Андрей Быстров - Если останемся живы...

• Название: Если останемся живы...
• Автор: Андрей Быстров
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-251-00364-1

Разработка серийного оформления художников А. Г. Саукова и К. И. Волкова

Серия основана в 1996 году

Издание осуществлено при участии корпорации «ФЕДОРОВ» (г. Самара)

---

«Странно, — подумал Шебалдин. — В деле не было упоминания о том, что она закладывает за воротник, и на работе ее ценят и хорошо отзываются. И по внешности не скажешь, что алкоголичка.

Может, тихая бытовая пьяница из тех, что не любят выносить сор из избы?»

Следуя жесту хозяйки, Шебалдин опустился в предложенное кресло. Перед ним блеснула вторая рюмка, наполнилась коньяком, — все молча, ни слова даже приветствия! Ольга Дмитриевна пригубила напиток, и лишь тогда Шебалдин впервые услышал ее хрипловатый приятный голос.

— Извините, что не предлагаю закурить. Сами видите, какие у меня сигареты. Вы, наверное, к «Мальборо» привыкли.

Шебалдин курил только «Яву», но не стал углубляться в дискуссию о сортах табака.

— Ольга Дмитриевна, я хотел…

— Да, да. — Она махнула рукой, пепел упал с сигареты и рассыпался по халату. Она не заметила этого. — Вы пришли поговорить об Александре.

Только что ж говорить, раз он погиб… Ведь он погиб? — Женщина с неожиданной проницательностью взглянула на Шебалдина.

— Вы как будто сомневаетесь, — неопределенно ответил полковник.

Боровская негромко засмеялась.

— Станислав Михайлович, вы не журналист, которому поручили написать очерк о подвиге героя.

Вы человек контрразведки, а контрразведка не интересуется мертвыми. Ее сфера деятельности — живые.

— Не всегда, — увернулся Шебалдин. — Иногда информация о мертвых значит больше.

Боровская потушила сигарету и сразу зажгла новую.

— Из того, что вы избегаете внятных ответов, я заключаю, что либо вы сами ни черта не знаете, либо играете в прятки, — «сказала она. — Скорее первое, иначе зачем бы вы пришли ко мне… Да не смотрите на меня, как новобранец на сержанта!

Я готова к разговору, мне скрывать нечего…

— Я не думаю, что вы что-то скрываете. И у меня нет списка хитрых вопросов, дабы загнать вас в угол. Ничего конкретного. Просто расскажите о Ратникове. Характер, привычки… Каким он был?

— Зачем? — передернула плечами Боровская. — Неужели ваши компьютеры знают о нем меньше, чем я?

— Больше, Ольга Дмитриевна, — уверил Шебалдин. — Но они не прожили с ним пять лет и не знают того, что известно вам.

Женщина налила коньяк в свою опустевшую рюмку, сделала движение в сторону Шебалдина, но у него не убавилось. Она смущенно (первая явная эмоция с момента прихода полковника) поставила бутылку обратно.

— Начинать, наверное, полагается со знакомства? Тут все было обыкновенно. Я влюбилась. А кто же не влюбится в человека романтической профессии, симпатичного, открытого, заботливого, щедрого?

— Значит, вот каким он вам показался, — пробормотал Шебалдин.

— Почему «показался»? Он и был таким. Поначалу.

Шебалдин промолчал, ожидая стереотипного женского продолжения: мол, поглядишь — хороший человек, а копнешь — подлец и бабник. Но Боровская сказала совсем другое.

— Мне думалось тогда, да и теперь тоже, что Александр был… Не равен себе. Не понимаете? Ну, каждому человеку предназначено занять в жизни определенный объем, каждого ждет своя ячейка.

Для одних — больше, для других — меньше. Вот если человек заполняет ячейку собой так, что не остается в ней пустого места, — все, он состоялся, будь он писатель или слесарь. А у другого все устроено, все ему дано, вот как Александру — а ячейка намного больше его. И нет покоя…

Последнюю фразу она выделила так, что Шебалдин невольно усомнился, заполнила ли свою ячейку сама Ольга Дмитриевна. Она унеслась в какие-то свои неясные мысли, рассеянно чертя огоньком сигареты колечки в воздухе. Шебалдин несмело кашлянул, напоминая о себе.

— Да, — очнулась женщина. — О чем я? Это состояние мятущейся души…

— Но из-за этого не разводятся, — осмелился предположить Шебалдин. — Тысячи людей не равны себе, и ничего, живут…

— Да, конечно, — она вздохнула. — Дело не в этом. Трещина пробежала примерно за год до развода. Я не смогла бы в точности утверждать, в чем это заключалось. Мне трудно говорить об этом. Я технарь, психология — не мой конек. Положите передо мной чертеж узла ракеты, я скажу вам: эта железка туда, эта сюда, все понятно. А тут… Не хотите же вы, чтобы я исповедовалась в грехе иллюзорных предчувствий…

— Нет-нет, — торопливо отказался Шебалдин, соображая, как переключить разговор в более удобоваримое русло. — Не надо. Я не священник и не психоаналитик. Меня занимают проблемы попроще. Вы говорили, что за год до развода Ратников изменился. В чем это проявлялось? Есть такое выражение: «любит пожить». Любил ли Ратников пожить?

Женщина задумчиво провожала взглядом поднимающийся к потолку дымок.

— Любил ли? — повторила она, словно обкатывая эти слова во рту, как леденцы. — Я бы не сказала. Да и что это значит? Рестораны, девочки, загулы? Это у космонавта?

— Я не то подразумевал, — объяснил Шебалдин. — Вот вы рассуждали о самодостаточности человека. Примерно ту же схему можно пристегнуть к отношению к жизни, к деньгам и благам. Существуют соблазны, инстинкты, тайные побуждения и скрытые мотивы. Каким в этом смысле был Ратников?

Глаза женщины заблестели, румянец окрасил ее щеки, но это скорее была не реакция на тираду Шебалдина, а действие плохого коньяка. Она налила еще рюмку.

— Нет, — твердо произнесла она. — Если бы он рвался к деньгам и благам, избрал бы другую профессию, и, уверена, преуспел бы в ней. Знаете, он был талантлив во всем. Ему бы ничего не стоило стать директором банка. Но я вас поняла. Соблазны, инстинкты — неудачные слова, они стреляют вхолостую. Ему не давали спокойно жить, я бы сказала — призраки. Последний год до развода он жил словно в постоянном ожидании чего-то… Такого, чего он жаждал и боялся. Говорил со мной, простите, спал со мной, а сам находился далеко-далеко…

— Но, может быть, он был поглощен подготовкой к полету? Нормальный мандраж космонавта.

— Полет на «Шаттле» тогда еще пребывал в стадии застольных бесед, — возразила Боровская. — А наши полеты никогда не вызывали у него такого… Опустошения. Нет, это совершенно иное.

Самое время переходить к реалиям, мелькнуло у Шебалдина.

— Ольга Дмитриевна, как вы полагаете, эти изменения в поведении Ратникова были вызваны внешними причинами? Возможно, в его окружении появился новый знакомый. Или какие-то необычные звонки по телефону, неурочные отлучки из дома? Вспомните, пожалуйста.

— Вы его в чем-то подозреваете? — Боровская пошла напролом. Полковник слегка улыбнулся.

— Прямой вопрос заслуживает прямого ответа.

Конечно, я заглянул к вам не из чистого любопытства. Предполагается, что катастрофа «Атлантиса» явилась следствием ошибочных действий одного из членов экипажа — пока неизвестно, кого. Проверяются все. И мы не исключаем, что на эти действия космонавта могло спровоцировать некое лицо или группа лиц. Вот вам честно и откровенно причина моей заинтересованности.

Она была ошеломлена.

— Вы что, всерьез считаете, что Саша мог подстроить крушение корабля?! Убить себя и шестерых товарищей?

— Я сказал «ошибочные». А ошибки могут быть отзвуками добросовестных заблуждений… Или чьей-то злой воли.

Боровская наклонила голову то ли в знак согласия, то ли оттого, что ее потянуло в сон.

— Так я о знакомых Александра, — напомнил полковник.

— Да, — встрепенулась она. — Знакомые… Как будто всех я знала. Отряд космонавтов, ребята из нашей лаборатории. У него были ровные, спокойные отношения с людьми. Ни близких друзей, ни явных недоброжелателей. И вроде бы никого нового не возникало. Хотя постойте… — Шебалдин обратился в слух и мысленно взмолился, чтобы пленка в его карманном диктофоне не кончилась как раз сейчас, когда из тумана неопределенностей и домыслов начинает показываться верхушка островка твердой почвы фактов. — Был один случай перед самым разводом. Мы вышли прогуляться по аллее и обсудить наши невеселые дела… Саша увидел на углу незнакомого мне человека. Попросил меня посидеть на лавочке, а сам прямо-таки рванулся к нему Они свернули за угол… Я ждала минут двадцать. Саша вернулся один. Он был очень возбужден и все толковал о каких-то странных вещах, я ничего не понимала… Ни до этого, ни после я никогда не видела его таким.

— О КАКИХ вещах? — подался вперед Шебалдин. — Прошу вас, припомните, что именно говорил Ратников после встречи с незнакомцем?

С виноватой улыбкой Боровская развела руками.

— Не помню Я очень разозлилась тогда, мне-то хотелось решить житейские проблемы, и я почти не слушала, все пыталась перебить. Какая-то дикая смесь политики, философии и фантазий, совершенно на него не похоже.

— Ну хорошо, — Шебалдин беспокоился о пленке. — Перейдем к таинственному незнакомцу.

Описать его вы можете?

— Я видела его издали, секунд десять, да и не присматривалась особенно,