская предположительно участие в великокняжеском совете бояр лишь в очень ограниченном смысле.

Костюм зажиточного горожанина. 1440-1450 г., реконструкция

Оба эти мнения едва ли можно признать верными и обоснованными. Любавский пользуется для определения состава рады списками свидетелей, поручите лей, помянутых в великокняжеских договорах и грамотах. Но списки эти нельзя считать списками членов рады. Списки эти в различных документах имеют разное значение. Одно дело, например, акты унии и вообще важные акты политического характера: тут явно видна тенденция связать с договором участие лиц, имеющих вес и значение в политической жизни Литовско-Русского государства, тех, с кем должен был считаться и великий князь литовский.

В актах унии, действительно, характерно и многозначительно, что уния Ягайла 1387 г. закреплена лишь именами князей Гедиминова рода, а позднейшие акты поименовывают бояр — вельмож литовских. Но к вопросу о раде все это имеет лишь косвенное отношение: собрание князей-братьев — не рада, и указанное изменение в форме актов унии свидетельствует не о расширении состава великокняжеского совета, а о том, что рада, не участвовавшая в заключении первой унии как самостоятельная политическая сила, приобретает с XV в. это новое значение.

Иное дело документы королевской канцелярии — жалованные грамоты на землю, должности и т. п. Тут часто встречаем самых разнообразных «светков», в том числе представителей разного рода дворных урядов не только князя, но и княгинина двора. Считать их всех членами господарской рады нет ни основания, ни возможности, и характерно, как Любавский, приводя примеры мнимой рады по таким документам, сам выбирает из списков лишь высокородных сановников, опуская стоящие тут же рядом и на том же основании имена чинов незнатных, худородных.

Литовский рыцарь. Конец XIV века

Нельзя не согласиться с Довнар-Запольским, что дворные чины как таковые в господарскую раду, как она сложилась во вторую половину XV в., сами по себе не входят; что встречающиеся подчас дворные чины в документах, несомненно, исходящих от рады, попали туда потому, что носившие их лица состояли членами рады не по этим дворным должностям, а на других основаниях. Лишь высшие лица двора — 2 маршалка, земский и дворный, и 2 подскарбия, земский и дворный, — стоят в конце официальных списков членов рады в XVI в., и нет повода думать, чтобы ее состав сузился.

Исходя из этих наблюдений, Довнар-Запольский различает господарскую раду от совета дворцовых чиновников, «рады наших врадников дворных, столовых», «consilium officialium et consiliarium curiae»[62] как особого от господарской рады учреждения. Настоящая же рада состоит во времена Витовта «из очень небольшого числа областных правителей». Довнар-Запольский поясняет это наблюдение ссылкой на документ, составленный в середине XVI в.{62} и описывающий сложный состав позднейшей рады, поясняя, что ближайший совет великого князя составляли для consilia secretoria, собственно, 5 лиц[63]: епископ, воевода и каштелян виленские, воевода и каштелян трокские.