Борис Фрезинский - Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

• Название: Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
• Автор: Борис Фрезинский
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Политика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4448-0042-3

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.

В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…

Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

---

«Моравиа — писатель трудный, и не по форме, а по содержанию; вероятно, труднее всего он сам для себя. Он живет в чеховском мире без чеховского снисхождения, без жалости, да еще говорит, что его учитель Боккаччо. Однако Моравиа мало занимает интрига действия, своих героев он показывает как коллекцию забавных насекомых — не ярких бабочек Возрождения, а озверевших печальных тараканов. Его „Римские рассказы“ чем-то напоминают один из фильмов, который меня покорил, — „Сладкая жизнь“, — может быть тем, что автор не в заговоре со своими героями. Я понимаю отношение Феллини к скучающей богатой черни Рима. Труднее понять отношение Моравиа к своим обездоленным героям»[2206].

Для справки: фильм Феллини «Сладкая жизнь» (1959) в советском прокате так и не появился, и советским читателям точно понять эту фразу Эренбурга было нелегко. Когда фильм стал у нас доступен всем, эпоха непрямой речи в России уже закончилась (надо думать — временно)…

8. Переводчики Цветеремич и Крайски

Итальянские книги XX века выпускали в СССР нечасто — по заданию идеологических органов советские литературоведы понятие «прогрессивная итальянская литература» наполняли весьма скромным содержанием, несколько разнообразив меню в эпоху оттепели. В Италии при издании переводов с русского были свои критерии, в большей степени, правда, художественные — из советской литпродукции по возможности выбирали то, что покачественнее. Пьетро Цветеремич и Джорджи Крайски (в письмах в Россию он звал себя Юрием Крайским) — знаменитые итальянские слависты и переводчики, крупные знатоки русской литературы XX века. Именно они переводили Эренбурга, не одного Эренбурга, конечно, но отношения с ним были вполне личные, переписывались и встречались часто — и в Италии, и в Москве.

Знакомство Пьетро Цветеремича[2207] с Эренбургом началось в 1950-е годы; Цветеремич был членом тогда невероятно популярной в Италии и самой прогрессивной в Европе итальянской компартии, и это, естественно, ценили те русские авторы, книги которых он переводил. Самый ранний сохранившийся документ о знакомстве Цветеремича с Эренбургом датируется 1953 годом: это первая книга, которую молодой итальянский славист выпустил в свет и послал в СССР с такой надписью: «Знаменитому советскому писателю Илье Григорьевичу Эренбургу, другу и знатоку итальянской культуры, посылаю свой скромный труд о великой русской литературе. Пьетро Цветеремич. Рим, 7 ноября 1953». Для Советского Союза эпоха, наступившая со смертью Сталина, была переломной; следующая надпись подтверждает обоснованность надежды левых интеллектуалов Запада на пробуждение культурной жизни в СССР — она сделана на оттиске статьи Цветеремича об «Оттепели»: «Автору „Оттепели“ и вестнику и зачинателю художественной „оттепели“ с глубоким уважением Пьетро Цветеремич. Венеция, 1 X 1956».

Первое письмо Цветеремича отправлено Эренбургу в 1957-м; это несомненный документ эпохи оттепели; видно, что надежды европейских левых совпадали с устремлениями передовых сил в Советском Союзе. Это очень длинное письмо, приведу из него несколько выдержек, сохраняя все особенности подлинника (письмо написано по-русски):

«Рим, 27 февр<аля> 1957.

Дорогой и уважаемый Илья Григорьевич!

Я Вам никогда не писал до сих пор, но должен сказать, что память о Вас всегда была во мне очень жива, и как могло бы быть иначе, когда я постоянно, в моей ежедневной работе, слежу за советской культурою, в чьем последнем развитии Вы занимаете такое место, и когда я имел счастье лично с Вами познакомиться? к тому же я должен прибавить, что память о Вашей личности, о Вашей компании, о Вас как друге, безусловно, не может так быстро стереться во мне. Ваша телеграмма с новогодним приветом мне принесла огромную радость; могу искренне сказать, что я был ею просто тронут, что Вы помните обо мне, и сожалел, что до этого я Вам послал только открытку из Алласио. Должен сказать, что во мне всегда какое-то стеснение в сношениях с людьми, чью личность я больше ценю.

Я давно хотел Вам писать, и по простой привязанности и уважению, и по делам, но не решался. Теперь пишу и будет кончено с нерешительностью. Прежде всего надо сказать, что сейчас после Вашего отъезда из Рима, мне предложили совершить путешествие в СССР с группой деятелей культуры и работников Общества Италия — СССР; при этом меня уверяли, что я смогу заняться только вопросами, которые меня профессионально интересуют, не теряя ценного времени короткого посещения в туристическом визите. Так я очень охотно принял предложение, тем более что, как Вы знаете, я никогда не был в СССР, что, сказал бы, не просто пробел, а настоящий гротеск в моем случае, т. е. в случае человека, который годами занимается „советсковедением“, если можно так выражаться, написал книгу, десятки статей, перевел тысячи страниц и читал десятки лекций об этих темах, и вообще признан в этой области. Ну, короче говоря, я собрался ехать в СССР и так думал там Вас снова встретить и, тоже с Вашей помощью, заняться между прочим собиранием материала для той маленькой хрестоматии советской поэзии 1955–56 гг. на итальянском языке, о которой, м<ожет> б<ыть> помните, я Вам сказал уже в Риме. По этой причине я тогда Вам не писал, что думал Вас скоро встретить. Но, говорит итальянская пословица „ил дьяволо чи метте семире ле корна“, черт всегда наложит свой рог, и путешествие не состоялось. Это из-за венгерских происшествий[2208], вследствие которых итальянские власти позволили отказать визу на СССР. Они не прямо отказали, но ввиду „беспорядков в восточной Европе“, „советовали“ ожидать и таким образом сорвали путешествие группы. Потом пошли горячие времена. Наше внимание, наш ум и сердце были прикованы событиями, как несомненно и с вами случилось. Кроме того, у нас состоялся съезд компартии. При всем этом трудно было заняться своими личными делами.

Недавно я читал Вашу интереснейшую статью на „Литературной газете“[2209]. В сокращенном виде на днях она появится на „Контемпоранео“; читал тоже Вашу блестящую статью о Франсуа Вийоне[2210] и Ваш теплый и проникновенный профиль Марины Цветаевой[2211]. Именно это я думаю переводить и печатать в нашем журнале „Рассенья Совиетика“[2212] <…>.

Некоторый отклик вызвал у нас в Италии роман В. Дудинцева[2213]. Я перевел несколько отрывков его для еженедельника коммунистической молодежи и написал очень сокращенный вариант (по американскому обычаю, упаси меня бог от автора!) для массового иллюстрированного журнала „Вие Нуове“. На „Контемпоранео“ я написал заметку о романе и дискуссии о нем в Доме литераторов в Москве.

А наконец я к Вам обращаюсь с прямой просьбою. Это насчет сборника советских поэтов. План такой: маленький сборник (приблизительно 4.000 стихов), который покажет расцвет русской советской поэзии в последних порах, а не настоящая хрестоматия, претендующая дать полную картину советской поэзии. В ней таким образом будут только поэты, отличившиеся продукцией 1955–56–57 г., а, напротив, нет таких и м<ожет> б<ыть> знаменитых, которые не дали ничего важного в последнем периоде. Сборник, в моей идее, должен быть живой документ текущего интереснейшего момента русской советской поэзии, в этом его культурная ценность. Особое внимание хочется уделять молодым поэтам и тем поэтам, которые в прошлом были изгнаны от фактической литературной жизни, а теперь сильно участвуют в поэтической жизни. По-моему сегодня у русской поэзии некоторые крупные личности интернационального масштаба, которые нельзя игнорировать, такие как Мартынов, Ахматова, Пастернак, Заболотский, и м<ожет> б<ыть> Слуцкий. В сборнике я намерен поместить следующих поэтов: О. Берггольц, Б. Пастернак, А. Ахматова, Л. Мартынов, Б. Слуцкий, Н. Заболотский, Луговской, Р. Рождественский, Смеляков, Кирсанов, Евтушенко, Алигер; у меня есть еще сомнения насчет Прокофьева, Ваншенкина, Михалькова, Асеева, Маршака. Очень желал бы узнать Ваше мнение о выборе, вследствие чего, конечно, буду готов внести какие-либо изменения в списке имен. <…>

У Вас я просил бы другое: не могли бы Вы писать для [этого] сборника предисловие, обращенное к итальянским читателям? Издатель, конечно, был бы очень рад и с моей стороны я думаю, что предисловие Эренбурга представляло бы для итальянского читателя самым лучшим ознакомлением с этим поэтическим явлением. Кроме того, вместо заметки о каждом поэте, помещенном в сборнике, как обычно делается, я хотел бы поступить иначе, т. е. я желаю, чтобы каждый поэт написал короткое (м<ожет> б<ыть> только страничку) заявление о себе, о своем творчестве. Что Вы думаете, можно будет добиваться этого? Если не ото всех, по крайней мере от большинства их, и это будет интереснее и это больше приблизит иностранного читателя <…>.

М<ожет> б<ыть> Вы узнали, что когда развивались венгерские события, Карло Леви написал открытое письмо на газету „Аванти“, предлагая встречу итальянских, советских и венгерских писателей в Москве, чтобы вместе судить о наболевших вопросах. Теперь наше общество (дружбы Италия — СССР. — Б.Ф.) официально поддерживает такое предложение и думает послать в Москву Леви и некоторых других писателей, которые могли бы толковать с вами, советскими писателями, если не о Венгрии, то о разных проблемах, устанавливая положительную связь[2214]. Что Вы думаете об этом? <…>».