Алексей Суворин - Дневник А.С. Суворина

• Название: Дневник А.С. Суворина
• Автор: Алексей Суворин
• Издательство: Издательство Л. Д. Френкель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1923

Искренний и интимный дневник крупнейшего издателя, журналиста и общественного деятеля А. С. Суворина. В отличие от традиционных для эпохи суховатых и формальных мемуаров, это настоящий дневник крупной, неоднозначной личности, передающий все колебания, волнения, пороки, сексуальные интересы, слухи и т.п. Это не только история времени, но и история личности. Не менее интересен и другой пласт дневника — Суворин дружил и общался со множеством значительных людей, которым он не стеснялся давать откровенные (и часто уничижительные оценки).

---

— «А Христос?» — сказал Скальковский.

— «Да что Христос?.. У него все было: женщины ему хитоны делали, вино он пил» и т. д.

Онегин читал письма Жуковского к Пушкину перед дуэлью с Дантесом. Письма эти точно написаны для оправдания Жуковского, что он мол, принимал все меры, чтоб не допустить до дуэли, и ничего не мог сделать. В письмах говорится о «тайне», которая известна трем-четырем человекам. «Тайна» эта, очевидно, в том, что Пушкина жила с Дантесом, и в этом не сомневались ни Пушкин, ни Жуковский. Жуковский выгораживал молодого Дантеса и старого Геккерна, который хотел спасти своего сына. Геккерн говорил Онегину, что Дантес целился Пушкину в ногу, но пистолет отдал, и пуля попала в живот.

2 мая.

Сегодня с норд-экспресом уехал Чехов. На станции видел Сабашникову, которая дала сто тысяч Евреиновой для «Сев. Вест». Сабашникова вышла потом замуж за двоюр. брата Евреиновой, который просадил состояние своей жены на сахарные дела. Длинная, некрасивая особа. Когда-то Евреинова прочила ее за Чехова, и он смеялся над этим. Мне кажется, он в Париже поправился.

5 мая.

Обедал у Щукина. За обедом споры между Скальковским и Де Роберти. Был Валишевский. Говорил о гонораре во франц. журналах. «Revue de deux Mondes» платит 10 фр. за страницу, «Revue de Paris» — 13 фр. страница. Вообще, гонорар очень неважный. Лучше других платит «Figaro»: за первую статью в № (Premier Paris) до 200 фр.

* * *

…У Римлян — Тацит, у нас — Татищев. Щукин уничтожал Тацита, Скальковский защищал его.

* * *

Онегин сказал мне, что он готов читать корректуру акад. изданий Чушкина, исправлять и добавлять где надо, даром, не требуя за это ничего. Он просил меня сказать об этом Л. Майкову.

* * *

Запрашивал телеграммой Петербург, как принята в России речь Чемберлэна, сказанная 1-го мая, кажется. Ответ: телеграфом речь эта передана кратко. Очевидно, гр. Муравьев задержал телеграммы, по своему обыкновению, и, может быть, совсем о речи этой нельзя будет говорить. Сегодня у Щукина все возмущались. Такую речь можно сказать только в пьяном виде. Чемберлэн применил к России поговорку, что «обедать (ужинать) с чортом можно только, имея длинную ложку». С англичанином и с длинной ложкой ничего не достанется — все возьмет себе и сожрет.

* * *

Вчера сидел у меня гр. Ржевусский. Он потерял все свое состояние (60 000 р. ежег. дохода) на женщинах и игре и теперь принужден gagner sa vie литературной работой. Он расспрашивал меня о театре, предлагает прислать мне свою пьесу для Малого театра. Я предложил ему написать о парижской журналистике и театрах. «Заплатите мне, по крайней мере, по 90 коп.», говорил он. «Петерб. газета» платит ему по 5 коп. Валишевский находит, что у него большой талант, но он не заботится о нем, и когда писал свои романы, то забывал имена действующих лиц и называл их на разных страницах разно. В Париже очень трудно «arriver», как говорится, — известность достается очень трудным путем. Один известный художник говорил Щукину: «прежде чем я стал продавать свои картины, у меня ими было набито две комнаты».

* * *

В субботу, 2-го мая, был Татищев под влиянием речи Чемберлэна. Проговорили часа три. Ганото ему сказал: «La Russie a perdu la Chine». Германский посол наш рассказывал ему о занятии (Киау-чоу) немцами. Государь написал Вильгельму II на его запрос, можно ли Германии занять эту гавань, так: «ни позволить, ни запретить не могу». Дотом, когда Вильгельм принял это за согласие, министерство воспротивилось, говоря через посла, что Вильгельм не так понял письмо государя. Дело дошло до того, что посол наш не мог найти ни Вильгельма, ни министра, чтоб передать протестующую ноту. Государь велел тогда уведомить Германию, что наш флот войдет (в Киау-чоу) вместе с германским, но только на другой день, и эта угроза была взята назад.

12 мая.

Де-Роберти был на процессе Зола. После него на улице смотрел на манифестацию. «Какие идиоты!» — сказал де-Роберти, сказал, конечно, громко. Вдруг к нему подошел француз: — «Я понимаю по-русски. Вы сказали: какие идиоты! Вы не меня разумели?» Семенов, кор. «Новостей», бывший с ним, поспешил сказать, что его не разумели. Спор: правильно ли поступил француз?

* * *

Вчера обедала у меня Барятинская; она (Яворская) приехала, по ее словам, больная и есть не будет. Однако, отлично ела.

* * *

Познакомились с Ростаном, были у Сары. Ростан: — «Как считают Яворскую? Талантливой?» — «Да». — «Она, кажется, любит подражать?» — «Да». Вообще, о Яворской недоброжелательно. А она говорила, что он в нее влюблен. Вчера, когда я ехал с ней, она мне говорила, что ее поклонники постоянно угрожают застрелиться, когда она не отвечает на их любовь. — «Да вы бы им сказали: «стреляйтесь». Охотников не нашлось бы».

* * *

И. И. Щукин, основатель музея, говорил о своем детище. У него множество рукописей. У него одна помощница. Когда поступила, не умела читать столбцы, а теперь читает лучше ученых. Много писем о Пушкине, Грибоедове в бумагах Муханова, которые он приобрел Есть любовные письма Корсакова, конца XVIII века, из другого архива.

* * *

Прочел драму Корвин-Круковского, которая когда-то была приставлена под заглавием «Comtesse Borovska». Недурная.

* * *

Дюма-сын, желая уплатить долги отца, купил с публичного торга право на его сочинения, уплатив за это всего 38 т. Они приносили ему до 60 т. в год. В уплату долгов отца, конечно, пошли только эти 38 т.

10 июня.

Вернулся из Парижа 5 июня, в пятницу. Боря кончил с золотой медалью. Все им не нахвалятся.

* * *

Объяснение с Лелей, кажется, 7-го. Очень тяжелое, почти невыносимое. Все в Петре Петровиче. Я уступил и жалею. Я его понять не могу. Какая-то сумасшедшая мстительность.

16 июня.

Завтра еду в Ефремов, где находится семья.

* * *

Вчера и сегодня был на аукционе вещей княгини какой-то. «Ваша цена?». Аукционист кладет на счетах. Большая разница с «Hotel Drouot» в Париже. Купил два комода (140 и 105 р.) и два кресла (82 руб.). Вещи шли по огромной цене. Киевский торговец всех забивал, б. ч. набавляя «пятачок» или целой сотней рублей. Я доходил до 458 и затем стушевался.

* * *

Вчера был у Гартвига. Он мне предложил напечатать выписку из «Journal de Geneve» против парламентаризма, присланную оттуда нашим посланником, Иониным, с некоторыми его рассуждениями. Царь ее читал. Я отказался, ибо не нахожу, что парламентаризм плохая вещь. Наши у теперь ловят такие мнения: «Швейцария республика, а против парламентаризма». Но Швейцария не за самодержавие, а за народное голосование законов.

1899 год.

25 марта.

Обедало много. Был разговор о том, что клевета распространяется, насчет циркуляра от 17 марта. На самом деле, этот циркуляр состоялся для ограждения принятых 17 же марта распоряжений в Совете министров, именно закрытия университета на 18 марта и на объявление 19 марта распоряжения министра просвещения Боголепова об увольнении всех студентов и новом приеме их.

Плющик-Плющевский сегодня говорил, что будут не приняты около 300 студентов. Ждут новой стачки. В Академии Художеств, большинством 80 против 60, решена обструкция. А. П. Никольский рассказывал, что в 3 гимназии, где учится его сын, в 4 классе, произошла обструкция. В классе 36 воспитанников. 14 явилось, а остальные собралась на сходку в Летнем саду и объявили обструкцию. Причина та, что, вопреки обычаю, когда 3 дня говельной недели не учились, ныне заставили учиться и в эти дни. Так заразительна стачка.

Плющик говорил, что сегодня должна решиться общая стачка рабочих на Петербургских заводах.

Витте действует с Плеве, расставшись с Муравьевым, с которым не поладил. 17 марта, в Совете министров, он говорил за такие строгие меры, что Победоносцев воскликнул будто бы — «Нет, Сергей Юльевич, так нельзя». Он ошибся совершенно в своих предположениях, о которых говорил мне до высочайшего постановления от 20 февраля, что учащиеся примут с восторгом инициативу государя. Оказалось, никакого восторга, а напротив — стачка за стачкой!

* * *

Послал письмо к П. Н. Исакову следующего содержания:

«Так как Комитет Союза взаимопомощи писателей собрался меня предать суду чести, о чем уже явились обязательные публикации в газетах; и так как перед Комитетом, во время или тотчас после окончания заседания собрания 19 марта, произнесена была публично против меня самая бесчестная для писателя клевета, то я просил бы вас употребить свои усилия на то, чтобы суд чести мог собраться на этих же днях. Состояние моего здоровья требует уехать из Петербурга, но клевета меня здесь удерживает. Не боясь клеветников, не желаю снабдить их поводом к сочинению новой клеветы, что я бежал от честных людей. Будьте любезны и добры, сделайте мне одолжение поспешить делопроизводством. Сколько мне известно, Комитет следствий не производит. Он только получает заявления и клеветы и передает их судьям чести. Времени для этого от 19 до 26 марта было довольно. Если вы не поспешите, мне остается начать дело о клевете на меня в окружном суде, так как мое присутствие там не потребуется».