Елена Лактионова - Свободных мест нет. Рассказы советских времен (сборник)

• Название: Свободных мест нет. Рассказы советских времен (сборник)
• Автор: Елена Лактионова
• Жанр: Русское современное

Герои рассказов – люди, которых в свое время называли «простыми советскими гражданами» – со своими горестями и радостями, своими перипетиями и сложностями жизни. Порой смешные и трогательные, порой несчастные и даже трагичные. Но всех их объединяет одна тема – тема «маленького человека» в этой жизни.

---

Елена Лактионова Свободных мест нет. Рассказы советских времен (сборник)

Новый год

Надя получила комнату перед самым Новым годом. Но чего ей это стоило, одному Богу известно. Сколько ходила она в заводоуправление, униженно просила; однажды даже разревелась при всех, но ей говорили одно и то же: «У нас много очередников, проработавших на заводе куда дольше вашего. И потом: вы одна. Была бы семья, ребенок – другое дело. И не нужно плакать. Почему вы не хотите жить в общежитии? У вас хорошее благоустроенное общежитие. Чем оно вас не устраивает?»

Общежитие, хоть и было благоустроенным, уже давно перестало Надю устраивать. В общежитии было всё: горячая вода, душ, цветной телевизор, холодильники на каждой кухне, зеркала висели даже в коридоре – завод был богатым. Но не было для Нади в общежитии самого главного, без чего всем этим холодильникам и зеркалам цена – копейка.

В комнате между собой не ладили, ссорились по пустякам. Порой Наде так невыносимо делалось – впору беги, куда глаза глядят. А бежать было некуда.

Но так было не всегда. Кажется, еще недавно всё было не так, совсем не так.

Когда их, четырех девчонок, окончивших ПТУ, распределили на этот завод и поселили в одной комнате, жить им вместе было хорошо и весело. В кино, театры, на выставки ходили: билеты воспитательница разносила по комнатам, выполняла план «культурных мероприятий». Жили коммуной: скидывались на питание, дежурная закупала продукты и готовила ужин. Потом шумно и весело ели. Посылки из дома – на общий стол. Как здорово отмечали праздники, дни рождения! Покупали вина, наготавливали много вкуснятины. Иногда были мальчики, с которыми знакомились на танцах. Включали на всю мощь в складчину купленный проигрыватель «Юность», танцевали, кричали друг другу в уши и баловались курить. Сидели допоздна – болтали, смеялись, ребята острили. Ходили на танцы в ближайший Дом культуры. Наде почему-то не везло на ребят: приглашали ее мало, а когда объявляли «белый танец» – робела.

А каким был Новый год! Новый год всё-таки особенный праздник, не такой, как все. Самый веселый и самый таинственный: всегда ждешь будто какого-то чуда, удивительной радости. И кажется, что последующие года будут всё лучше, и лучше – и так непрерывно, до бесконечности, – всегда. Каждый Новый год – это ступенька к счастью. Будущее воображалось счастливой бездной. То, что счастливой – непременно. Нужно только верить и ждать. Как пелось в заигранной – переигранной пластинке на уже осипшей «Юности»:

Вся жизнь впереди —

Надейся и жди.

А потом как-то постепенно, поначалу не слишком заметно, это счастливое время стало уходить. Наде казалось – вместе с ее подружками.

Поступила в институт Ирина, перебралась в студенческое общежитие. Вместе с Ирой переживали каждый экзамен, радовались, когда ее приняли. Помогали перевозить вещи.

Вышла замуж Галка – познакомилась на своем же заводе. Галку выдавали шумно и немного грустно. Первое время она часто приходила, на работе виделись. Рассказывала, как ей живется замужем. Потом родился ребенок, стало не до подруг.

У Нины случилось горе: совсем обезножила мать. Нужно было возвращаться домой, поднимать сестренку-школьницу. Провожать Нину собрались все, кто жил в их дружной комнате. Плакали на вокзале, понимая, что расстаются навсегда, что у каждой теперь начинается своя жизнь, и не совсем такая, как виделась в девичьих мечтах.

В комнату к Наде поселили других девочек, молоденьких, как когда-то Надя, и – других, совсем других. Разница в возрасте была, вроде, небольшая, но казались они Наде будто из другого мира. Не могла она их принять, не получилось у них дружбы. Поначалу Надя и не нуждалась в ней: некоторое время продолжала общаться с прежними подружками. Покупала кофейный тортик, по выходным дням приезжала то к Ирине, то к Галке. Но в двухкомнатной квартирке, кроме Галки с мужем и ребенком, ютились родители мужа и брат-холостяк. Галка летела на писк из кроватки, извинялась, что нет времени поболтать.

У Ирины тоже были свои заботы, своя студенческая жизнь. Первые годы она приглашала Надю на дискотеки, вечеринки. Теперь и Ирины нет: окончила институт, уехала с мужем-сокурсником по распределению.

И вот когда осталась Надя совсем одна, оглянулась она вокруг, посмотрела, как другие живут, и ужаснулась.

Общежитие было небольшое, друг к другу все пригляделись, жизнь проходила на виду у всех, и знали о каждом не намного меньше, чем знал о себе он сам. Менялись девчонки не слишком часто, и если кто уезжал-приезжал – обсуждалось на всех кухнях. Снова в свои деревни, поселки возвращались редко: старались зацепиться за большой город. Домой ездили лишь в отпуска: отъедались, отсыпались, привозили варений, домашней снеди. Возвращались с еще большим желанием обосноваться здесь, выйти замуж, если очень повезет – за городского. Некоторым везло. Им устраивали торжественные проводы, выносили чемоданы, завидовали: будет жить в квартире! И с пропиской вопрос зараз решится, и работать теперь может, где захочет: не нужно дышать в «гальванике» кислотой, слушать грохот тяжелых прессов в горячем цехе, таскаться по заводу с ведрами краски.

Когда кто-то вот так уезжал, девчонками были облеплены все окна. С ними-то как будет?

Исчезла и общежитская воспитательница: ухаживал долго за ней, а потом в жены взять изволил лысенький, близкий к пенсионному возрасту. Но и тем та была счастлива и послала куда подальше все театры и вернисажи.

Были старожилы, прожившие по двенадцать-пятнадцать лет на одном месте, на одной койке. И уже безо всяких перспектив.

Была дородная Тамара, часто выходившая на кухню курить, – она здесь больше десяти лет. Почему комнату не дают? Дают, она сама не хочет. А что комната? Будешь там один сидеть – подохнешь. Тут хоть народ, поговорить есть с кем, весело. Привыкла.

Была Зина – тихая и будто раз и навсегда чем-то напуганная. Она бесшумно, как тень, скользила по коридору, а когда с ней здоровались, вздрагивала и торопливо отвечала.

Была Людка Медянкина. Той палец в рот не клади – откусит, но и она не смогла найти себя здесь: за семь лет работы накопила деньжат, купила швейную и стиральную машины, телевизор, холодильник, кое-что из тряпок, отправила всё домой и собиралась следом сама.

Была тощая и потрепанная Светка – далеко за тридцатник, но неунывающая, юркая. Появилась в общаге без году неделя, но уже со всеми перезнакомилась, в каждую комнату входила, как в свою.

Случались события.

У кого-то всё белье с веревки сняли; разъяренная потерпевшая с представительницами Совета общежития прочесывали комнаты и рылись в чужих чемоданах. Другая ночью вошла на кухню и застала на месте преступления чревоугодницу, уплетающую ее ветчину из общего холодильника.

Кто-то в комнате устроил драку.

Однажды на пятом этаже отравилась цианистым калием девчонка из гальванического цеха. Она ждала ребенка: через несколько дней должна была состояться свадьба. Накануне пришел жених, принес два чемодана, ничего толком не объяснив. На следующий день явилась милиция за чемоданами: они оказались ворованными. Жениха взяли. Потом на койку, где нашли мертвую невесту с пустым флаконом, долго никого не могли поселить.

И стало страшно Наде, что и ее засосать может эта трясина, и еще острее почувствовала она свою неприкаянность, и еще больше возникло в ней желание бежать отсюда. Но что могла она сделать? Только верить, неистребимо верить, что улыбнется ей ее счастье. Верить в чудо, в свой счастливый случай. И вот ради этого-то случая висело у нее в шкафу дорогое импортное платье, и туфли на высоком каблуке в тумбочке лежали, завернутые в белую бумагу.

Не заладилось что-то в Надиной жизни. А казалось, что начало обещало: ведь было таким хорошим. Теперь будто поселились в ее доме чужие люди и по кусочкам стали отнимать ее дом, пока не отняли совсем. И тускнеть стала понемногу Надина жизнь, блекнуть то сияющее будущее, которое казалось прежде таким обязательным.

Впрочем, кого могла она обвинять? Каждый устраивался как мог, находил зацепку, лазейку из этой жизни. Для большинства это было – замужество.

Надя сама не понимала, почему ей не везло с ребятами? Не уродина, вроде, всё на месте, не хуже других. Вон Машка из семнадцатой комнаты – страшная, как атомная война, а такого парня отхватила! Теперь с двойней сидит, в отдельной квартире живет.

Был у Нади один, встречались несколько раз. Только приходил он к ней всегда навеселе, вином несло. Спровадила. А теперь думает: может, нужно было на него повлиять, может, исправила бы? Но вспоминала, как гоготал он, показывая черные зубы, как был развязен до пошлости, как несло перегаром… Нет, не нужно ей такого.

Опостылело всё вдруг: работа, общежитие. Работа была тяжелой, грязной. В цехе – одни бабы, мужики только начальники. Сунулась перевестись в другой цех – не отпускают: самим рабочие нужны. И домой, в общежитие, возвращаться тоже не хотелось: потому что дома не было.