Сабина Тислер - Я возьму твою дочь

• Название: Я возьму твою дочь
• Автор: Сабина Тислер
• Издательство: Книжный клуб "Клуб семейного досуга"
• Жанр: Триллер
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9910-1551-6, 978-966-14-1266-7

Мужчина похищает из больницы младенца. Он уверен, что имеет на это право. Теперь ребенок принадлежит ему!

Несколько лет назад пьяный водитель убил горячо любимую дочь Йонатана. Убийца отделался лишь небольшим штрафом, ведь его отец дружил с судьей.

Семья Йонатана распалась. Когда жизнь наладилась и он снова полюбил, то встретил человека, напомнившего о былой трагедии…

Если закон не смог покарать убийцу, то он сделает это сам! Он отнимет у него самое дорогое…

---

Так быстро, насколько позволяло больное сердце, Бруно побежал по лестнице в спальню и трясущимися руками оделся. Ему с трудом удалось застегнуть пуговицы на брюках — так тряслись руки.

Потом он выскочил из дома и побежал вниз по улице.

— Неле! — снова и снова звал он.

Ответа не было. Ясени шумели на ветру, кроме этого он не слышал ни звука. Даже ни одна машина не ехала по дороге.

— Неле!

У старого кузнеца по щекам бежали слезы, потому что в глубине души он уже знал, что надежды никакой нет.

В конце концов он позвонил в дверь бургомистра Уве.

Прошло несколько минут, пока Уве открыл дверь.

— Бруно! Что случилось?

— Неле исчезла! Ее нет в постели, нет дома, нигде нет.

Теперь Бруно плакал уже по-настоящему.

— Заходи! — сказал Уве и отступил в сторону.

Они сели в кухне за стол. Уве вытащил бутылку «Корна», ржаной водки, и открутил пробку.

— Рассказывай, — сказал он.

— Да тут и рассказывать нечего. В половине двенадцатого я ушел с праздника. Неле не захотела идти со мной. Она так любит музыку, и время от времени ей хочется потанцевать. Так, для себя, понимаешь?

— Да, я понимаю.

— Ну вот, я отправился домой, а Неле сказал, чтобы она не слишком долго тут оставалась. Она кивнула. Дома я лег спать и сразу же уснул. И только сейчас проснулся от какого-то нехорошего предчувствия. Я встал и увидел, что ее нет. Ее вообще еще дома не было. Я обежал всю деревню, кричал, звал… Но Неле нигде нет.

— Слушай, Бруно, — сказал Уве и налил ему двойную порцию шнапса, — среди ночи мы ничего не сможем сделать. Искать в темноте — гиблое дело. Но ты не отчаивайся. Может быть, она у какого-нибудь друга. Если завтра с утра Неле не появится, мы начнем ее искать, о'кей?

Бруно покачал головой.

— Постарайся успокоиться и поспать еще пару часов. Сейчас я тебе точно ничем не могу помочь. — Уве поднялся. — Не вешай нос, Бруно. Все будет хорошо.

И он по-дружески похлопал его по плечу.

Бруно поднялся, оставил нетронутый шнапс на столе и молча вышел из кухни.

Уве смотрел, как он шел по улице. Обессиленный и согнутый больше обычного.

«Проклятье», — подумал бургомистр.

И в этот момент понял, что хорошо уже не будет.

На следующий день в половине первого Хеннинг растолкал Энгельберта.

— Эй, вставай! Тут такое случилось!

Энгельберт с трудом раскрыл глаза.

— Моя голова… — прошептал он.

Хеннинг сунул другу в руку две таблетки аспирина и поддержал его голову, чтобы тот сумел проглотить их, запивая водой.

— Ты хоть чуть-чуть соображаешь? Я могу с тобой говорить?

Энгельберт кивнул и сунул подушку себе под спину, чтобы сесть более или менее прямо, но голова заболела еще сильнее, так, что его перекосило.

— Неле мертва, — сказал Хеннинг. — Ее нашли в заливе сегодня утром. Никто не знает, почему она утонула. То ли это самоубийство, то ли несчастный случай.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Энгельберт.

— Тогда я тебе объясню. Ты помнишь тот сарай?

Энгельберт кивнул.

— Когда я смылся, ты оставался с Неле. Ты что с ней сделал, дерьмо ты проклятое?

Энгельберт судорожно пытался сложить обрывки воспоминаний в своей раскалывавшейся от боли голове. Там был сарай. Да. И Неле на полу с широко раскрытыми от ужаса глазами. Он зажал ей рот и нос, чтобы она не кричала. Больше никаких картинок не было. Только эти глаза.

— Ты что с ней сделал? — прошипел Хеннинг, тряся его.

— Я не знаю…

— Ну давай, подумай! Ты ее изнасиловал?

Энгельберт потер глаза.

— Может быть, и да, Хеннинг. Пожалуйста, я действительно ничего не помню…

— О боже! — Хеннинг так ударил кулаком по тумбочке, что лампа, стоявшая на ней, подпрыгнула. — Ты убил ее?

У Энгельберта был такой вид, словно он вот-вот разрыдается. Он покачал головой, но выглядело это не совсем убедительно.

— Хеннинг, клянусь тебе, я не могу ничего вспомнить! О боже мой! — Он с трудом поднялся и, заламывая руки, подошел к окну. — Я помню только, что был пьян. Да, там была Неле. Она лежала в сарае и смотрела на меня. Я не помню и не знаю ничего… А потом я только хотел домой и побыстрее в кровать. Но как я туда попал, уже не помню.

— Ясно одно, — сказал Хеннинг, — мы должны исчезнуть отсюда как можно быстрее.

Он уже сообразил, что будет плохо, если Энгельберт попадет под подозрение. Если Энгельберта прижмут, он выдаст его, и кто знает, можно ли будет однозначно доказать, кто из них был с Неле последним.

Для них обоих расклад был плохим.

— А не бросится ли это всем в глаза, если мы так поспешно уедем? — неуверенно спросил Энгельберт.

— Да, возможно. Я не знаю. А сейчас быстро одевайся и спускайся вниз.

Он ушел, а Энгельберту впервые в жизни стало по-настоящему страшно.

— Самоубийство, — сказала мать Хеннинга Имке. — Совершенно однозначно самоубийство. А что же еще? Неле была не в себе, она даже не всегда понимала, что делает, и такое вполне могло случиться. Может быть, она просто упала в воду в темноте? Вполне возможно! О чем-то другом и думать нечего! Кто мог что-нибудь сделать с Неле? Быть такого не может, тем более у нас. Нет, это можно выбросить из головы. Я и полицейским так сказала. Неле была милая девушка, очень приятная. Такая и мухи не обидит. Вот только у нее не все в порядке было с головой. Такие люди долго не живут. Безобидные люди всегда умирают первыми. Но это плохо, и прежде всего для Бруно. Сможет ли он взять себя он в руки, это еще вопрос. Сначала жена, а теперь и дочь! Вот ужас! Сегодня утром полицейские забрали его с собой. В психиатрическую больницу во Фленсбурге. Дай бог, чтобы он ничего с собой не сделал! Потому что самое плохое в жизни — это когда одна драма влечет за собой следующую. Беда не приходит одна. И если ты уже попал в такую трагедию, то так быстро оттуда не выберешься. Нет, все-таки жаль Неле.

— Перестань, мама.

Хеннингу стало плохо, когда он услышал это от матери. Энгельберт сидел бледный как мертвец и молчал.

— Бруно вкалывал всю свою жизнь, — продолжала она. — Он ничего себе не позволял. Абсолютно ничего. Для него всем на свете была только Ирмгард, а потом Неле. Лишь бы им было хорошо. Он хотел, чтобы они были счастливы и чтобы у них всего хватало. Но счастливы они так и не были. А теперь они мертвы, и ничего у него не осталось. Совсем ничего. Все было напрасно. Разве это справедливо? — Она оперлась кулаками на пластиковую скатерть в пеструю клетку, которой был накрыт стол, и посмотрела Хеннингу прямо в глаза. — Теперь ты знаешь, почему я уже двадцать лет не хожу в церковь. Потому что справедливости на свете нет. Совсем нет.

— Оставь их, мама.

Имке кивнула и села за стол. Очевидно, она израсходовала уже весь свой запал. Она положила две ложечки леденцов в чай и медленно его помешивала. Хеннинг вдруг увидел, какие у матери острые и выступающие косточки на запястьях. Такие бывают только у старых людей. «А ведь ей только шестьдесят два года», — подумал он, и у него возникло ощущение, что он скоро ее потеряет.

— Когда вернется папа? — спросил он.

— Около половины восьмого. Он помогает толстому Хайну скирдовать сено. Пока погода еще хорошая.

Хеннинг взял мать за руку и бережно ее пожал.

— Завтра с утра, мама, мы уедем, — сказал он. — Не расстраивайся, мы вернемся. У Энгельберта скоро экзамен, а ему нужно еще очень много выучить. Ему сейчас просто не до того, чтобы наслаждаться нашими пейзажами.

— Понимаю, — сказала Имке, поджав губы. — Конечно. Раз вам нужно ехать, то отправляйтесь!

Вечером они еще раз прошлись по селу. Перед сараем Энгельберт остановился.

— Я и вправду ничего не помню, — сказал он. — Мне стыдно, но это так. Пожалуйста, поверь мне.

Хеннинг кивнул.

Энгельберт тихо сказал:

— Ты видел меня и готов держать язык за зубами. Ты настоящий друг, Хеннинг. Я этого никогда не забуду.

Они молча обнялись.

Доктор Энгельберт Кернер потянулся к телефону и позвонил адвокату обвиняемого.

— Господин Фрей, простите, что отвлекаю вас во время перерыва, — начал он, — но не могу ли я поговорить с вами пару минут? Пожалуйста, зайдите в мой кабинет.

Через две минуты Норберт Фрей уже стоял перед письменным столом судьи. Ему было около тридцати лет, у него было немного лишнего веса и нервный тик под левым глазом.

Энгельберт поиграл шариковой ручкой и дружелюбно посмотрел на своего молодого коллегу.

— Вы уже предполагаете, чем закончится судебное разбирательство?

— Я, конечно, не могу заглянуть в вашу голову, — уклончиво ответил Фрей с улыбкой, — но думаю, что, скорее всего, дело закончится шестью месяцами условно.

— Это то, чего прокуратура потребует как минимум, — кивнул Энгельберт.