Сесили Вероника Веджвуд - Тридцатилетняя война

• Название: Тридцатилетняя война
• Автор: Сесили Вероника Веджвуд
• Жанр: История
• Год: 2014

В начале XVII века Европа представляла собой взрывоопасный котел, в котором бурлили страсти взаимной ненависти протестантов и католиков. Территориальные претензии друг к другу предъявляли практически все страны материка, а многочисленные правящие дома вели бесконечные политические и дипломатические интриги. Взрыв был лишь вопросом времени и повода — поводом же послужила кровавая расправа в Праге над тремя представителями Священной Римской империи.

Так началась масштабная Тридцатилетняя война. С 1618 по 1648 год в нее втягивались все новые государства, и, в итоге, она охватила всю Европу — от Испании до Швеции.

---

Первым делом надо было продемонстрировать прочность власти Фердинанда, и эффективнее всего это можно было сделать кровью. Арестованных лидеров восстания судила специальная комиссия, не принимавшая во внимание никакие обстоятельства, и более сорока человек приговорили к заключению и смертной казни. Среди них был и Андреас Шлик, чья стойкость придавала сил остальным узникам. Это было последнее и, наверное, самое благородное деяние, которое он совершил ради тех, кто не хотел прислушаться к его советам. Независимо от исхода борьбы проявление великодушия и сдержанности, к чему он призывал, было в равной мере невозможно для обеих сторон, а сама жизнь давно потеряла для него привлекательность.

В последнюю неделю мая 1621 года приговоры подали на подпись Фердинанду[328]. Император считал своим долгом, и это было в его интересах, подписать их, но он заколебался посылать на смерть сразу так много людей, поднялся из-за стола и вышел из комнаты, вытирая платком пот со лба[329]. Наутро после разговора с духовником Фердинанд был снова спокоен, как всегда, подписал не раздумывая двадцать смертных приговоров и отдал приказания незамедлительно привести их в исполнение[330].

Они расстались с жизнью в Праге 21 июня 1621 года на большой площади перед ратушей, в то время как семьсот саксонских всадников патрулировали город. Не было ни демонстраций протеста, чего опасался Лихтенштейн[331], ни попыток их освободить. Они умирали молча, только один из них прокричал: «Скажите вашему императору, что его суд несправедлив и его покарает Божий суд!» — но его слова заглушил бой барабанов. Двенадцать голов и правая рука графа Шлика какое-то время украшали Карлов мост, мрачно напоминая о подавлении восстания[332].

Прага угрюмо смирилась, обеднела, торговля замерла, вожаки сбежали или погибли, людей обуял страх. За пределами Праги и Богемии протестанты-памфлетисты пылали гневом, вспоминая герцога Альбу и его «Кровавый совет»[333], пятьдесят лет назад вынудивший народ в Нидерландах свергнуть тирана. Но у голландцев за границей был верный защитник, откликнувшийся на их зов. У чехов такого избавителя не имелось. Лучшие из лучших погибли на Белой Горе и городской площади, кто от меча, а кто — на плахе. Вне пределов Богемии оставались лишь беглец король да шайка изгнанников, трусов и равнодушных наблюдателей и в придачу к ним вдовы и дети убитых.

2

Фердинанд добивался абсолютной власти как в своих владениях, так и по всей империи. Будущее династии Габсбургов виделось ему только в таком свете. Королю Испании безопасность и величие рода представлялись в отвоевании Нидерландов и процветании Испании. Хотя оба властителя хотели только хорошего для династии, они не могли поступиться своими интересами, и их цели неизбежно вступили в конфликт весной и летом 1621 года.

Смерть эрцгерцога Альбрехта и Филиппа III внесла коррективы в отношения между Испанией и Нидерландами. С кончиной эрцгерцога закончилась и независимость провинций, хотя внешне казалось, что испанская корона не воспользуется новой ситуацией: овдовевшая Изабелла продолжала править страной, а Амброзио Спинола по-прежнему оставался главной фигурой[334]. Постепенно новые властители в Испании подрезали независимость тех, кто являлся теперь не более чем их назначенными представителями в стране. Этими новыми властелинами стали мальчик-подросток и его фаворит Оливарес.

Новый король, Филипп IV, был чуть умнее отца и значительно менее совестливый. Он увлекался музыкой, живописью, искусствами, любил представления, маскарады, танцы, драму, охоту, в том числе и бой быков, имел задатки вольнодумца, но не обладал политическим воображением и фанатично верил в Бога скорее в силу воспитания, а не по природным наклонностям[335]. Всеми делами заправлял Оливарес, чья неуемная энергия с лихвой восполняла апатичность хозяина. С его возвышением лишились постов почти все министры покойного короля, и фаворит сосредоточил в своих руках всю власть[336]. Гаспару де Гусману, графу Оливаресу, было за тридцать, и он поднялся наверх исключительно благодаря незаурядным способностям, поскольку не относился к разряду людей, с которыми мог завязать дружбу юный Филипп. Это был напыщенный, решительный и волевой человек, умевший с легкостью вести разговор на любую тему, презиравший спорт и фривольные увеселения. Он был одержим страстью к власти и скорее командовал королем, а не давал только лишь советы. Граф заботился о благополучии монархии, но его суждения были безапелляционны и он правил страной, руководствуясь своим блестящим, хотя не всегда уравновешенным умом[337].

В 1621 году его больше всего беспокоила судьба Пфальца. Оливарес намеревался восстановить в правах Фридриха под испанской протекцией. Он таким образом убивал двух зайцев. Англия всегда создавала опасности в «малых морях»[338], угрожая кораблям, ходившим между Испанией и Фландрией, и восстановление поверженного Фридриха в правах при испанском содействии могло по крайней мере успокоить британское общественное мнение. Никакая другая идея не могла взбесить Фердинанда, уже решившего передать Пфальц Максимилиану и возместить ему долги, вознаграждая его значительной частью земель смешенного курфюрста, как этот план испанского графа.

К. счастью для Фердинанда, голод вынудил войска Мансфельда и сэра Горация Вера возобновить наступление, что временно помешало Оливаресу реализовать свой план. На эту наживку клюнул герцог Баварский, чем еще больше себя скомпрометировал. Он разрывался между честолюбивыми устремлениями и приверженностью германской конституции и не до конца осознавал рискованность своего положения. Когда Фердинанд возложил на него исполнение эдикта об опале Фридриха[339], подразумевавшее вторжение в Верхний Пфальц, герцог вначале отказался. На публике он делал вид, будто не имеет никакого отношения к опале Фридриха. Увы, при всей проницательности и ловкости ему недоставало твердости. Когда войска Мансфельда внезапно начали превращать Верхний Пфальц в плацдарм для нового наступления на Богемию, Фердинанду стоило сказать лишь слово, как Максимилиан поспешил отправиться в поход, чтобы не упустить свою добычу[340].

23 сентября 1620 года он взял город Кам у германско-чешской границы. Мансфельд, располагавший сильной, но испытывавшей нужду армией, воспользовался возможностью и после недолгих переговоров согласился за приличную сумму денег не воевать больше на стороне Фридриха. Вскоре после этого он развернулся на запад и, пренебрегая данным обещанием, направился на воссоединение с английскими союзниками Фридриха в Рейнском Пфальце. 25 октября, через пятнадцать дней после подписания договора с Максимилианом, уставший гарнизон Вера во Франкентале радостно увидел передовой отряд войск Мансфельда.

Нарушение договоренностей дало Максимилиану долгожданный повод для вторжения в земли Фридриха на Рейне. Еще меньше, чем Фердинанд, он желал видеть здесь испанцев, и герцог незамедлительно направил по следам Мансфельда войско генерала Тилли. Максимилиан рассчитывал на то, что его армия займет на Рейне позиции рядом с испанцами, но он крупно ошибался, если думал, что они будут воевать на его стороне. Спинола в Нидерландах готовил нападение на голландцев. Правительства и в Брюсселе, и в Мадриде не желали тратиться на войну за полоску территории, которую они могут получить по договору, и их генерал на Рейне Кордоба четко руководствовался полученными приказами. Тилли, не располагавший силами для борьбы с Мансфельдом в одиночку, отступил на зимовку в Верхнем Пфальце, Кордоба не проявлял никакой активности, Вер окапывался на обоих берегах Рейна, а Мансфельд ушел в Эльзас на поиски пропитания и укрытия для своей армии.

Богемия, Рейнский Пфальц, Верхний Пфальц, рейнские епископства, Эльзас — постепенно расширялась география войны. «Господи, помоги тем, к кому идет Мансфельд!» — молились тогда в Германии[341]. Его войска несли с собой по Франконии чуму, заражавшую города и деревни[342], завезли в Эльзас тиф, перед ними бежали перепуганные жители, ища спасения в Страсбурге, многие из них гибли по дороге. Зима наступила рано, с сильными снегопадами, и солдаты Мансфельда грабили и крушили все вокруг, жгли и разбивали то, что не могли унести. Со стен Страсбурга иногда можно было насчитать до шестнадцати пожаров, озарявших ночное небо, но никто не решался уйти из города, боясь грабежей. Некоторым крестьянам удавалось пригнать коров и свиней в город, но в большинстве своем домашний скот погибал от голода или от рук солдатни Мансфельда[343]. В католических епископствах его воинство нападало на церкви, опустошало храмы, выдергивало изображения Христа с крестов и развешивало их на деревьях вдоль дорог. Мародеры добрались до таких южных городов, как Энзисхайм и Брайзах; сообщалось, что они спалили все дома на расстоянии пятнадцати миль от цитадели Хагенау[344].