Светлана Успенская - Посмертная маска любви

• Название: Посмертная маска любви
• Автор: Светлана Успенская
• Издательство: ЗАО Изд-во Центрполиграф
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-227-00398-Х

Солидными людьми стали его бывшие друзья — банкирами и предпринимателями. Один он остался «свободным художником». И было удивительно, когда жена одного из них, красавица Инга, пригласила его в свой роскошный особняк. Ничто не предвещало того, что ночь любви окажется последней для нее. Вслед за ней станут погибать его друзья, те, кто составлял когда-то «штурмовую бригаду». При загадочных обстоятельствах, похожих на несчастный случай. Он понимает, что за этим стоит чей-то коварный план. Но чей? Неужели одного из них — бывших «штурмовиков»…

* * *

Ночь любви в роскошном особняке молодой красавицы Инги закончилась трагически. Она сгорела заживо вместе с домом, а он, друг ее бывшего мужа, чудом остался жив. Что это было — несчастный случай? Но почему в результате «несчастных случаев» погибают его лучшие друзья: те, кто составлял когда-то «штурмовую бригаду»? Да, он понимает, что за этим стоит чей-то коварный план. Но чей? Неужели одного из них — бывших «штурмовиков»…

---

Но зачем неизвестному поджигателю, который укокошил Абалкина, убивать ни в чем не повинную Ингу? Я даже остановился, пораженный этой мыслью. Сашке-то убрать жену была прямая выгода — деньги и все такое прочее. Но безобидную, запутавшуюся в жизни Ингу — кому и зачем понадобилось убивать?! Да еще и меня вместе с ней?

Гадал и мучился я недолго. Ответ напрашивался сам собой — чтобы завладеть ключами от квартиры и убрать банкира. Инга и я — мы были только досадным препятствием на дороге преступника (или преступников). Он (или они) замахивался на Сашку и по пути убрал(ли) нас…

Мучительные рассуждения опять завели меня в очередной тупик. Хорошо, преступник убил Ингу из-за ключей, но зачем надо было поджигать дом? Ведь никем не охраняемая машина стояла на улице, и в замке зажигания совершенно свободно болтались вожделенные ключи? Пришлось придумать ответ и на этот вопрос: чтобы никто не хватился ключей. Инга могла сообщить Сашке о пропаже, возможно, потребовала бы от него другой комплект, Сашка насторожился бы и, вероятно, захотел бы сменить замки, что совсем было не на руку преступнику… А так все тип-топ: Инга молчит, Сашка молчит тоже, один я по странному стечению обстоятельств разгуливаю на свободе и задаю дурацкие вопросы. Впрочем, на свободе разгуливает еще и преступник. Но кто он? Я долго и бесплодно мучился этим вопросом, пока не задремал.

Когда я уже засыпал, то услышал, как под дверью тихо поскуливает Норд, — наверное, тоскует по своей прошлой жизни… Бедняга… Ничего, привыкнет…

И я провалился в черную бездну.

Глава 5

Юрка Палей не обманывал — они действительно устроили все по высшему разряду. Похороны были организованы раздражающе дорого, с купеческим размахом, помпезно, с претенциозной роскошью. Даже кто-то с телевидения крутился на кладбище, и посверкивали вспышки фоторепортеров… В таких похоронах не хватало только одного — искренности.

Впрочем, от кого ее требовать, — не от тех ли, кто приложил руку к гибели Абалкина? Я подумал, может быть, среди этих черных фигур, темной шевелящейся массой столпившихся вокруг рыжей ямы, стоит тот, кто совершил убийство… И возможно, не одно. Вот он смотрит на дело рук своих — какие мысли посещают его в этот миг? Думает ли он о той выгоде, которую принесла ему смерть Сашки? Терзается ли запоздалыми муками совести? Или он спокоен, не думая совершенно ни о чем, ничего не ощущая, кроме редкого майского дождя, сеющегося сквозь дымку низких облаков?

Удовлетворив свою меланхолию такими риторическими вопросами, я отошел в сторону от того места, где уже минут сорок гремели гневно-скорбные речи ангажированных плакальщиков.

Я сел под березку, привалившись спиной к ее шершавому, с черными рубцами стволу, и уставился невидящим взглядом в дымчатую даль. Нет, никогда мне не узнать правды об этих двух смертях, что прошли мимо, задев меня своим черным крылом. Никогда… Да и надо ли в этом копаться?

Мой беспорядочно блуждающий взор привлекла молодая женщина с черным платочком на шее, которая, печально опустив голову, стояла немного в стороне от основной массы народа. Она была примерно такого же возраста, как я, точнее, как все мы, бывшие члены Шестой бригады, хрупкая и почему-то очень отчужденная. Это меня сразу же как-то расположило к ней. Я чувствовал себя таким же одиноким, как она, несмотря на одиннадцать самых лучших в мире друзей. «Уже десять, — с горечью подумал я. — Сашки-то нет…»

А девушка все стояла, не шелохнувшись, ее плащ то и дело вздымали порывы северного ветра. Из-под черной вуали, спускавшейся со шляпки до густых бровей вразлет, пытливые глаза исподтишка рассматривали людей, толпящихся у гроба, из которого, как и обещал Юрик, лилась печальная, вытягивающая жилы музыка.

Наверное, любовница Абалкина, решил я и автоматически отметил: ничего себе, хорошенькая…

Она действительно была красива. Черные волосы цвета воронова крыла лежали вдоль щек с налетом нежного румянца, а глаза были такие синие, что я различал их цвет даже издалека. В ней было что-то восточное, японское, что ли, но без той характерной желтизны, свойственной монголоидной расе, — мелово-бледное лицо с кожей, свойственной больше блондинкам. Яркие глаза и жгуче-черные волосы составляли привлекающий внимание контраст.

Когда началось прощание с Абалкиным, важно возлежащим в своем английском гробу за семь тысяч долларов, она подошла последней, наклонилась, едва коснулась лба покойника, легко сжала его восковую руку — и какая-то мимолетная тень легла на ее лицо. И я мог бы поклясться, что она улыбается, если бы через секунду девушка не достала из сумочки платок и не приложила его к глазам, отходя в сторону. Ее плечи чуть заметно вздрагивали.

Она стояла неподалеку от меня, прикусив зубами и без того припухлую губу, как бы пытаясь не разрыдаться. Измятый платок выскользнул из ладони, упал к ногам, и тут же его подхватил ветер, относя в сторону.

Я галантно поднял платок и приблизился ней. Хороший повод познакомиться (говорят, на кладбищах происходят самые удачные встречи). Интересно, кто она Абалкину… Судя по всему, ее никто из собравшихся не знает.

— Возьмите, — мягко произнес я, протягивая белый матерчатый комок. — Ваш платок совсем испачкался, позвольте предложить вам свой.

— Спасибо. — Она с благодарностью взглянула на меня полными слез глазами.

В уме я уже подбирал роскошные сравнения для ее синих глаз. Вот некоторые, пришедшие на ум: лазуритовый камень, оправленный в черненое серебро густых ресниц, бирюза того редкого оттенка, который можно найти только у камней, вывезенных с величественного Памира, сапфиры чистейшей воды из чилийских копей, достойные украшать только короны царей, синева вечереющего неба — в том месте, на востоке, где безоблачная дневная лазурь густеет и из-под нее проглядывает торжественный бархат ночи…

Кстати, в ее ответе был слабый, еле различимый иностранный акцент. Это меня удивило.

— Вы хорошо знали его? — осторожно спросил я, кивая на покойника. Интересно, не ошибся ли я насчет акцента.

— О да, хорошо. (Нет, не ошибся!) Очень, очень хорошо. — Она печально опустила взгляд. В голосе звучала грусть.

— Он был мой друг, — добавил я.

— Он был мой друг тоже очень много.

— В смысле очень близкий?

— Да, да, довольно близкий… Но не бойфренд, нет… Просто друг. — Английский акцент был, что говорится, ей к лицу.

— Вы из Англии? — напрямик спросил я. Интересно, откуда у Абалкина могли появиться английские друзья?

— Из Англии? О нет, нет! Я американка, город Вашингтон, штат Вашингтон.

— Извините, я не представился… Сергей Копцев. Временно не работающий литератор.

— О, вы писатель? — Она с интересом вперила в меня синий взгляд. — Всегда мечтала познакомиться с русским писателем! Но боюсь, вы пьете много водки.

— Немало, — согласился я. — Но в остальном я не Чехов, не Достоевский и даже не Лев Толстой. К сожалению… А как вас зовут?

— О, извините, я не представилась. Кэтрин Мэйфлауэр… Я работаю в русском бюро AEN. Журналистка.

— Кэтрин… Какое прекрасное имя! Жену Уильяма Блейка тоже звали Кэтрин, и, надо сказать, она его очень любила.

— Вы читали Блейка?

— А что, с трудом верится? Вот слушайте… Правда, это не слишком вяжется с похоронами…

Мама, мама дорогая! В церкви холодно зимой,
А врата земного рая отпираются в пивной.
Там приятней, чем в соборе, там всегда царит уют,
А в обители небесной даже кружки не нальют!

Слезы девушки мгновенно высохли, и, еле сдерживаясь, она негромко прыснула в кулак. Разговор становился все оживленнее. На нас уже стали обращать внимание. Неплохо было бы уйти отсюда. Кажется, эта бодяга с речами растянется еще часа на два…

— Мы с вами почти коллеги… — Я с удовольствием пожал ее узкую руку. Она была холодна как лед.

Почему-то мне не верилось, что у Абалкина была любовница — американская журналистка. Просто не хочется в это верить, подумал я, а вслух сказал:

— Вы, по-моему, совсем замерзли. Церемония заканчивается, не хотите ли выпить чашечку кофе? Я знаю приличное кафе неподалеку.

— С удовольствием.

И мы тихо слиняли под прикрытием широких спин охраны братьев Палей.

Мы сидели в маленьком кафе, у окна, за которым непрерывно змеился мокрый хвост из блестящих машин. Кэтрин грела в руках маленькую чашечку, над которой вился ароматный пар. Разговор трепыхался вокруг нелепой смерти нашего общего друга.

— А вы знали его жену? — спросила меня Кэтрин.

Я почему-то смутился и опустил глаза. Вот уж чего-чего, а не ожидал от себя подобной стеснительности! Но не рассказывать же малознакомой красивой девушке, что мы с женой покойного чуть было не сгорели в одной постели.