Светлана Успенская - Посмертная маска любви

• Название: Посмертная маска любви
• Автор: Светлана Успенская
• Издательство: ЗАО Изд-во Центрполиграф
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-227-00398-Х

Солидными людьми стали его бывшие друзья — банкирами и предпринимателями. Один он остался «свободным художником». И было удивительно, когда жена одного из них, красавица Инга, пригласила его в свой роскошный особняк. Ничто не предвещало того, что ночь любви окажется последней для нее. Вслед за ней станут погибать его друзья, те, кто составлял когда-то «штурмовую бригаду». При загадочных обстоятельствах, похожих на несчастный случай. Он понимает, что за этим стоит чей-то коварный план. Но чей? Неужели одного из них — бывших «штурмовиков»…

* * *

Ночь любви в роскошном особняке молодой красавицы Инги закончилась трагически. Она сгорела заживо вместе с домом, а он, друг ее бывшего мужа, чудом остался жив. Что это было — несчастный случай? Но почему в результате «несчастных случаев» погибают его лучшие друзья: те, кто составлял когда-то «штурмовую бригаду»? Да, он понимает, что за этим стоит чей-то коварный план. Но чей? Неужели одного из них — бывших «штурмовиков»…

---

Самое реальное и разумное решение, к которому я постепенно пришел, — попробовать выдолбить ступени в грунте и по ним подняться наверх. Диаметр колодца был достаточно мал, и я мог бы вскарабкаться по ступеням, опираясь для устойчивости одной рукой на противоположную стенку колодца. Попробовав совершить то же самое по гладкой стене, я неизбежно свалился бы обратно — влажная глина была скользкой, как мыло.

Не хотелось портить маникюр, поэтому, выковыряв из земли небольшую щепочку, я бурно принялся за работу. Мою трудоспособность увеличивала в несколько раз мысль о том, что там, наверху, может оказаться что-нибудь съестное, например заплесневелый сухарик или картофельные очистки. А если там отыщется еще и сигарета, хотя бы до половины выкуренная, — я буду на седьмом небе! Мысль о куреве взбодрила меня даже больше, чем мысль о еде.

Первые пять ступеней, располагавшихся до уровня двух метров, дались без особого труда. Но дальше работа пошла менее успешно. Приходилось действовать в раскорячку, вися, как паук, над пропастью. Опираясь ногами в только что вырытую ступеньку, а рукой — в противоположную стенку, я чувствовал себя акробатом, севшим на шпагат между двух тумб, с той маленькой разницей, что мои опорные ноги то и дело разъезжались по скользкой глине и грозили загреметь вниз, обрушив всю работу.

В тяжелом физическом труде время текло незаметно и чувство голода как будто притупилось. Время от времени я отдыхал, спустившись вниз по ступеням и с тоской взирая вверх. Зажигалка моя все больше чахла и дохла, и я с ужасом думал о том мгновении, когда она погаснет и мне придется работать без малейшего кусочка света.

Утешала только мысль, что колодец не может быть бесконечным. Если бы он шел вертикально от самого центра земли, то в нем было бы гораздо жарче, чем я ощущал. По моим техническим расчетам, он мог быть пять, ну, максимум, семь метров глубиной. В Подмосковье грунтовые воды обычно залегают близко к поверхности, это я знаю по собственному опыту — несколько лет назад мы копали с батяней колодец на даче и нам хватило зарыться на четыре метра, чтобы достичь воды.

А что, если здесь горка?.. А что, если здесь какая-то геологическая аномалия и колодец гораздо глубже?.. Нет, не может быть, утешал я себя, посасывая влажный комок глины, чтобы утолить жажду (из лужицы, натекшей на дне колодца, я опасался пить, предполагая, что упавшие туда и полуразложившиеся мыши подействуют на мой хрупкий организм не лучшим образом). Обычно люди селятся там, где вода подходит близко к поверхности. А иначе зачем рыть колодец в чистом поле? Не для меня же лично!.. К тому же колодец явно незакончен, еще даже не достигнут водоносный слой, а иначе я плавал бы здесь, как утка в проруби.

Со вздохом я вновь поднимался с кочки и принимался за работу. О том, что меня ждет наверху, я старался не думать. А вдруг они завалили вход в колодец?! Это значит — я погребен здесь на всю оставшуюся жизнь. Только после своего заточения я начал понимать, что чувствуют люди, погребенные заживо. Их ощущениям не позавидуешь!..

Сколько часов я вкалывал — не имею ни малейшего представления. Щепка моя давным-давно сломалась, и теперь я ковырял землю ногтями, а зажигалку включал только на короткое время, чтобы оценить тот объем строительных работ, который еще предстоит освоить. Честно говоря, мне он представлялся бесконечным. Я перестал колупать землю только тогда, когда, выбившись из сил, почувствовал, что пространство вращается вокруг меня все быстрее и быстрее, а глиняные стены сдавливают мой мозг в тесных объятиях…

Ринат подошел к стене мастерской, вдоль которой стояли незаконченные работы, выбрал среди хаоса холстов с карнавально-пестрыми мазками одну небольшую картину, белое полотно с четко прочерченным летящим контуром, и поставил ее на мольберт.

Это Артемида, богиня охоты, прекраснокудрая дева в развевающейся тунике. Она летит по лесу со своими подругами, чтобы настичь Актеона и превратить его в оленя за то, что тот подсматривал, как богиня-девственница купается в лесном ручье, — грех вполне простительный, с мужской точки зрения.

Да, рисунок неплох, совсем неплох! Ринат отошел и немного прищурился. Хорошо удалась вот эта линия — плавный изгиб небольшой груди опускается к бедру и переходит в стройное, узкое, почти мальчишеское бедро. Чувствуется, что икра напряжена, — вот тот неуловимый момент бега перед тем, как мышцы сократятся, нога оттолкнется от земли, и Артемида взлетит в прыжке. За ее спиной колчан со стрелами, в руке — изогнутый лук…

Но какая линия бедра! Такой линии мог бы позавидовать и сам Модильяни! Кто спорит, у этой модели такие совершенные линии тела, как будто ее изображение само ложится на бумагу. Давно он не встречал такого характерного типажа. Очень давно. С тех пор, как…

На сегодня у него запланирован следующий рисунок — Артемида натягивает лук, чтобы поразить Актеона стрелой. Самое интересное — уловить труднодостижимый момент первого расслабления мускулов рук, которое последует за спущенной стрелой. Специально для этого рисунка он арендовал у знакомого бизнесмена спортивный арбалет со стрелами. Надо будет заставить эту девицу постоять пару часов в напряжении, с натянутой тетивой. Интересно, выдержит ли она? Она не профессиональная модель, это ясно. Любительница. В свой прошлый приход не могла выдержать и четырех часов, вся изломалась. Молчала, правда, но он же не слепой! Но тело у нее — без сомнения, античное! Тело — на все времена, для всех веков и народов!

В свой прошлый приход она раздеться отказалась. Странно, что за несовременная скромность? Должна же, кажется, представлять, что ее зовут не на блины и что существуют некоторые особенности профессии, издержки, так сказать. Правда, тогда ему не нужна была обнаженная натура, вполне хватило драпировки, изображающей тунику. Но если уж так повезло и он в кои веки нашел подходящую модель, можно поработать еще и над Артемидой, купающейся в ручье.

Он уже представляет рисунок в малейших подробностях — богиня наклонилась и, зачерпнув воду, льет ее на грудь. Спина изогнута, волосы рассыпались по плечам. Крупные капли влаги на бедрах, на животе, глаза полуприкрыты в сладострастной неге. Вода — вот лучший, ласковейший и единственный любовник богини-девственницы. Туника брошена на берегу. В кустах наполовину видна обнаженная фигура Актеона, он опирается напряженной рукой о землю, его рот вожделенно приоткрыт, он любуется прекрасной Артемидой. И — закатное розовое солнце подкрашивает осторожным золотом всю картину. Отлично!

Разглядывая набросок, Ринат напряженно свел брови на переносице, мучительно пытаясь что-то припомнить. Где-то у него есть рисунок, похожий на ту самую совершенную линию, где-то есть… Неужели он повторяет самого себя? Если это так, то это ужасно. Он не из тех мазилок, которые, однажды найдя удачный прием, без конца пережевывают его в своих произведениях, выжимая из него все, что только возможно. Если это действительно так — то это его личное падение!

Все еще хмурясь, Ринат начал искать, задумчиво перебирая старые акварели, горой наваленные на низком столике около окна. Но когда же он это делал?.. А вдруг ему только кажется, что это его личная находка? Вдруг он бессознательно скопировал кого-то из старых мастеров? В иллюстрациях к книге, конечно, это может сойти незамеченным, но если такое появится на персоналке (персональной выставке), сразу «доброжелатели» зашипят: «Исписался, копирует классиков, перепевает сам себя!» Вспомнить хотя бы кошмарные бельма больных базедовой болезнью с полотен Глазунова — не это ли ужас беспомощной руки, которая ничего не может выжать, кроме привычного контура?

Но где же тот рисунок?.. На пол полетел ворох пожелтевших ватманов: мальчик, вынимающий из ноги занозу, мальчик, играющий в «бабки», мальчик, стреляющий из лука, — старые ученические работы из Античного зала Музея изобразительных искусств. Нет, все не то! «А был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?» — вспомнил он и вытащил кипу эскизов к «Наслаждению». Да, пожалуй, где-то здесь…

Сначала он хотел нарисовать Ее в прямом, неаллегорическом виде. Его привлекал контраст между ангельской внешностью и сатанинским злом, которое он в ней различал. Вот она откинулась на стуле, хохочет, человеческие головы, наваленные на тарелке, как апельсины, исполнены ужаса и обреченности. А вот она подносит ко рту гроздь винограда и тянется к ней прекрасными губами, виноградинки — это тоже человеческие головы. И каждая из них томится в предсмертной муке, ожидая того сладчайшего и ужаснейшего мгновения, когда их коснутся, лобзая, нежные жалящие уста… Вот другой эскиз — человечья голова, как сказочный колобок, катится прочь, охваченная ужасом, а она, преследуя, легко бежит за ней, парит в воздухе, шаловливая, как будто ребенок, догоняющий мячик. Да, вот он, тот самый миг отрыва от земли, полета. Вот она, та самая линия бедра, которая всплыла на его недавнем рисунке. Как странно, что возвращается через годы…