Кевин Брокмейер - Лучшее от McSweeneys

• Название: Лучшее от McSweeneys
• Автор: Кевин Брокмейер
• Издательство: Гаятри
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9689-0139-2

«McSweeney’s» — ежеквартальный американский литературный альманах, основанный в 1998 г. для публикации альтернативной малой прозы. Поначалу в «McSweeney’s» выходили неформатные рассказы, отвергнутые другими изданиями со слишком хорошим вкусом. Однако вскоре из маргинального и малотиражного альманах превратился в престижный и модный, а рассказы, публиковавшиеся в нём, завоевали не одну премию в области литературы. И теперь ведущие писатели США соревнуются друг с другом за честь увидеть свои произведения под его обложкой.

В итоговом сборнике «Лучшее от McSweeney's» вы найдете самые яркие, вычурные и удивительные новеллы из первых десяти выпусков альманаха. В книгу вошло 27 рассказов, которые сочинили 27 писателей и перевели 9 переводчиков. Нам и самим любопытно посмотреть, что у них получилось.

---

«От постоянной работы на веслах его руки огрубели, а от частого пребывания на солнце он загорел, став похожим на индейца. Случалось, неделями он не видал ни одной живой души, единственной его компанией было ружье, которым он добывал себе пропитание: лесную дичь или водоплавающую птицу… Во второй половине лета он достиг Нового Орлеана. В городе свирепствовала желтая лихорадка, но он, не обращая на то никакого внимания, зарисовывал местные виды. Солнце палило нещадно, и он сгорел, да так, что кожа слезала с лица и ладоней. От постоянного напряжения у него воспалились глаза — окончательно зрение потом так и не восстановилось».

Однако, вспоминая путешествия в своей неопубликованной автобиографии, Банвард был не так суров:

«Течение реки колебалось между четырьмя и шестью милями в час. Так что судно продвигалось довольно быстро; я начал заполнять дорожную сумку эскизами береговых видов. Поначалу было одиноко дрейфовать в лодчонке весь день, но через какое-то время я привык».

Шел 1844 год, когда Банвард, этот путешественник, вернулся в Луисвилль, привезя с собой наброски, кучу небылиц и деньги, чтобы воплотить фантастическую идею — изобразить реку, по которой прошел. Полотно должно было получиться самым большим из всех полотен в мире.

Банвард стремился запечатлеть на полотне три тысячи миль Миссисипи, начиная от места слияния реки с притоками Миссури и Огайо. Мир не знал еще замысла грандиознее, впрочем, таковы были честолюбивые устремления той эпохи. Ральф Уолдо Эмерсон, читая свои лекции в Новой Англии,[47] уже внушал, что «наши воды, богатые рыбой, наши негры, индейцы, все то, чем мы гордимся… торговля на севере, плантации на юге, завоевание западных территорий, Орегон, Техас — все это еще ждет своего певца. Америка — это все еще поэма в наших глазах, ее обширные территории поражают воображение…» До Эмерсона подобную мысль высказывали такие романисты, как Фенимор Купер, а позднее — поэты, среди которых был и Уолт Уитмен. Когда в 1844 году Банвард построил на отшибе Луисвилля сарай — разместить огромные рулоны заказанных холстов — он также предвидел великое будущее американского искусства.

Первым делом Банвард сконструировал систему крепежа, не дававшего холсту провисать. Конструкция оказалась довольно оригинальной, ее запатентовали и несколькими годами позже рассказали о ней в журнале Scientific American. Месяц за месяцем Банвард лихорадочно трудился над своим творением, рисуя широкими мазками. У него уже имелся опыт работы с декорациями, когда на холсте надо было изображать обширные пейзажи. Для ценителя таких условностей, как детали и перспектива, его работа при ближайшем рассмотрении интереса не представляла. Однако движение творило чудеса с грубо обтесанными бревенчатыми домиками, песчаными берегами, полями цветущего хлопка, приграничными городками и плоскодонками, развозившими всякие чудодейственные снадобья.

Одновременно Банвард подрабатывал в городке; однако нам неизвестно, делился ли он с кем-нибудь своими творческими замыслами. По счастью, сохранилось письмо одного человека, случайно заглянувшего в сарай Банварда. Лейтенант Селин Вудворт в детстве жил всего в нескольких домах от Банварда; как-то, путешествуя по бескрайним просторам, он оказался рядом с Банвардом и не смог не зайти к соседу, которого не видел вот уже шестнадцать лет. Когда Вудворт без всякого предупреждения возник на пороге сарая, он очень удивился тому, как возмужал его друг детства:

«Я заглянул в художественную студию, в этот огромный деревянный сарай… художник сам вышел на порог поприветствовать нас; на нем были берет и блуза, в руках палитра и карандаш… Все в студии казалось сплошным беспорядком, кроме живого, как будто настоящего изображения на огромной, еще не оконченной части картины, закрепленной на одной из стен… Эта картина была накручена на поставленный вертикально валик или барабан, находившийся в одном конце сарая — художник, рисуя на холсте, постепенно сворачивал его.

Любое описание творения таких гигантских масштабов… и приблизительно не передаст впечатления от конечного результата. Даже если не принимать в расчет мастерство и высокий профессионализм исполнения, одна уже удивительная правдивость изображения самых незначительных деталей на берегах реки сделает картину ценнейшим историческим полотном, с величием и разнообразием пейзажей которой не сравнится ни одно творение со времен возникновения живописи».

Таково было произведение, которое художник собирался явить миру.

Ко дню открытия Банвард был полон самых смелых ожиданий. 29 июня 1846 года жители Луисвилля прочитали в газете о том, что местный художник арендовал зал для показа своей работы: «Огромную движущуюся панораму реки Миссисипи, нарисованную Банвардом, можно будет посмотреть в понедельник вечером, 29 июня в Зале Аполлона; ежедневная экспозиция продлится до субботы, 4 июля». В рецензии, напечатанной там же, говорилось: «Грандиозной картине длиной в три мили суждено стать одним из самых прославленных творений нашего века». Автор рецензии даже не догадывался, до чего верными оказались его первые ощущения: картина действительно стала самым прославленным творением столетия. Но не осталась в веках.

День торжественного открытия оказался явно неудачным. Банвард ходил по выставочному залу взад-вперед, поджидая толпы зрителей и потоки монет — по пятидесяти центов за вход. Постепенно стемнело, зарядил дождь. Панорама стояла на освещенном помосте, свернутая и ожидающая первого оборота валика. Уже и солнце село, и дождь барабанил по крыше, а Джон Банвард все ждал и ждал.

Ни один зритель так и не явился.

Казалось бы, после такого позорного дебюта Банварду только и оставалось, что собрать вещи и покинуть город. Но на следующий день этот гений кисти показал себя еще и гением рекламы. Утром тридцатого числа Банвард принялся обрабатывать луисвилльские доки: напустив на себя вид человека бывалого, не раз сплавлявшегося по реке, он болтал с моряками на пароходах. Переходя от одной команды к другой, Банвард раздавал билеты на бесплатный дневной сеанс.

Даже если бы моряки заплатили за вход полную стоимость, они бы о том не пожалели. Плавно разворачивавшееся перед ними полотно Банвард сопровождал описанием своего путешествия. В его выдумках присутствовали и пираты, и колоритные переселенцы, и опасности, которых он чудом избегал, и дивные виды, возможно, чуть приукрашенные, но все же убедительные для большинства моряков, которые, усомнись они в правдивости его повествования, тут же освистали бы рассказчика. Благодаря рекомендациям моряков, вечерний сеанс посетили уже пассажиры, и Банвард выручил целых десять долларов — сумму по тем временам совсем неплохую. С каждым разом посетителей приходило все больше; по прошествии нескольких дней Банвард выступал уже в переполненном зале.

Вернувшись к себе, Банвард на радостях от таких заработков и успеха добавил к панораме еще несколько секций, после чего поместил ее в зал попросторнее. Народ по-прежнему валил валом; жители соседних городков фрахтовали пароходы и приезжали посмотреть на картину. С добавленными секциями сеанс продлился почти до двух часов; Банвард крутил холст быстрее или медленнее — в зависимости от того, как публика принимала картину. Каждый сеанс оказывался уникальным, даже для тех, кто оставался на два показа подряд. В конце сеанса холст не перематывали в начало, так что путешествие вверх по течению чередовалось с путешествием вниз по течению.

Когда такое пробное плавание увенчалось успехом, Банвард задумал вывезти «трехмильную картину» в какой-нибудь крупный город. 31 октября он выступил в последний раз, после чего направился в Бостон, центр интеллектуальной культуры Америки.

Банвард выставил панораму в бостонском Армори-холле как раз перед Рождеством. Свой рассказ он довел до совершенства, сдобрив его пикантными деталями, собственными воспоминаниями и байками об известных грабителях, орудовавших в отдаленных областях страны. Механизм, приводивший картину в движение, теперь был спрятан от глаз публики, а свое повествование Банвард сопровождал вальсами на пианино. Снабдив панораму американских пейзажей искусно продуманным освещением, художник добился идеального сочетания.

Публике это очень понравилось. По подсчетам Банварда, за полгода удивительное представление посетили 251 702 бостонца; установив входную плату в пятьдесят центов, он получил около 100 000 долларов чистой прибыли. Всего за год Банвард из скромного живописца вырос до известного и богатого художника, возможно, самого богатого в стране. Когда Банвард опубликовал биографическую брошюру «Описание панорамы реки Миссисипи, созданной Банвардом» (1847), а также нотную запись музыки, сопровождавшей показы, он заработал еще больше. Однако идея с музыкальным сопровождением имела продолжение — нанятая Банвардом юная пианистка, Элизабет Гудман, вскоре стала его невестой, а затем и женой.