Александр Шленский - Дамоклова жопа

• Название: Дамоклова жопа
• Автор: Александр Шленский
• Жанр: Рассказы

---

Александр Шленский. Дамоклова жопа

В один из ненастных осенних вечеров, мрачных, как профессия патологоанатома, в Курпянском Государственном Медицинском Университете (который в советские времена, как и многие другие учебные заведения, назывался скромнее, и был просто Курпянским мединститутом), читалась лекция по организации и тактике медицинской службы для преподавателей – офицеров запаса. Большинству из присутствующих было не более сорока лет, и они окончили этот же Курпянский мединститут лет десять или пятнадцать назад, ухитрившись всеми правдами и неправдами прибиться к какой нибудь кафедре, вместо того чтобы лечить в провинции пролетариат от трудовых увечий (из которых главным несомненно было хроническое отравление суррогатами алкоголя).

Сидевшие в аудитории, конечно же, помнили друг друга еще с тех советско-комсомольских времен, когда они были веселыми и неунывающими раздолбаями-студентами. Хотя все давно уже остепенились, то есть, завели себе или солидное брюшко, или бородку, или костюм-тройку, или просто кандидатскую степень – очень часто промелькнувшее выражение лица или вырвавшееся, еще незабытое прозвище, или даже интонация в голосе заставляли вдруг почувствовать себя конспиратором, скрывающим нечто сугубо тайное, не подлежащее разглашению. И вот теперь, сидя поздним вечером в небольшой аудитории на военной кафедре, каждый вспоминал свое студенческое прошлое.

Начавшись со случайной, неясной ассоциации, воспоминания неожиданно крепли, становились реальными, объемными, цветными и почти осязаемыми, как будто все происходило только вчера. Но странное дело – чем ближе подступали воспоминания, чем реальнее они становились, тем дальше они отодвигались, как остатки взволновавшего душу сна, который еще помнится до мельчайших деталей, но уже никогда не приснится во второй раз. Непрошенные кадры из свежих событий, которые еще не утряслись в голове, вдруг прорывались между воспоминаниями юности и беспощадно показывали – на фоне себя еще юного – себя уже теперешнего, совсем другого – другого даже не столько снаружи, сколько изнутри. И тогда становилось неотвратимо ясно, что ощущение вечности навсегда ушло из внутреннего «я», что звездная пыль в душе растаяла тихо и незаметно, и от этого между нынешним «я» и тем недавним «я» из студенческих воспоминаний вырастал неприступный барьер, от которого уже никогда не избавиться.

Как все-таки странно устроена жизнь! Вроде, ничего и не изменилось, и постареть еще не успели, а что-то уже не так. Можно, конечно, выпить с друзьями как прежде, можно иногда в меру и попошлить, и схохмить, а все-таки, так как раньше уже не покуролесишь. Ах, как много становится недосягаемым без этой волшебной звездной пыли в душе!.. И это не потому, что нельзя делать того что раньше, так как делал это раньше. Даже не потому, что будет это выглядеть глупо и «не по летам», – а потому что радости, такой как раньше, это уже не принесет. Жизнь ушла вперед, и юность сдана в архив.

А вот запах в аудитории стоял все такой же, и лекционные скамейки почти не изменились – они все так же были исписаны, изрезаны и изрисованы счастливыми и не ведающими своего счастья обладателями юных душ и тел, вот только надписей на английском языке значительно прибавилось. Падение железного занавеса ознаменовалось приобщением молодежи к иностранной культуре, в результате чего часть непатриотично настроенной молодежи сменило родной «ёб» на импортный «fuck». Странно, но наивные рисунки наиболее важных, с точки зрения студентов, частей человеческого тела и соответствующие надписи под ними оказывали магическое действие на сидевших: непристойные граффити дергали в душе какие-то струны, как-то помимо воли оживляли память, плавно и незаметно отрывали от действительности и переносили в то незабываемое время, когда комплект из двух бутылок дешевого портвейна, ласковой подружки и ключей от пустующей квартиры давал сутки абсолютного и беспредельного счастья, которое еще можно было немного продлить и пережить во второй раз, рассказывая в курилке друзьям о самых трагических или ударных моментах недавно пережитой нирваны.

Конечно, никто не отменял ни секса, ни алкоголя для тех кому за тридцать или за сорок, и действовали они еще вполне благотворно, но, опять-таки, совсем не так, как раньше. Что-то неведомое и недоброе произошло в организме. Пропала бескрайность чувства, исчезло ощущение полета среди звезд в таинственную и манящую бесконечность. Подносишь ко рту яблоко, и вдруг, еще не сделав первого укуса, понимаешь, что оно, в сущности, уже съедено, и ясно представляешь себе огрызок. Вкус яблока остался прежним, но невольно думаешь о том, сколько их еще осталось в твоей личной корзине. Раньше таких мыслей не было. Как точно выразился чей-то больной, прежде чем перейти из трепетных рук врача в надежные руки патологоанатома, «все уже посчитано».

Вообще медицину нельзя назвать точной наукой, но считать в ней приходится очень много. На задней скамейке описываемой аудитории сидел, скучая, старший преподаватель кафедры анестезиологии/реаниматологии Валера Юмашев, который однажды привел в шоковое состояние партийное руководство института, посчитав число дыханий выступавшего по телевизору К.У.Черненко и заявив вслух, что, по всем медицинским канонам, жить генсеку осталось два понедельника.

Между тем, первый час подходил к концу, и майор Лосев мрачно рассказывал о том, какими осложнениями грозит России вступление Польши в НАТО. Я слушал лекцию в четверть уха, и у меня никак не выходил из головы вновь поступивший больной, которого я демонстрировал студентам как случай болезни Паркинсона, но интуиция мне говорила, что что-то в нем не так, и не худо бы завтра же сводить его к Диме в отделение нейрохирургии – исключить новообразование. Майор Лосев тем временем уже говорил о том, как трудно в нынешние времена сохранять в войсках дисциплину и боеспособность. Потом, взглянув на часы, майор объявил: – Перерыв! Товарищи офицеры запаса, распишитесь в журнале. В течение следующего часа я расскажу вам… – тут голос его пресекся, он кашлянул, помотал головой, старадальчески опустил углы рта и неожиданно пробормотал, – э… да что я вам не расскажу, все равно сидим мы все в глубокой жопе! – Майор устало вынул сигарету и зажигалку, сунул сигарету в зубы, поправил китель и ссутулившись вышел из аудитории. Федя Апраксин, проктолог, сделал обиженный вид.

– Ну почему, как что-нибудь возвышенное, так говорят непременно про сердце, а как дело дрянь, так обязательно поминают жопу! – с большим сердцем произнес Федор.

– Федя, не кипятись, вообще не принимай это на свой счет, – сказал я. – Ты – специалист не по «жопе», а по прямой кишке.

– А что-же тогда такое «жопа»? – спросил кардиолог Алеша Панюшкин, крутя в руках вотчаловский фонендоскоп на манер нунчак. – В чем разница, кроме названия?

– Не могу сказать точно, но в чем-то разница есть, – сказал преподаватель философии Вадик Мирошников, выпускник МГУ. – Может быть, в размере – в «жопе», как видите, может сидеть вся Россия, а в прямой кишке – только разная медицинская мелочь вроде глистов или геморройных шишек.

– Вадим Викторович прав, – вмешался травматолог Коля Прокопенко. – Разница даже больше. Вот тут, где я сижу, написано «Кильдей, иди ты в жопу!». Видите, в прямую кишку идти нельзя, а в жопу, как ни странно – можно! Так що ж це таке – «жопа»?

– Давайте подойдем к вопросу научно, – сказал Вадик, – прежде всего нужны точные дефиниции. Например: «Жопа – это анатомическое образование, бла-бла-бла…»

– Леня, светоч ты наш науки, проснись, это к тебе! – произнес басом нейрохирург Дима Трибунский. Он уже вынул свою трубку и табакерку и собрался было идти в коридор, но при последних словах задержался. Леня Райбман подскочил и протер глаза, в которых на краткое мгновение мелькнуло выражение испуга, впрочем, вполне понятное – я сам когда-то засыпал на лекциях и просыпался от окрика преподавателя. У Лени был трудный период в жизни: днем он преподавал нормальную анатомию, а ночью помогал жене нянчить шестимесячную дочь, поэтому он дремал всегда, когда обстановка не требовала бодрствовать.

– Что такое, в чем дело? – засуетился Леня, пытаясь прогнать остатки сна.

– У нас тут небольшой консилиум возник, – сказал я. – Закончи, пожалуйста, формулировку: «Жопа – это анатомическое образование/орган/система и так далее».

– Ребята, я что-то вас не пойму! Вы что, в детство ударились?

– Леонид Моисеевич, не выебывайся! – пророкотал Дима, поколачивая трубкой по ногтю большого пальца, – тебя как специалиста просят дать точное определение предмету.

– Да нет такого предмета в курсе нормальной анатомии! – решительно сказал Леня.

– То есть, как это нет? – спросил кто-то из мужиков из дальнего угла. Послышались еще голоса, чувствовалось, что вопрос начинает волновать уже многих.