Василий Емельянов - С чего начиналось

• Название: С чего начиналось
• Автор: Василий Емельянов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1979

Читатели хорошо знают автобиографические книги одного из организаторов советской промышленности, Героя Социалистического Труда В. С. Емельянова «О времени, о товарищах, о себе», «Накануне войны». В первой части новой книги автор, бывший в годы войны уполномоченным ГКО, рассказывает о самоотверженном труде советских людей, сумевших в короткий срок наладить производство танков на заводах Урала. Вторая часть знакомит читателя с созданием советской атомной промышленности.

Интересно описаны встречи автора с выдающимися советскими учеными, организаторами производства, рабочими, мастерами, инженерами.

---

Материалы для доказательства были получены быстро.

Когда я находился в штамповочном цехе, туда подали вагон со стальными заготовками. Я подошел и спросил:

— Что за металл доставили?

— «Ше-ха-пятнадцать».

Началась разгрузка. Я видел, как рабочие перегрузили на тележки стальные бруски и повезли их к нагревательным печам, складывая их там штабелями.

Но вот один из рабочих уложил на тележку две стальные заготовки и двинулся с ними в соседний пролет, ко второму прессу, где штамповались диски для шестерен, и уложил эти брусья на уже находившиеся там заготовки.

Я подошел к рабочему и спросил:

— Почему вы эти заготовки там сложили?

— А к другим печам уже много доставлено, теперь сюда возить будем.

— Но ведь это другой металл, сюда этот металл нельзя складывать, он не годится.

— Как не годится?! Размер-то один — что там, что здесь.

В транспортном цехе завода работали новые рабочие. Никто им толком не разъяснил, куда и как доставлять поступающие в цех заготовки, а контроля за их работой не было.

Так и случалось, что в дни разгрузки металла некоторые стальные заготовки попадали не туда, куда следует. В общем потоке выловить детали, изготовленные из другой марки стали, было уже трудно.

— Неужели у вас не было никакого контроля по всей цепочке производственного процесса? — спросил я технолога.

— Как не было! Был и есть. Мы проводим, во-первых, выборочный контроль и, кроме того, проверяем химический состав «пробой на искру», проверяем каждый диск, поступающий в цех механической обработки.

— Но ведь «пробой на искру» вы отличаете хромосодержащие стали от сталей, не содержащих хрома, — и только!

Технолог задумался:

— Да, конечно, вы правы. Обе марки стали, идущие как для изготовления шестерен, так и для производства шарикоподшипниковых колец, содержат хром. Отличить их одну от другой «пробой на искру» почти невозможно.

Оказывается, вот как возникли условия, при которых в поток попадали заготовки из стали, совсем не пригодной для изготовления шестерен. Попадали они, разумеется, случайно и в общем-то изредка, и именно поэтому так долго и не удавалось раскрыть природу поломок.

Я вспомнил завод Крупна. Там была лаборатория по исследованию причин поломок отдельных деталей, изготовленных из крупповской стали. В лабораторию стекались поломанные детали из многих стран, куда фирмой поставлялись машины и механизмы. Во главе лаборатории стоял доктор Каллен. Он установил порядок проведения исследований поломанных деталей, поступавших к нему в лабораторию.

— Мы занимаемся рутинной работой, — говорил он мне, — но эта рутинная деятельность иногда раскрывает нам глаза на отдельные упущения в технологическом процессе производства. Мы создали стандартную схему проведения исследований, в которую обязательно входят следующие операции, обязательные для всех случаев: проведение полного химического анализа, исследование структуры металла и его механических свойств. Без этих сведений я даже не рассматриваю представляемых мне материалов.

Всего этого на заводе, к сожалению, не было. Работники завода были словно загипнотизированы превосходно выполненной механической обработкой зубьев и идеальным слоем цементации. И никто не обратил внимания на то, что сталь-то могла быть совершенно не той, что необходима для шестерен.

Когда таинственная картина с шестернями была полностью и со всей очевидностью раскрыта, всем стало как-то не по себе.

— Вот так всегда, — твердил Гудцов, — мы ищем какие-то особо сложные причины, а они находятся там, где их вовсе и не ждешь. Ну кто бы мог подумать, что шестерни изготовлялись из хромистой стали! Удивительно, как они вообще выдерживали нагрузку и не ломались при первом же движении танка.

Одна из причин брака была раскрыта и ликвидирована. Комиссия предложила немедленно поставить перегородку и разделить пролеты, а также установить дежурство грамотного человека у места разгрузки металла.

Мы пробыли на заводе месяц, изучая и устраняя многие другие помехи, мешающие производству. С утра и до позднего вечера находились в цехах: изучали образцы, просматривали материалы исследований и испытаний, садились в танки и совершали на них длительные рейсы, проверяя ходовые качества машин, совещались с заводскими работниками. Дни были насыщены впечатлениями о виденном и слышанном.

По телефону я доложил правительству о результатах работы комиссии и получил разрешение вернуться в Москву.

Жизнь входит в прежнюю колею

После разгрома гитлеровской армии на Курской дуге летом 1943 года налеты немецкой авиации на Москву прекратились. Военно-воздушные силы Германии понесли в том величайшем сражении катастрофическое поражение. Стратегическая инициатива в воздухе полностью перешла к советской авиации.

На освобожденной от противника территории начались работы по восстановлению разрушенного хозяйства. Еще 2 ноября 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР была создана Чрезвычайная Государственная комиссия, в задачу которой входило расследовать злодеяния немецко-фашистских захватчиков на территории Советского Союза, а также причиненный ими ущерб. Материалы комиссии были использованы для разработки мероприятий по быстрейшему восстановлению разрушенного. В начале 1943 года в Москву стали возвращаться одно за другим центральные учреждения — наркоматы и ведомства, а за ними потянулись институты и другие высшие учебные заведения.

В институтах Москвы начались занятия. Я встретился с профессором А. М. Самариным, который был в то время заведующим кафедрой электрометаллургии, где я до войны читал курс лекций по ферросплавам. Самарин вернулся из Кузнецка, куда был эвакуирован Институт стали. Мы договорились с ним о начале занятий на кафедре.

Уже тогда было ясно, что потребуется значительное количество специалистов. Ведь необходимо было не только восстановить все разрушенные заводы, но строить много новых, реконструировать старые, используя достижения современной науки и техники и опыт, приобретенный в военные годы.

Встретились мы с Иваном Тевадросовичем Тевосяном, который, как нарком черной металлургии, всегда придавал большое значение подготовке кадров, а теперь с еще большей энергией принялся за быстрое восстановление высших учебных заведений, занимавшихся подготовкой металлургов. Мы были у него с Самариным, и он детально расспросил нас, кто из профессоров и преподавателей уже вернулся в институт и кто какие курсы будет читать. Обещал оказать нам необходимую помощь.

Позже по этим вопросам он звонил мне несколько раз.

— Ты связан с Институтом стали. Как там обстоит дело с набором студентов? Начались ли уже занятия? Сколько человек принято по электрометаллургии и по ферросплавам? Кто же теперь заменит Минкевича? — расспрашивал он меня, как только ему удавалось освободиться хотя бы на несколько минут от срочных оперативных дел руководства промышленностью.

Николай Анатольевич Минкевич — один из ведущих профессоров Института стали читал курс металловедения и термической обработки. Этот курс мы слушали у него, еще будучи студентами Московской горной академии. Минкевич был одним из организаторов этого созданного при Советской власти высшего учебного заведения. Умер Минкевич в 1942 году. Заменить его было очень трудно. Он сочетал в себе глубокое знание основ важной области техники с большим производственным опытом. К тому же был человеком огромной работоспособности и неуемной энергии. Я никогда не видел его без дела. Отдыхать он совершенно не умел. Как-то я навестил его дома. Врачи уложили его в постель, но рядом с кроватью на стульях и просто на полу лежали пачки журналов и книг.

Когда я вошел в комнату, он немедленно начал расспрашивать меня о ходе работ по одной из исследуемых марок новой магнитной стали. Расспрашивал досконально и все порывался встать и показать журналы с публикациями в этой области. Последний раз я видел Николая Анатольевича за две недели до его кончины.

Я был у себя в Комитете стандартов, когда секретарь Лидия Ивановна сообщила, что у телефона профессор Минкевич. «Он звонит уже второй раз», — сказала она.

Я взял трубку и услышал хорошо знакомый голос:

— Хотелось бы поговорить с вами по одному важному делу, но, к сожалению, к вам подъехать я не могу: врачи уложили меня в кровать. Может быть, вы сможете заглянуть ко мне? Я вас долго не задержу.

Минкевичу невозможно было отказать, он был человеком дела и зря звонить не стал бы. Я поехал. Видимо, он был уже очень тяжело болен, и обычный оптимизм ему изменял.

С места в карьер он сделал мне предложение, которое меня буквально ошеломило.

— Возьмите мою кафедру, — глядя в упор на меня, сказал он, тяжело дыша.