Арнольд Джозеф Тойнби - Исследование истории. Том I: Возникновение, рост и распад цивилизаций.

• Название: Исследование истории. Том I: Возникновение, рост и распад цивилизаций.
• Автор: Арнольд Джозеф Тойнби
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-057736-1 (АСТ), 978-5-403-00862-4 (АСТ Москва)

Арнольд Джозеф Тойнби — знаменитый британский ученый, философ, публицист и политолог, автор одного из значительнейших исторических трудов XX века — двенадцатитомного «Исследования истории». Эта работа, вошедшая в золотой фонд мировой научной мысли, была переведена на все европейские языки и по сей день не утратила своей актуальности.

---

В каждом случае история начинается с совершенного состояния Инь. Фауст совершенен в знании, Иов — в добродетели и процветании, Адам и Ева совершенны в невинности и покое, Девы (Гретхен, Даная и др.) — в чистоте и красоте. Во Вселенной астронома Солнце, совершенная сфера, следует своему ходу в целости и невредимости. Когда Инь является завершенным таким образом, оно готово перейти в Ян. Но что заставит его это сделать? Перемена в состоянии, которое по определению является совершенным в своем роде, может начаться только благодаря импульсу или мотиву извне. Если мы мыслим это состояние как состояние физического равновесия, то должны ввести другую звезду. Если мы мыслим его как состояние психического блаженства, или нирваны, то должны вывести на сцену другого актера — критика, чтобы заставить разум снова думать, вызывая сомнения, или противника, чтобы заставить сердце снова чувствовать, внушая страдание или недовольство, страх или антипатию. Это роль Змия в Книге Бытия, Сатаны — в Книге Иова, Мефистофеля — в «Фаусте», Локи — в скандинавской мифологии, Божественных Возлюбленных — в мифах о Деве.

На языке науки мы можем сказать, что функция вторгающегося фактора состоит в обеспечении тому началу, в которое он вторгается, наиболее пригодного стимула, чтобы вызвать наиболее мощные творческие изменения. На языке мифологии и теологии импульс или мотив, который заставляет совершенное Инь-состояние перейти в новую Ян-активность, исходит от вторжения Дьявола во вселенную Бога. Данное событие можно описать лучше именно в этих мифологических образах, поскольку в них не замешано противоречие, возникающее при переводе утверждения на язык логических понятий. В соответствии с логикой, если вселенная Бога совершенна, то не может быть Дьявола внутри ее пределов, тогда как если Дьявол существует, то совершенство, которое он собирается испортить, должно быть неполным уже из самого факта его (Дьявола) существования. Это логическое противоречие, не решаемое логически, интуитивно преодолевается в воображении поэта и пророка, воздающих славу всемогущему Богу и, тем не менее, принимающих как очевидное, что Он подчинен двум решающим ограничениям.

Первое ограничение состоит в том, что в совершенстве уже сотворенного Им Он не может найти возможности для дальнейшей творческой деятельности. Если Бог мыслится как трансцендентный, то создания великолепны, как никогда, однако, они не могут «меняться из великолепия в великолепие». Второе ограничение Божественной силы — в том, что если возможность нового творения предлагается Ему извне, то Он не может не принять ее. Когда Дьявол бросает Ему вызов, Он не может отказаться от принятия вызова. Бог обязан согласиться с затруднительным положением, поскольку отказаться Он может только ценой отрицания Своей собственной природы и ценой того, что перестанет быть Богом.

Если Бог, таким образом, не является всемогущим в понятиях логики, то остается ли Он еще непобедимым в понятиях мифологии? Если Он обязан принять вызов Дьявола, то обязан ли Он также победить в будущем сражении? В еврипидовском «Ипполите», где роль Бога играет Артемида, а роль Дьявола — Афродита, Артемида не только не в состоянии отклонить противоборство, но и обречена на поражение. Отношения между олимпийцами анархичны, и Артемида в эпилоге может утешиться лишь мыслью о том, что однажды она сама сыграет роль Дьявола в ущерб Афродите. Результатом является не творение, а разрушение. В скандинавской версии разрушение также находит свой исход в Рагнарёке[160], — когда «боги и демоны убивают и убиваемы», — хотя единственный в своем роде гений автора «Прорицания вёльвы» заставляет зрение своей прорицательницы пронзить мрак, чтобы увидеть за ним свет новой зари. С другой стороны, в иной версии сюжета поединок, следующий за обязательным принятием вызова, принимает не форму перестрелки, в которой Дьявол выстрелил первым и не может не убить своего противника, но форму пари, которое Дьявол, очевидно, обязан проиграть. Классическими произведениями, где выражен мотив пари, являются Книга Иова и «Фауст» Гёте.

Именно в гётевской драме акцент сделан наиболее четко. После того как Господь заключил пари с Мефистофелем на небе, на земле между Мефистофелем и Фаустом заключается следующий договор:

Фауст

Пусть мига больше я не протяну,
В тот самый час, когда в успокоенье
Прислушаюсь я к лести восхвалений,
Или предамся лени или сну,
Или себя дурачить страсти дам, —
Пускай тогда в разгаре наслаждений
Мне смерть придет!

Мефистофель

Запомни!

Фауст

По рукам!
Едва я миг отдельный возвеличу,
Вскричав: «Мгновение, повремени!» —
Все кончено, и я твоя добыча,
И мне спасенья нет из западни.
Тогда вступает в силу наша сделка,
Тогда ты волен, — я закабален.
Тогда пусть станет часовая стрелка,
По мне раздастся похоронный звон{31}.

Отношение этого мифического договора к нашей проблеме возникновения цивилизаций можно выявить, отождествив Фауста в момент, когда он заключает свое пари, с одним из тех «пробудившихся спящих», что встали с уступа, на котором лежали в спячке, и начали карабкаться вверх по скале. На языке нашего сравнения Фауст говорит: «Я принял решение оставить этот уступ и карабкаться по этому обрыву в поисках следующего уступа наверху. Поступая так, я осознаю, что оставляю позади себя безопасное место. Однако ради возможности достижения я возьму на себя риск падения и гибели».

В истории, рассказанной Гёте, бесстрашному альпинисту после того, как он испытал смертельные опасности и ужасные превратности судьбы, наконец-то удается победоносно взобраться на скалу. Это же самое окончание — в откровении о второй схватке между теми же двумя антагонистами — дается в Новом Завете поединку между Яхве и Змием, который, по первоначальной версии Книги Бытия, заканчивался скорее на манер поединка между Артемидой и Афродитой в «Ипполите».

В Книге Иова, в «Фаусте» и Новом Завете намекается или даже прямо заявляется о том, что пари не может быть выиграно Дьяволом, о том, что Дьявол, вмешиваясь в деятельность Бога, не может расстроить, но может лишь служить цели Бога, который все время остается хозяином положения и дает Дьяволу веревку, чтобы тот повесился сам. Но в таком случае, не обманут ли Дьявол? Не согласился ли Бог на пари, которое, как Он заранее знал, не мог проиграть? Вряд л и можно так сказать, поскольку если бы это было правдой, то вся сделка оказалась бы обманом. Столкновение, которое не являлось столкновением, не смогло бы породить последствий столкновения — громадных космических последствий, послуживших причиной перехода от Инь к Ян. Объяснение, возможно, заключается в том, что пари, которое предлагает Дьявол и принимает Бог, охватывает (и, таким образом, подвергает реальной опасности) не всё Божественное творение, но лишь его часть. Эта часть, действительно, поставлена на карту, и, хотя поставлено не целое, случайности и изменения, которым подвергается эта часть, предположительно, не могут оставить безучастным и целое.

Выражаясь языком мифологии, когда одно из Божьих созданий искушаемо Дьяволом, то таким образом Самому Богу предоставляется возможность создать мир заново. Дьявольское вторжение, независимо от того, достигает оно или нет конкретного результата, — а возможен любой из двух результатов — совершило тот переход от Инь к Ян, которого жаждал Бог.

Что касается роли человеческого протагониста, то страдание является ее лейтмотивом в каждом представлении драмы, независимо от того, кто играет роль, — Иисус, Иов или Адам с Евой. Картина, изображающая Адама и Еву в Эдемском саду, есть воспоминание о состоянии Инь, которого первобытный человек достиг на собирательской стадии экономики, после того как установил свою власть над всей остальной флорой и фауной на земле. Грехопадение, последовавшее в ответ на искушение отведать от древа познания добра и зла, символизирует принятие вызова, требующего отказаться от этой достигнутой интеграции и осмелиться на поиски новой дифференциации, в результате которой, возможно, возникнет (а возможно, и нет) новая интеграция. Изгнание из Сада во враждебный мир, где Женщина должна рождать детей в болезни, а Мужчина должен есть хлеб в поте лица своего, является испытанием, которое повлекло за собой принятие вызова Змия. Половая связь между Адамом и Евой, последовавшая за этим, есть акт социального творчества. Она приносит плод в рождении двух сыновей, олицетворяющих две рождающиеся цивилизации: Авель — пастух, пасущий овец, а Каин — земледелец.