Арнольд Джозеф Тойнби - Исследование истории. Том I: Возникновение, рост и распад цивилизаций.

• Название: Исследование истории. Том I: Возникновение, рост и распад цивилизаций.
• Автор: Арнольд Джозеф Тойнби
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-057736-1 (АСТ), 978-5-403-00862-4 (АСТ Москва)

Арнольд Джозеф Тойнби — знаменитый британский ученый, философ, публицист и политолог, автор одного из значительнейших исторических трудов XX века — двенадцатитомного «Исследования истории». Эта работа, вошедшая в золотой фонд мировой научной мысли, была переведена на все европейские языки и по сей день не утратила своей актуальности.

---

Когда мы задаемся вопросом, в чем значение сталинского пятилетнего плана, то можем лишь ответить, что он явился попыткой механизировать сельское хозяйство, равно как промышленность и транспорт, чтобы превратить нацию крестьян в нацию механиков, старую Россию — в новую Америку. Другими словами, эта современная попытка вестернизации была столь претенциозной, радикальной и безжалостной, что затмила деятельность Петра Великого. Нынешние правители России работают с демонической энергией, чтобы обеспечить победу в России той самой цивилизации, которую они осуждают во всем мире. Несомненно, они мечтают о создании нового общества, которое было бы американским по оборудованию и русским в душе — хотя это и весьма странная мечта для государственных деятелей, исповедующих в качестве символа веры материалистическое понимание истории! Согласно марксистским принципам, мы должны были бы ожидать, что если русский крестьянин научится жить, как американский механик, то он научится и думать в точности как он, чувствовать, как он чувствует, и желать того, чего желает он. В этой упорной конкурентной борьбе между идеалами Ленина и методами Форда, которая происходит в наши дни в России, мы можем с нетерпением ожидать того, что доминирующее влияние западной цивилизации на русскую парадоксальным образом подтвердится.

Подобная же двусмысленность обнаруживается и в деятельности Ганди[449], чья невольная поддержка того же повсеместного процесса вестернизации оказывается еще более ироничной. Индусский пророк намеревается разорвать хлопковые нити, опутавшие Индию в сетях западного мира. «Прядите и тките из нашего индийского хлопка собственными руками, — проповедует он. — Не одевайтесь в одежду, вытканную на западных ткацких станках; и не стремитесь, заклинаю вас, вытеснить эти чуждые продукты, устанавливая на индийской земле новые индийские ткацкие станки, созданные по западной модели». Это послание, являющееся подлинным посланием Ганди, не принимается его соотечественниками. Они почитают его как святого, но следуют его наставлениям лишь постольку, поскольку он отказывается их вести по пути вестернизации. И таким образом, мы видим, что Ганди сегодня содействует развитию политического движения с западной программой — программой превращения Индии в независимое суверенное парламентское государство со всем западным политическим аппаратом собраний, выборов, платформ, газет и гласности. В этой кампании наиболее действенными — хотя и не самыми выдающимися — адептами пророка выступают сами индийские промышленники, которые сделали все, чтобы провалить истинную миссию пророка, люди, которые «акклиматизировали» промышленную технику в самой Индии[450]. Соответствующие превращения внешних вызовов во внутренние последовали за победой западной цивилизации над своим материальным окружением. Победы так называемой промышленной революции в технической сфере, как известно, создали множество проблем в сферах экономической и социальной — тема одновременно столь сложная и столь знакомая, что нет нужды распространяться о ней здесь. Давайте теперь вспомним хорошо забытую картину дороги домеханического века. Эта старая дорога была заполнена всякого рода колесными средствами передвижения: тележками и рикшами, повозками, запряженными волами, и собачьими упряжками, дилижансом как шедевром мускульной силы, а кое-где и велосипедом — предвестником грядущих изменений. Поскольку дорога уже достаточно загружена, происходит определенное количество столкновений; но никто не думает об их незначительном вреде, и дорожное движение почти не прерывается. Ибо, по правде говоря, эти столкновения несерьезны. Они не могут быть серьезными, поскольку дорожное движение слишком медленно, а сила, движущая транспорт, слишком мала. «Транспортная проблема» на подобной дороге заключается не в том, как избежать столкновений, а в том, как вообще совершить путешествие по таким дорогам, какими они являлись в прежние дни. Соответственно, не было никаких правил дорожного движения: ни полисмена-регулировщика, ни светофоров.

А теперь давайте взглянем на сегодняшнюю дорогу, где гудит и ревет механический транспорт. На этой дороге проблемы скорости и транспортировки решены, о чем свидетельствуют грузовики с прицепами, с грохотом переносящие в мгновение ока груз, посильный слону, и спортивные автомобили, со свистом проносящиеся мимо со скоростью пчелы или пули. Однако, кроме того, проблема столкновений стала транспортной проблемой par excellence. С тех пор на этой современной дороге проблема является уже не технологической, но психологической. Старый вызов физического расстояния превратился в новый вызов человеческих отношений между водителями, которые, будучи обучены тому, как «уничтожать пространство», сами теперь оказались перед лицом постоянной опасности уничтожения друг друга.

Эта перемена в природе транспортной проблемы имеет, конечно же, не только буквальное, но и символическое значение. Она служит типичным примером той великой перемены, которая произошла на всех уровнях жизни современного западного общества с момента появления двух доминирующих социальных сил эпохи: индустриализма и демократии. Благодаря необычайному прогрессу, который произвели современные западные изобретатели в сфере использования природных энергий и организации согласованного действия миллионов человеческих существ, все, что ныне создано в нашем обществе, создано — во благо или во зло — с потрясающей напористостью (drive). И это сделало материальные последствия действий и моральную ответственность деятелей гораздо более тяжкими, чем когда-либо прежде. Возможно, в каждую эпоху в каждом обществе неким моральным итогом всегда является вызов, гибельный для будущего данного общества; однако как бы там ни было, нет никакого сомнения в том, что сегодня нашему обществу брошен именно моральный, а не природный вызов.

«В отношении сегодняшнего мыслителя к тому, что называется механическим прогрессом, мы ощущаем изменение в духе. Восхищение умеряется критическим отношением; самодовольство уступает место сомнению; сомнение переходит в тревогу. Присутствует чувство растерянности и разочарования, как в человеке, проделавшем долгий путь и обнаружившем, что он выбрал ложное направление. Вернуться назад невозможно; как он поступит? Где он окажется, если пойдет по тому или иному пути? [Выбор] прежнего направления прикладной механики может быть прощен, если человек распрощается с теми иллюзиями, с которыми он теперь пассивно наблюдает за стремительным карнавальным шествием открытий и изобретений, от которых привык получать безграничное удовольствие. Невозможно не задаться вопросом: куда стремится эта жуткая процессия? Что же все-таки является ее конечной целью? Каким будет ее возможное влияние на будущее человеческого рода?»

Эти волнующие слова предлагают на обсуждение вопрос, который стремился найти выражение во всех наших сердцах; и это очень веские слова, поскольку произнесены они президентом Британской ассоциации развития наук в его вступительной речи на сто первом ежегодном заседании этой исторической организации[451]. Будет ли новая социальная движущая сила индустриализма и демократии задействована в решении великой созидательной задачи по превращению западного мира в экуменическое общество, или мы обратим нашу новую энергию на наше же собственное уничтожение?

Возможно, в гораздо более простой форме та же самая дилемма некогда стояла перед правителями Древнего Египта. Когда египетские первопроходцы победоносно ответили на свой первый природный вызов, когда вода, почва и растительность долины Нижнего Нила подчинились волям человеческих существ, возник вопрос, как сделать так, чтобы чудесная человеческая организация находилась под рукой господина и хозяина Египта и египтян и подчинялась его воле. Это был моральный вызов. Задействует ли он материальную и человеческую силу, находящуюся в его распоряжении, чтобы улучшить судьбу своих подданных? Поведет он их назад или же вперед, к уровню благосостояния, уже достигнутого самим царем и горсткой его приближенных? Сыграет ли он роль благородного Прометея из Эсхиловой драмы или деспотическую роль Зевса? Ответ нам известен. Он строил пирамиды; и пирамиды обессмертили этих самодержцев — не как вечно живых богов, но как жестоких угнетателей бедняков[452]. Их дурная репутация передавалась из уст в уста в египетском фольклоре, пока не попала на бессмертные страницы Геродота. В качестве возмездия за неправильно сделанный выбор смерть наложила свою ледяную руку на эту растущую цивилизацию как раз в тот момент, когда вызов, послуживший стимулом к ее росту, перемещался из внешнего поля во внутреннее. В несколько схожей ситуации нашего современного мира, когда вызов индустриализма перемещается из сферы техники в сферу морали, исход еще неизвестен, поскольку наша реакция на новую ситуацию еще неокончательна.