Евгений Богат - Ахилл и черепаха

• Название: Ахилл и черепаха
• Автор: Евгений Богат
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Философия
• Год: 1979

В книгу вошли прозаические произведения, в которых автор говорит о подлинных ценностях в жизни, ставит вопросы гражданственности и самовоспитания.

---

Хочу, кстати, сказать: мне свойственно чувство иронии, что могло бы, пожалуй, сильно задевать окружающих, — а иногда, вероятно, и задевает, — если бы я не относился с той же ироничной шутливостью и к себе, к своим успехам и провалам, разным затеям и испытаниям, радостям и горестям.

Ну, теперь осталось уже совсем немного до… до «преображения мира».

Я встал после гипса, но что-то не клеилось, начал выезжать, и снова стало плохо, тут меня уложили в третью больницу, где мне так навредили с почками, что последствия я чувствую и до сих пор. Еле вырвался от них, отравленный антибиотиками, с повышенным давлением, головными болями, затуманенным мозгом. Последнее — хуже всего. Пока я могу мыслить, я живу, я не обездолен. И не одинок, потому что «не дальше мысли можешь ты уйти. Я неразлучен с ней, она — с тобою». А когда попытка мыслить вызывает лишь головную боль и хаос в мозгу, то это не жизнь. Так я валялся довольно долго, заходили ко мне в гости разные люди, и… среди них вдруг явились Вы[11].

Дальше Вы все знаете, хотя и не представляете характера и масштаба того переворота, который произошел во мне.

И вот пришел сегодняшний день… Вы говорили о моем «пессимизме» за последние месяцы. Да, что-то убито в моем чувстве к Вам… должно быть, просто будущее. Я его не вижу. Вы меня столько «били» (с благими намерениями!), а жизнь Вам так помогала, что поневоле «прозреешь» (или, вернее, ослепнешь). И знаю, что все равно буду бороться за это будущее до конца, хотя бы ради того, чтобы остаться человеком, но я его уже не вижу. С Вами… Но я все равно люблю Вас, и, несмотря на исключительную индивидуальность этого чувства, у меня такое ощущение, что это любит через меня все истосковавшееся по правде и чистоте подлинно людских отношений человечество, что это все миллиарды разбитых и неосуществившихся человеческих надежд жаждут во мне быть воскрешенными одним Вашим словом.

Должно быть, я слишком много беру на себя. Но меньше не могу. Да и не хочу. Я считаю для себя великим благом встречу с Вами.

Пока я люблю Вас, я буду жить. Ведь любовь и жизнь — это одно, и разве я смогу когда-либо забыть, что услышал об этом именно от Вас?..

На этом, наверное, следовало бы кончить, но мне всегда так трудно расставаться с Вами. Заметили ли Вы это? Вы почти всегда уходите так неприветливо, так странно…

Ну, напоследок выдам еще один свой секрет: когда мне в больнице в Москве после той урологической операции было хуже всего и я думал, вернее, не думал, а ощущал, что все это может скоро кончиться, я мысленно простился с Вами, позволил себе мысленно обнять Вас… Это в первый раз…

(Она ушла. Ушла и не вернется. Замолкнул в отдаленье звук шагов… Все тише, все больнее сердце бьется, — она ушла, ушла и не вернется! Ни мыслей нет других, ни чувств, ни слов: она ушла. Ушла и не вернется…)

31. XII.65. / 7.I.67.Тбилиси.

И вот опять раскрываю «Тетрадь для Вас»: еще одна попытка рассказать — объяснить что-то…

Может ли быть у меня надежда этими несколькими страницами изменить положение? Нет, конечно, но во мне есть неистребимая потребность стремиться к тому, чтобы Вы понимали меня глубоко.

Если же говорить о надежде, то она живет во мне, но надежда совершенно особая: надежда — боль. Вовремя Вашего последнего визита у меня внезапно очень сильно заболело сердце. Но какой-то новой болью. Болью только за Вас…

Только новая боль и может научить человека чему-то. Может быть, во мне есть что-то, чего я и сам не знаю?

Я не могу жить без того, чтобы мое чувство к Вам не углублялось, не совершенствовалось бы.

И может быть, это возможно еще?

Почему у меня появилась вдруг такая надежда? Может быть, потому, что мне не понравились мои последние записи. Может быть, потому, что Вам «не понравился Жан-Кристоф». Не смейтесь, это очень важно. Я вовсе не хочу сказать, что Вы «не поняли». Просто, очевидно, различны пути духовного становления мужской и женской личности. Роллану принадлежит мысль: до чего одинока женщина. Но, очевидно, не тем одиночеством, как мужчина. Очень важно постараться бережно уловить эту разницу, найти какие-то пути взаимопонимания людей. Думать об этом, и думать о другом человеке, а не о себе, но так, чтобы и свою личность не утратить, потому что этим и другого обидишь… Вот что нужно.

Часто мне казалось, что моя любовь к Вам уже достигла вершины. Но нет! — до последней вершины еще далеко… Путь к ней — в более тонком и бережном отношении к Вашей душе, к особенностям Вашей личности, к Вашему духовному росту.

…Я не боюсь жизни, я люблю ее, но только настоящую. Пусть трудную, но настоящую. И дело вовсе не в личных бедах, потому что они — случайность. А человек не должен покоряться случайностям, как бы они ни были тяжелы.

И потом, я не ограничиваю жизнь только личным, есть еще борьба общечеловеческая.

Я пытался рассказать Вам, что я поставил целью жизни поиски и внедрение новых, более возвышенных и чистых человеческих отношений. Зная, что есть высшие формы человеческого общения, я не могу вернуться к низшим.

…Теперь я конкретно знаю — благодаря Вам! — что, может быть, женщина — настоящий человек, друг, возлюбленная, с которой можно преобразовать мир (я имею в виду, разумеется, не земной шар, а мир в более скромном смысле), поставить все в нем на свое место так, как надо; женщина, с которой можно жить только для подлинно человеческого и в ней, и в себе. Ну а то, что наша с Вами встреча не повела к этому, — это просто случайность, тут нет ни Вашей, ни моей вины, может быть, только моя беда.

Вы как-то сказали мне, что мое чувство к Вам уменьшилось. Нет, просто из него как-то ушло будущее. Это просто сказать, но на деле это совсем не просто. Я почувствовал, что не могу радовать Вас так, как хотел. Нет у меня того, что Вам надо. Может быть, Вы скажете, что это надо было понять раньше… Нет, надо было бороться до конца (который еще и не наступил).

И вовсе я не стал любить Вас меньше. Я люблю Вас, может быть, даже больше, чем раньше. Я уверен, что моя любовь всегда будет с Вами, если Вы перестанете это ощущать, то, значит, грош ей (и мне) цена.

Я хочу, чтобы у Вас были дети… Мне важно сознавать в последний миг, что я совершил все, что мог, чтобы укрепить в Вас веру в жизнь, в людей, в настоящие, незапятнанные чувства.

Ведь моя цель была не «уложить Вас к себе в постель» (попробуй докажи это обывателю), а добиться максимально возможных между нами человеческих отношений. И я уверен, что оказал на Вас огромное внутреннее влияние. Вы сами об этом говорили.

Эдуард.

(Истинно любящие борются до последнего мига за душу любимого человека; они борются, утратив надежду на взаимность, но питая иную, высшую, бескорыстную надежду: одарить любимого мудростью. Эта мудрость поможет быть до конца дней возвышенным, чистым в мыслях и чувствах. Истинно любящие, не помышляя до последнего дыхания о личном, ведут битву за душу любимого — за ее восхождение. И они эту битву выигрывают, потому что любят. Они выигрывают ее, даже умирая…)

Часть третья. Последние письма к ней

11. II.67. Санаторий под Тбилиси.

Все время у меня в голове вертятся разные мысли. Что с ними делать? Им нет числа. Иногда между ними попадаются и «хорошие», то есть такие, которые хотелось бы запомнить. Но одна сменяет другую, поток идет все дальше и дальше и, наконец, теряется как река в песках пустыни. Неужели же так должна затеряться и человеческая жизнь? Ведь мысль — ее наивысшее выражение. Потому-то людям и надо делиться друг с другом. Только друг в друге они могут сохранить себя. (И найти, добавил бы я.) Поэтому мне и хочется сделать какие-то записи. Плохой или хороший — я не хочу уйти бесследно. Мне хочется поделиться с кем-то. Да и не с кем-то, а с Вами. Потому что Вы самый нужный и близкий мне человек на земле. Опять «почему?». Ну тут, если начать объяснять снова, пожалуй, всей жизни не хватит — это одна из необъяснимых чудесных и роковых загадок жизни.

Нужно ли Вам это? Думаю, что да. Может быть, не все. Но ведь лишнее легко отбросить. А не может быть лишним все, в чем нашла свое наивысшее выражение целая человеческая жизнь, прожитая нелегко, вся целиком и искренне посвященная тому, чтобы найти нечто подлинно человеческое, то, для чего действительно стоит жить.

Человеческое тепло, бережная забота о другом, бескорыстное желание ему блага больше, чем себе самому. В чем еще может полнее и лучше выразиться именно человеческая сущность?

Вы можете посмеяться над «бескорыстием», назвать это сентиментальностью, фантазиями и т. д. Но не можете же Вы не чувствовать, что я все же пытаюсь выразить в этом какую-то большую, может быть, даже единственную правду жизни, хотя и не нахожу для этого нужных слов.