Петр Капица - Когда исчезает страх

• Название: Когда исчезает страх
• Автор: Петр Капица
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1970

«Когда исчезает страх» — роман русского советского писателя, участника Великой Отечественной войны Петра Иосифовича Капицы (1909–1998) о двух друзьях, который до войны были боксерами, а во время войны стали летчиками.

---

Вверху, метрах в шестистах, делал круг над озером аэроклубный «ПО-2».

«Не Ирина ли летает? Она знает, что я здесь». Кирилл замахал рукой.

Самолет как бы в ответ покачал крыльями.

И в это время с берега послышались один за другим два выстрела. Это Ян салютовал летчице.

Когда самолет улетел, Ширвис поднялся по тропе к деревянному домику, толкнул дверь ногой и скрылся в сенях.

Вода в озере уже была по-осеннему прохладной. Почувствовав озноб, Кирилл повернул к берегу. Вскарабкавшись на мостик, он принялся растирать грудь, бедра и руки.

Согревшись, он оделся и побежал по тропе вдоль озера.

В бору было хорошо: пахло смолой, во мху рдела брусника, красные стволы сосен, казалось, излучали сухой зной.

Выбежав на покос, словно выстриженный под гребенку, Кирилл невольно остановился у высокого, видимо, недавно сметанного стога.

Он любил ни с чем не сравнимый запах свежего сена. Сухая, скошенная в полном цвету трава, провяленная солнцем и горячим ветром, источала столь тонкий нежный и бодрящий аромат, что, казалось, не вдыхаешь его, а пьешь. И чем дольше пьешь, тем больше хочется пить.

Поворошив сено, Кирилл побежал дальше.

Он вернулся к домику у озера лишь через час. Яна нигде не было видно. Кирилл заглянул в окно. В избушке на полу валялась разбросанная одежда. Ян спал на топчане в одних трусах.

«Не буду будить, пусть протрезвится», — решил Кирилл.

В сенях он нашел две березовые удочки с волосяными лесками. Взяв лопату и заржавленную банку от консервов, Кирилл накопал дождевых червей и пошел на мостки удить.

Рыба клевала плохо. За три часа он поймал пять ершиков, две плотички и окунька.

Когда в «Солопе» прозвенел колокол, звавший на обед, в домике с треском распахнулась дверь и на улицу вышел взлохмаченный Ширвис с полотенцем, повязанным на поясе. Заметив на мостках Кирилла, он недовольно спросил:

— Ты чего ждешь?

— Разговора с тобой.

— Я уже сказал: не мозоль мне глаза!

— Не ярись. Я не от себя, меня прислали ребята. Понимаешь? Поэтому будь любезен выслушать, а потом грозись.

— Хорошо. Ответь сначала на вопрос: как вы узнали, что я здесь?

— От Ирины. Она была у Бетти Ояровны.

— Матери стало лучше?

— Да, ждет тебя.

— Вот что вы наделали! — с укором сказал Ян.

— А может, не мы?

Ян, нахмурясь, молчал. Трудно было понять, что творится в его голове.

Кочеванов решил перейти к делу.

— Ребята просят тебя, — сказал он, — явиться на заседание секции бокса и во всем сознаться. Своим поведением ты поставил дядю Володю в тяжелое положение.

— Вам, конечно, хочется, чтобы я один пострадал? — со злой усмешкой спросил Ян.

— Твои страдания нам не нужны. Мы надеемся, что ты не струсишь… будешь честен и скажешь правду. На другое мы тебя не толкаем. Взываем лишь к обычной совести.

— Вы, видимо, принимаете меня за какого-то христосика! Сомов делал мне пакость за пакостью. Из-за него я потерял отца, а теперь должен выручать, да?

— Мы очень тебе сочувствуем, но думаем, что в смерти отца Сомов неповинен.

— А кто же? Я сам его убил, что ли? Ведь Сомов не выставил меня на матч в Осло и последний разговаривал с отцом.

— А другой на его месте выпустил бы пьянствующего боксера? В том матче ты был больше нужен, чем я. У дяди Володи не было возможности маневрировать.

— Так, так… вали все на меня, — с дрожью в голосе сказал Ян. — Плевал я на таких товарищей! Найду других, которые защитят меня. Можешь не утруждаться… Катись, откуда пришел.

— Я уйду, — едва сдерживая раздражение, сказал Кирилл. — Но помни: если по злобе ты навредишь дяде Володе, тебя ждет всеобщее презрение. Мы будем беспощадны.

У Яна заходили на скулах желваки.

— Это что, угроза? — приближаясь и повышая голос, спросил он. — Запугивание или шантаж?

— Нет, просто товарищеское предупреждение.

— Хотите, чтобы я упал на колени? Не выйдет! Угроз кучки завистников я не боюсь. А с тобой мы еще посчитаемся.

Ян забрел по колени в озеро и, хватая пригоршнями воду, стал яростно поливать лицо, шею, голову. Брызги летели во все стороны.

Видя, что дальнейшие переговоры бесполезны, Кирилл отнес удочки на место и, собравшись уходить, сказал:

— Не забудь, Ян, — заседание секции бокса в пятницу в три часа.

— Ладно, проваливай.

— Советую одуматься, — добавил Кирилл. — Заносчивость никому не нравится. Ты и для Гарибана скоро станешь обузой. Он стремится к легкой жизни, а не к возне со строптивым.

* * *

После ухода Кирилла Ян развесил на просушку одежду, поел холодных рыбных консервов, запил хлебным квасом и вновь улегся на топчан.

Сегодня он не пойдет на охоту, надоело. И вообще пора кончать с отшельничеством. Но чем заняться? Набрать стопку учебников и подготовиться к поступлению в мореходку? А что она ему сулит? Звание помощника капитана по грузам или пассажирам. И будет он болтаться в одном из внутренних морей в однообразном каботажном плавании. Нет, такое существование не по нему. То, чего достиг он в боксе, не даст никакая служба.

Без ринга жизнь для Яна станет унылой и неполноценной. Либо надо пересилить себя, поступиться гордостью и попросить прощения, либо зарядить ружье пулей-жаканом… Он, наверное, выстрела не услышит. Но это же бегство, трусливое и омерзительное.

Ян представил себя безглазым, с раздробленным лицом и содрогнулся: отвратительнейшее зрелище. Нет, это не выход!

В жизни он все получал без особых усилий и хлопот. В пионеры был принят с ребятами всего класса. В комсомол вступил потому, что неловко же сыну старого большевика остаться вне союза молодежи! То, что говорилось на сборах и собраниях, его мало трогало. Казалось, что все призывы на новостройки относятся не к нему, а к тем, кто ни на что иное не способен. Яну хотелось быть первым лишь на школьных вечерах и спортивных соревнованиях. Кроме бокса, охоты, танцев и кино, он других увлечений не признавал.

Когда его выгонят отовсюду, он не сумеет заработать на кусок хлеба. Он даже в грузчики не годится, так как не приучен к труду.

А если забыть о всяких угрызениях совести и полностью довериться Гарибану? Тот изворотлив, сумеет вытащить из беды. Через несколько месяцев или, самое большее, год Ян будет восстановлен в правах и выйдет на ринг. Тогда ему наплевать на сплетни и угрозы. При-желании он сможет переехать в Москву. Его примут в любое спортивное общество.

Но ведь бокс не даст заработка? Как знать. Это зависит от находчивости. Могут принять в Институт физкультуры на повышенную стипендию, да и не трудно сделаться тренером бокса. Майка чемпиона откроет двери клубов. Правда, в нем не находили воспитательского таланта, но Ян же не олух и кое-что успел перенять у Сомова и Гарибана. Надо только быть деятельным и не унывать, потом он найдет другой выход…

Яну послышалось, что в открытую дверь кто-то вошел и остановился на пороге. Кто бы это мог быть? Наверное, сторожиха, никого другого он не ждал.

— Никандровна! — окликнул Ян.

В ответ послышалось презрительное:

— Ну и свинарник же здесь! Словно берлога неандертальца.

Это был голос Зоей Кальварской. «Что стряслось? Почему я и ей понадобился?» — удивился Ян и в тон ей пригласил:

— Присаживайтесь, будьте как в своей берлоге.

— Вы сногсшибательно любезны! Принято вставать, Ян, когда входит женщина.

— Зосенька, чувствую, что вы раздражены. Не делайте из меня громоотвода для своих эмоций.

— Для этой цели вас уже использовали. Я вижу разлагающиеся обугленные останки.

— Вы пришли дразнить меня? Учтите — я не в клетке, могу покусать.

— Я учла. Прошу и других не считать беззубыми.

Ян приподнялся и не без удивления взглянул на Зосю. Лицо ее было возбужденным. На щеках горели алые пятна, тонкие ноздри раздувались, а глаза потемнели. Чувствовалось, что она решилась на что-то такое, чего никогда бы не сделала в спокойном состоянии.

«Как хороша сейчас эта злюка!» — подумалось Ширвису.

А Зося продолжала свое:

— Сейчас я расскажу такое, что этот глупый острослов наконец прекратит балаган и станет серьезным.

— Я уже всего вкусил, меня больше ничто не смутит, — ответил он. — Сегодня я сказал себе: эй, ты, перестань, довольно!

— Я тоже не раз так говорила, а поступала как форменная дура. Я слишком доверялась и вот теперь расплачиваюсь. Он всегда был гнусной личностью, хотя прикидывался заботливым добряком…

— Одну минутку! — перебил ее Ян. — Прежде всего мне бы хотелось выяснить: о ком идет речь?

— А без пояснений невозможно догадаться, что эго Гарибан? — спросила она. — Или вы, как и другие, принимаете его за благодушного воспитателя?

— А он действительно такой.