Гор Видал - Вашингтон, округ Колумбия

• Название: Вашингтон, округ Колумбия
• Автор: Гор Видал
• Жанр: Современная проза
• Год: 1967

Политический роман.

---

—    Его отсутствие скажется,— просветлев, отозвался Бэрдэн.— Но теперь вы сами начали писать. Это ваша первая статья, так ведь?

Питер смешался. Он застенчив, отметил про себя Бэрден и продолжал преследовать свою жертву.

—    Вы собираетесь писать еще?

—    Если будет спрос.— Питер взглянул на Диану, словно ожидая услышать от нее отрицательный ответ.

—    Спрос будет! Он хорошо пишет, правда, папа?

—    Да, внушительно и без воплей, не то что мистер Дункан. Для него обычный тон — нравственное неистовство.

—    Но мы и живем в неистовое время,— мягко заметил Питер.

—    Все времена неистовы,— категорически заявил Бэрден.— Но вам действительно кажется, что мы не имели права сбрасывать атомную бомбу на Японию?

—    «Кaжeтcя» — не то слово. Я в самом деле так думаю. Нам следовало бы просто продемонстрировать бомбу в действии, ну, скажем, отшибить верхушку Фудзиямы или сделать что-нибудь еще столь же впечатляющее, и они бы капитулировали. Незачем было разрушать два города.

—    Интересно.

Бэрдену и в самом деле было интересно. Расщепление атома ошеломило его, как и всех других. Стало ясно, что миру уже не бывать таким, как прежде, но хорошо это или плохо — все зависит от твоего темперамента. Поскольку он был пессимист, он легко представлял себе атомные грибы, шквалы огня, радиоактивный пепел, а в перспективе — опустошенную планету, слепым глазом сверкающую в лучах солнца. Но все же он спросил:

—    А какая разница, в моральном плане, между одной бомбой и несколькими тысячами, которые все равно пришлось бы сбросить?

—     Разница в том, что изобретение и демонстрация в действии одной такой бомбы давали нам возможность покончить с войной, что мы и сделали. Но при этом в угоду военным мы уничтожили двести тысяч гражданского населения — вот на это-то мы и не имели права.

Бэрдену были известны все эти аргументы. Его интересовала вдруг прорвавшаяся в Питере страстность. Куда делась та отрешенность, которая и привлекала, и озадачивала Бэрдена. Это хорошо, что у молодого человека есть что-то свое за душой, но, с другой стороны, печально было думать, что его второй зять может оказаться таким же ярым фанатиком, как и первый.

—    Вам, наверное, есть что сказать,— пробормотал Бэрден.

К его облегчению, Питер рассмеялся:

—   Боюсь, что мне нечего сказать, но есть что добавить.

—    И он-таки добавил,— сказала Диана.— Питер будет сила, дайте только ему раскачаться. Он должен писать о политике в каждый номер.

—   И притом его некому остановить,— заметил юный Вольтер.— Ведь он сам издатель журнала.

—    К тому же мы пользуемся успехом. Мы остаемся при своих. Никакого дефицита. Айрин очень довольна.

Тут Питер принялся описывать Диане состоявшиеся недавно похороны Сэмюеля Блока, который неожиданно умер в Джерси-сити на заседании правления.

—    Ему следовало бы поставить памятник,— сказал Питер,— и назвать его могилой Неизвестного супруга.

Бэрден рассказал, как вела себя на похоронах Айрин. Она заявила, что мистер Блок всегда был приверженцем епископальной церкви; его родные пришли в ужас и отказались присутствовать на похоронах, чего она и добивалась. Она стояла в черном одна в готической часовне Национального собора и с царственно-величавым видом принимала соболезнования. Но, увидев Бэрдена, порывисто обняла его и прижалась щекой к его щеке. «Что со мной будет?» — прорыдала она в его ухо. Чувствуя устремленные на них взгляды, он как мог выпутался из ее объятий и пообещал вскоре ее навестить.

—   Надо полагать, теперь ты выйдешь за Питера,— сказала Китти, вдруг отпуская руку Дианы.— Он стал ужасно толстый, но все равно он богатый, и ты будешь обеспечена.

Диана убежала из комнаты, Питер подтянул живот. Китти повернулась к нему:

—   Я знала, что ты придешь, и испекла сегодня утром пирог. Ореховый, тот самый, который ты любишь. Хочешь попробовать?

—   Я не хочуесть,— ответил Питер дрожащим от раздражения голосом.

—   Но ведь он всегда хотел есть,— вслух размышляла Китти.— Уж не заболел ли ты? Наверное, слишком плотно позавтракал. Я бы на месте Дианы посадила его на диету. После свадьбы, конечно.

—   Свадьбы не предвидится, миссис Дэй.— Питер решил нарушить домашний обычай воздерживаться от комментариев к откровениям Китти.

—   Свадьбы? — Она с удивлением поглядела на него.— Какой свадьбы?

Бэрден поспешил успокоить Питера и утихомирить Китти. Как раз такой муж и нужен Диане, думал он, выполняя свою дипломатическую миссию. Ведь Диана в самом деле окажется без гроша, когда он умрет, хотя он вовсе не торопится немедленно отбыть в мир иной — нет, это произойдет не раньше, чем он устроит ее будущее и сам будет переизбран.

III

Гарольд открыл дверь.

Входи! — Он произнес это громким повелительным голосом, словно хотел запугать Клeя или произвести впечатление на каких-то людей, которых тот еще не видел. Пропустив Клея в маленькую прихожую, Гарольд закрыл дверь и запер ее на засов.— Они там,— быстро прошептал он.— Оба. Прости, что я втянул тебя в это дело. Мне просто некому было больше позвонить.

Ничего,— успокоил его Клей.— Я с ними справлюсь.— Стараясь ничем не выдать своей нервозности, Клей прошел за Гарольдом в столовую из стекла и стали с видом на Рок-Крик-парк; дом был новый, один из первых, выстроенных после войны, когда старый город из красного кирпича и мрамора стал поглощаться стеклом и бетоном. Расплавленный песок одержал победу над тесаным камнем. Даже Клей, которому обычно нравилось все новое, испытывал нечто вроде тоски по прошлому.

Когда он вошел, те двое встали. Один был приземистый коротышка, у него было круглое лицо и нос кнопкой. Другой был высокий и тонкий, и только его огромный живот явно предназначался для толстого, но был по ошибке приставлен к тощему.

—    Вот конгрессмен Овербэри,— сказал Гарольд. Мужчины переглянулись; они явно замялись и не знали, как быть, когда Клей машинально, по обычной у всех политических деятелей привычке протянул им руку, а затем быстро отдернул ее.

—    Как я понимаю, вышло какое-то недоразумение.— Клей стал посреди комнаты, готовый броситься в атаку.

—    Совершенно верно, сэр,— ответил коротышка обманчиво-вежливым тоном. Клей знал этот тип людей и приготовился к худшему.— Ваш друг мистер Гриффите совершил серьезное правонарушение по статье двадцать два одиннадцать-двенадцать «А» Уголовного кодекса округа Колумбия.

—    Ваше удостоверение.— Голос Клея звучал резко. Их надо вынуждать к обороне.

—    Удостоверение? — Тощий-толстый произнес это слово таким тоном, словно ему нанесли оскорбление.

Клей щелкнул пальцами коротышке, который стоял ближе к нему.

—    Ваше удостоверение,— холодно повторил он.

—    Извольте, сэр.— Коротышка был вежлив и абсолютно спокоен. Он вытащил бумажник и протянул Клею свое удостоверение; его напарник сделал то же самое. Клей достал из кармана записную книжку и не торопясь переписал в нее имена и номера удостоверений двух служащих отряда окружной полиции нравов.

—    Очевидно, вы захотите ознакомиться с моим удостоверением,— начал он, но коротышка перебил его:

—    Нет, я узнал вас, конгрессмен. По фотографиям.

—   Хорошо.— Голос Клея звучал монотонно. Он взглянул на Гарольда, который нервно топтался за диваном, словно готовый в любой момент укрыться за ним в случае, если противник откроет огонь. Ярко-красная ссадина на его скуле начала наливаться синевой.— Зачем надо было избивать его? — спросил Клей.

—    Он оказал сопротивление при аресте,— бесцветным голосом сказал высокий, словно для занесения в протокол.

—    Затеял драку, так что ли? — Ну что ж, Гарольд малый задиристый. Как раз чтобы задать работу двум полицейским вдвое здоровее его...— Это было в общественном месте?

—    Да, сэр, мужской туалет Капитолийского театра. В час сорок семь пополудни.

—     Свидетели?

—    Только мы двое, конгрессмен.— Коротышка позволил себе едва заметную улыбку.

—    Итак, после того как правонарушение было совершено...

—     Статья двадцать два одиннадцать-двенадцать «А».

—     Знаю... Вы избили его?

—    Он оказал сопротивление при аресте, и мы были вынуждены применить силу.— Тощий-толстый выступал в роли официального историка и главного свидетеля неблагопристойных действий своего сотоварища.