Алексей Суворин - Дневник А.С. Суворина

• Название: Дневник А.С. Суворина
• Автор: Алексей Суворин
• Издательство: Издательство Л. Д. Френкель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1923

Искренний и интимный дневник крупнейшего издателя, журналиста и общественного деятеля А. С. Суворина. В отличие от традиционных для эпохи суховатых и формальных мемуаров, это настоящий дневник крупной, неоднозначной личности, передающий все колебания, волнения, пороки, сексуальные интересы, слухи и т.п. Это не только история времени, но и история личности. Не менее интересен и другой пласт дневника — Суворин дружил и общался со множеством значительных людей, которым он не стеснялся давать откровенные (и часто уничижительные оценки).

---

17 сентября.

Булгаков говорил, что г-жа Плеве получила 25 т. р. за убийство своего мужа, и Коковцев сказал ее сыну — «Надеюсь, ваша матушка будет довольна».

* * *

Евреи получат конституцию, т.-е. снимут их черту оседлости, Русские ни шиша не получат, будучи холопами и болванами.

Из всех революционеров русских, самые прекрасные и дальновидные люди были декабристы. Не даром они пользуются таким почетом и уважением.

Святополк-Мирский, говорят, благородный и хороший человек. Но именно, поэтому он ничего не сделает. Надо быть умным и дальновидным.

24 сентября.

Адм. Деливрон говорил мне о том, что сами моряки назначили Вирена начальником эскадры и произвели его в контр-адмиралы. В Петербурге посмотрели на это, как на бунт, но потом признали бунт правым. Кн. Мещерский прислал мне сладкое письмо о примирении.

Предварительно был у меня Колышко. «Это порядочная шайка негодяев» Будто бы кн. Мещерский сказал царю, чтобы Витте дать 400 т. — Он получил их и отдаривал кн. Мещерского казенными деньгами, воображая, что он возведет его на первую ступень, ибо царь его читает. У Витте есть наивность. Он готовился быть на месте Плеве и говорил Колышко о реформах, приглашая его быть тогда посредником между ним и князем, ибо с самим Мещерским не хотел говорить. Посредник был бы великолепен. У него физиономия развращенного вора.

Колышко же рассказывал, что царь велел узнать, кто автор статьи в «Quarterly Review» — «The Tzar», чтобы это ни стоило, хоть сто тысяч. Для этого уже послан человек в Лондон. Царь, будто бы, подозревает Витте. Думаю, что подозрение совершенно неосновательное.

7 октября.

Был Ширинский-Шихматов, который находился на Д. Востоке, с Тюренчена до Ляояна включительно. Очень хвалил Куропаткина. Он был вчера у государя, говорил с ним больше часу, все рассказывал, но умолчал о недостатках Красного Креста, чтоб государя не огорчать. — «Это старое зло, которое не скоро вылечишь». Перед государем он говорил обо всем остальном совершенно откровенно. Алексеев там только мешал, интриговал и все дело портил. Государь сидел за столом, положив локоть на «Нов. Вр.», ссылался на него, говорил, что «письма Суворина прелестны» и т. п. комплименты.

* * *

В земской организации хорошо работают, но и занимаются пропагандой против войны. Сестра милосердия, ухаживая за солдатом, которому отрезали ногу, говорила ему, что Георгий не возвратит ему ноги и проч. Ширинский-Шихматов выговорил ей за это — «вы отнимали у солдата утешение его подвигом, вы отнимали у него самое дорогое».

* * *

3 окт. был у кн. Святополк-Мирского. Беседовали около часу. Он производит впечатление искреннего человека, который действительно желает реформ, но видит, что это дело трудное. Государь к земству относится сдержанно. Записка Витте, очевидно, на него подействовала. Я упомянул о своем письме к Витте по поводу этой записки.

— «Я боюсь, что нахожусь в положении человека, который выдал вексель на сумму, которую он уплатить не может».

— «А ее нужно уплатить, — сказал я ему. — 50 лет нам только что-то обещают и держат в ежовых рукавицах». Говорили о Зап. Крае, правительство дает 6 т. субсидий Виленскому театру и 10,000 на переселение. Точно насмешка. Жалуется на здоровье. Только три раза докладывал, и всякий раз нервы расстраивались. О раскольниках царь наилучшего мнения, но мешает Победоносцев. Печать желает свободы.

27 октября.

Вл. Ив. Ламанский сказал, что основа русского самодержавия:

бог бескровен,
царь безроден,

т.-е. царь обязан не считаться с родственниками. Лам-му рассказывал в Ливадии Мусин-Пушкин о вел. кн. Мих. Ник. и, особенно, о супруге его, как они овладели лучшими землями на Кавказе, платя по 4 р. за десятину, и сколько в пользу их сделано несправедливостей. Ал. Мих. — один из самых корыстных великих князей. Около Ай-Тодора его терпеть не могут. Он хотел бы всем овладеть. Лучший — Мих. Мих., женившийся на внучке Пушкина. Будучи на Кавказе, молодым человеком, он все спрашивал: «может ли его полюбить девушка искренно?». Алексею Александровичу, адмиралу, говорят, на Морской сделала публика скандал, крича: «государственный вор». В другой раз, «отдай наш флот. Где наш флот?»

* * *

Приехал Кладо от Рождественского. Говорит, что он сам видал миноносцы. А я сомневаюсь, в особенности после того, как он сказал, что около Виго за ним следовали 4 миноносца, но так как они сзади были, то эскадра ограничилась только тем, что осветила их. В английском «Панче» много карикатур о нервности и трусости моряков. Напр., будто бы объявление: «молодой человек, стыдящийся быть русским, желает получить место». Прим. ред. «Если б не было сказано молодой, то можно было бы подумать, что место просит Рождественский. Но так как он не молодой, то, вероятно, место просит цесаревич».

* * *

Недели две я очень дурно себя чувствую. Головокружение, боль в пояснице, болит шея, болит голова, ноги плохо держат. Совсем ни к чорту не годен. Как мне стукнуло 70 лет, так стало совсем плохо.

8 ноября.

Что будет из этого земского движения? Из Саратова выехали земцы под Марсельезу на вокзале. Были дворяне, земцы, чиновники. Всем надоел полицейский режим. Но скоро ли, и как он кончится? У Святополк-Мирского не только характера, но и ума не хватит. Земцы хотят прекращения войны и изменения порядка. Когда Святополк-Мирский сказал нм, что этих вопросов они не должны касаться, земцы ответили, что они здесь по высоч. повелению, и что эти вопросы не могут не ставить. Св.-Мирский тогда доложил государю, а тот велел их вычеркнуть.

14 ноября.

Сегодня набросал возражение Гартвигу на его кляузное письмо.

Я писал ему:

«Я получил по почте ваше письмо, адресованное к какому то лицу. Оно написано на машине, ваше имя стоит в начале, но адрес получателя старательно замаран. В анонимной записке, тоже написанной машиной, меня обязывали возвратить его через час в почтамт до востребования на инициалы и не списывать.

Все это я исполнил, но несколько фраз хорошо запомнил. Эта таинственность мне показалась забавной. Но ваше письмо обо мне, адресованное, очевидно, к правительственному лицу, показалось мне совсем недостойным вас… Оно с начала до конца полно неправды и беззубо. Слова «раскатал» я во всю мою жизнь не употреблял ни в печати, ни в разговоре. Оно было бы мне противно. Но своим письмом вы раскатали только не меня, а себя самого. Я его достану и на досуге займусь им, не в личных целях, а в общих целях журналистики. Пока ограничусь немногим, что я запомнил и что имеет отношение к журналистике, а не лично ко мне. Вы говорите, что я сею раздор между русскими людьми, возбуждаю военных против статских, тех и других против моряков; что я всех готов призвать на свой суд и расправу. Вы говорите явную неправду, и ни одного из своих обвинений вы доказать не могли бы. Я не возбуждал ни военных против статских, ни тех и других против моряков. Никто так горячо и искренно не говорил о наших моряках, как я. За меня масса полученных мною писем от моряков. Я говорил о порядках в нашем морском ведомстве и осуждал их. Это совсем другое. Что касается того, что я готов бы «всех призвать на свой суд и расправу», то это справедливо с поправкой не на «свой суд и расправу», а на суд и расправу общественного мнения. И не «всех» вообще, а всех бездарных, которые гонят даровитых и независимых людей, всех воров и взяточников, всех интриганов, всех лживых доносчиков, даже некоторых педерастов, которые своим любовникам или любовницам мужского пола доставляют места, на государственной службе и на частной, пользуясь своим положением и приравнивая заслуги государству — и обществу к заслугам их собственной…… Предоставляю вам назвать существительное имя. Я желал бы пользоваться такою же свободою, какою пользуются журналисты в лучшей части европейской печати.

Я желал бы такой свободы и желал бы ответственности за нее до не перед министрами и чиновниками, а перед судом, хотя бы специальным. Вы же хотите именно произвола. Все ваше письмо есть ни что иное, как несуразная защита произвола… Вы противоречите сами себе с логикою детей, попавшихся в шалости. Вы говорите, что ничего не имеете против критики, как и ведомство иностранных дел. Но сейчас же оговариваетесь, что вы разумеете под критикой, и даете себе широкие двери в мою душу и в мои убеждения. Вы хвалите г. Семенова (не называя его), потому что он проводит идеи министерства, и обвиняете газету, как может обвинять только нелепый цензор. Вы говорите, что мин. иностр. дел «не жаловалось на меня» и «Новое Время» и не «преследовало», а затем говорите, что, так как газета проводила не министерские мнения, то получала «внушения» через гл. упр. по делам печати. Кем же эти «внушения» были продиктованы: Министром иностр. дел. Но, по вашим словам, эти «внушения» делались по высочайшему повелению. Это удивительное чиновничье измышление, и как я был прав в своем письме к вам, что чиновники все сваливают на государя. Но вам хорошо известно, что гр. Ламздорф, не будучи еще министром, при гр. Муравьеве и по его почину, конечно, многократно писал в гл. упр. жалобы на «Новое Время».