Всеволод Нестайко - Тайна трех неизвестных

• Название: Тайна трех неизвестных
• Автор: Всеволод Нестайко
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1975

Повесть о веселых мальчишках Яве Рене и Павлушке Завгороднем, знакомых читателю по двум предыдущим книгам писателя: «Необычайные приключения Робинзона Кукурузо…» и «Незнакомец из тринадцатой квартиры».

---

«Ничего-ничего, — подумал я, — проверяйте, проверяйте! Вы меня не «подцепите». Я не «расколюсь», не бойтесь».

И, строя из себя дурачка, я захлопал глазами и сказал:

— Да грибков хотел поискать… Что, нельзя? Нельзя разве?

Офицер прищурился, пронизывая меня взглядом, потом повернулся к солдату:

— Иванов, приглядишь за его велосипедом, да…

— Есть! — козырнул солдат.

— А ты поедешь со мной, — приказал мне старший лейтенант и пошел на дорогу к мотоциклу.

Я молча двинулся за ним.

— Садись! — кивнул он на сиденье позади себя и нажал ногой стартер.

Мотоцикл сразу фыркнул, зарычал, и мы так стремительно рванулись вперед, что я едва не слетел с седла. Хорошо, что успел цепко ухватиться за офицерскую гимнастерку.

Мы мчались по ухабистой, разбитой тяжелыми военными машинами «генеральской» дороге. Меня все время подбрасывало, и полдороги я, считай, летел в воздухе и только полдороги ехал. Но я не замечал этого. Даже наоборот. Это было близко моему настроению. Меня изнутри тоже будто что-то подбрасывало. Не знаю, как называется по-научному эта нервная тряска, а по-нашему, по-мальчишески, — «мандраж». Разве я мог, скажите, быть спокойным, когда ехал на какое-то необычное, какое-то важное и секретное задание, для которого требовалось мужество, смелость, может быть, даже героизм. Ясно теперь, что это военное задание. Секретное задание военного значения. Наверно, у них там что-то сломалось и взрослому не пролезть. Пацана нужно. Может, надо залезть в дуло какой-нибудь гигантской пушки или в ракету с атомной боеголовкой.

И было мне, честно говоря, так страшно, что пятки холодели (ведь если же она бахнет — даже пепла от меня не останется, похоронить нечего будет). А с другой стороны, подпирала радостная гордость, что выбрали не кого-то, а меня, — значит, считают, что я подхожу для такого дела. И как же хотелось доказать, что я как раз такой и есть! Даже возле пупка щекотало, как часто бывает перед экзаменом или перед тем, как арбуз с баштана стянуть. Ох, если бы только повезло, чтобы все было в порядке! Это было бы так кстати, так кстати! Павлуша умер бы от зависти! Вот только рассказывать, наверно, нельзя будет. Уж если так засекречивают, предупреждают, если уж так проверяют да испытывают… А может, наоборот, придут в школу и на общем собрании благодарность объявят. А то и подарок какой-нибудь ценный вручат — фотоаппарат, транзистор или еще что-нибудь… А могут и медалью наградить. Разве не бывает, что ребят награждают медалями? Если они совершат что-нибудь героическое? Это уж точно!

Мотоцикл так резко остановился, что я ткнулся носом офицеру в спину. Мы были на большой поляне перед высокой деревянной аркой, какие бывают на шоссе при въезде в новый район, украшенной поверху флажками. Но в отличие от районной, эту арку перекрывал внизу полосатый шлагбаум, как на железнодорожном переезде, и стояла будка с часовым.

— Пропускай! Лазутчика везу! — крикнул офицер часовому.

Тот поднял шлагбаум, и мы въехали на территорию лагеря.

«Лазутчика везу», — значит, придется все же куда-то лезть.

Мы ехали (теперь уже медленно) по чистенькой, посыпанной белым песочком дорожке, с обеих сторон которой стояли брезентовые палатки, точь-в-точь как в пионерском лагере.

И даже красные лозунги на фанерных щитах, что выстроились вдоль дорожки, были похожи на пионерские: «Равняйся на отличников боевой и политической подготовки», «Тяжело в учении — легко в бою», «Стрелять только на «хорошо» и «отлично»!»

«Выходит, солдаты — тоже ученики, только взрослые, — подумал я. — Значит, люди и после школы должны учиться, думать про оценки и равняться на отличников». А я-то мечтал закончить школу и навсегда забросить учебники на самую высокую иву… Не тут-то было!

— Класс тактики, — не оборачиваясь, сказал офицер.

Мы проезжали мимо площадки, где стояли ряды длинных лавок, вкопанных в землю, как в летнем кинотеатре, только вместо экрана на дереве висела черная школьная доска.

— Спортплощадка, полоса препятствий, да, — снова, не оборачиваясь, сказал офицер.

Здесь было много всего — и футбольное поле, и волейбольная площадка, и турник, и кони, и огромная перекладина на двух столбах с канатом, кольцами и наклонной лестницей (чтоб на руках подниматься). А то, что он назвал «полосой препятствий», было: бревно, яма с водой, высокий забор, низенькое проволочное заграждение, под которым нужно на животе пролезать, и всякие другие сооружения. Это, должно быть, интересно. Вот бы попробовать!.. А вообще, может, мне сейчас придется такую «полосу препятствий» преодолевать, против которой эта — детские игрушки?!

— Артиллерийский парк, да. — Мотоцикл сбавил ход возле огромного загона, где вся земля была перепахана колесами тяжелых машин и орудий и гусеницами тягачей. Но сейчас ни орудий, ни тягачей не было. Только в глубине под навесом стояло несколько приземистых бронемашин с вытянутым корпусом и каких-то высоких грузовиков с будками. Да кроме того, под другим навесом, стояло несколько восьмиколесных машин со скошенными вниз, как у лодок, носами.

— А это что такое? — Я ткнул рукой в сторону восьмиколесных машин.

— Бронетранспортеры-амфибии. Для преодоления водных рубежей да и для высадки десантов. Понял?

— Понял.

Он говорил на каком-то смешанном языке — половина слов украинских, половина русских. Ему, наверно, трудно было, но он все-таки старался говорить по-украински, и это выходило у него как-то очень мило.

А это свое «да» почти после каждого слова он выговаривал с певучей кавказской интонацией, и оно не раздражало, а наоборот, тоже было каким-то симпатичным.

Мы еще немного проехали. Возле длинного деревянного барака он сказал:

— А это столовая.

Перед столовой стояла машина с прицепом, похожим на пушку, нацеленную дулом в небо. Я уже знал, что это такое. А когда-то всем нам было невдомек и мы долго спорили. Антончик Мациевский говорил, что это гаубица, Вася Деркач — миномет, а Карафолька доказывал, что это секретное оружие ракетного типа последнего образца. А прицеп оказался… походной кухней!

— Ну что, нравится тут у нас, да? — спросил офицер.

— Ага, — сказал я.

— Ты в каком классе?

— В седьмом.

— Значит, через четыре года… Ну, все, поехали, да…

Он развернул мотоцикл и дал газ. И через минуту мы снова были возле арки. Часовой поднял шлагбаум, и мы рванули по «генеральской» назад к доту.

«И это все? — разочарованно подумал я. — Или, может, так и надо — сперва простое знакомство с территорией лагеря, а потом… Или, может… или, может, я им… не подошел?»

Мне стало ужасно горько от этой мысли.

Мы подъехали к доту. Стали. Какое-то время я еще сидел, держась за его гимнастерку. Во мне еще оставалась капля надежды, что это еще не все. Он повернул голову и улыбнулся.

— Мне слазить? — тихо спросил я.

— Да, дорогой, да, — сказал он.

Я с трудом перевалил через седло ногу и слез.

А он снова улыбнулся.

— Да, будем знакомы — старший лейтенант Пайчадзе. — Он протянул мне руку. — Кстати, скажу по секрету, да, у нас в штабе был разговор, чтобы взять шефство над вашей школой, да. Поднять военно-спортивную работу среди старшеклассников. А? Будем приглашать к себе, да, знакомить с материальной частью, с боевой техникой. Нужно готовить из вас хороших воинов, да. Верно я говорю, да?

Нет, что-то он не то говорит… Неужели я ему не понравился, неужели не подошел?

Я вопросительно посмотрел на него долгим взглядом и решился.

— Вы, может, думаете кого-нибудь получше найти? — Я пренебрежительно хмыкнул. — Вряд ли. Разве только Павлуша… Но…

Он пристально взглянул на меня и сказал:

— Думаю, что ты хороший хлопец, да… Но не понимаю, о чем ты говоришь…

Кровь бросилась мне в лицо. Зачем я сказал? Эх!

— Ничего, это я просто так… Спасибо! До свиданья! — Я быстро вскочил на Вороного и нажал на педали.

Отъезжая, слышал, как Митя Иванов говорил:

— Чудной какой-то хлопец, правда?

Пайчадзе что-то ответил, но я уже не расслышал.

Тьфу ты! Вот ведь как вышло!

Если они в самом деле ничего не знают про это письмо, то наверняка думают, что я или круглый дурак, или уж, во всяком случае, с придурью.

А если… Тогда еще хуже. Выходит, что я им все-таки не подошел…

Но почему в письме было сказано про амбразуру, про инструкции? Для чего? Неужто просто так? Вряд ли.

И, кажется, у того офицера, который передавал письмо, все-таки не было усиков. Я бы их запомнил.

Тогда, может, и Пайчадзе и Иванов просто не в курсе дела? Когда проводится секретная операция, о ней знает только небольшая группа людей, даже среди своих. Слава богу, фильмов, про это я насмотрелся да и книжек прочел — будь здоров!

Тогда нужно подождать, может, эти тактические учения скоро кончатся и пост снимут. Я выехал на опушку и свернул в посадку молодого сосняка. Положил Вороного на землю под сосенки, а сам прилег на теплый и мягкий, как перина, мох.