Татьяна Исмайлова - Три дня на расплату

• Название: Три дня на расплату
• Автор: Татьяна Исмайлова
• Издательство: Изд-во ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-007027-6

После гибели любимой сестры Анна Терехина бежала из родного города за границу. Спустя четыре года она возвращается туда, где произошла эта ужасная трагедия. Руки опытного пластического хирурга сделали Анну как две капли воды похожей на француженку Люсьен, которая едет с ней в одном поезде. Люсьен должна с блеском сыграть свою роль в ее хитроумном плане… Так зачем Анна, которая носит теперь фамилию Морель и владеет известной парфюмерной фирмой, инкогнито возвращается в родной город, да не одна, а со своим двойником?..

---

— А как же интервью? — спросила она, прощаясь утром в понедельник и спеша на работу.

— Так в пятницу и поговорим о моих творческих планах.

Ей стало обидно: а до пятницы как же — не увидятся они, что ли? Нет, огорчил он ее, сегодня он едет в Питер, там в среду сдается спектакль по его пьесе. Надо обязательно быть.

Она ушла. А через два часа он появился в редакции, зашел в кабинет — и она, глянув на него, ослабела, так не хотелось отпускать!

— Я, между прочим, билет тебе взял, поезд через пять часов — успеешь собраться?

Сан Саныч, бывший главный редактор, увидел ее сумасшедшие глаза и отпустил сразу же, не сказав ни слова. В Петербург они попали на белые ночи — ночей не было для них ни одной!

В пятницу, вернувшись, прямо с поезда они поехали к Коновалову с одной целью — выспаться. И спали почти сутки! Да и то только потому, считает Ольга, что предусмотрительно разбежались в разные комнаты. А в воскресное утро она проснулась от немыслимого запаха пирогов — душка Коновалов уже стоял у плиты, а на столе горкой высились румяные булочки. Он любил возиться с тестом, выпечка получалась у него отменная. Наверное, потому он и был таким большим. Нельзя было назвать его толстым, но вот очень представительным — это да: мощные плечи, крепкие большие руки, совсем не маленький животяра, как он говорил, не мозолящий глаза только лишь по той причине, что был Коновалов двухметрового роста. Впервые у Ольги был мужчина, на которого она, вымахавшая под метр восемьдесят, смотрела снизу вверх.

Она не стремилась к уютному семейному гнезду. Жила по-прежнему в своей однокомнатной квартире, в которой Илья редко бывал, — тесно ему там было, не просторно. Но он постоянно ждал и звал ее к себе, хотя работать тоже любил в одиночестве. Да еще и ремонт-реконструкцию затеял в квартире. Пока там трудились мастера, он уезжал в Москву, и позже наведывался туда часто и надолго — пьесы его шли во многих театрах, они нравились зрителям, были о нашей сегодняшней жизни, трудной, непонятной и непутевой, в которой отношения меж людьми остались единственным островком, дающим надежду. Но когда приезжал и они встречались — словно в омут падали оба, сладкий, тягучий, из которого выбираться не было ни сил, ни желания.

А потом Коновалов вдруг запил. То ли с пьесой у него не заладилось, то ли прошлые воспоминания одолели, то ли Ольга закрутилась-замоталась в непримиримой борьбе с невесткой-пьяницей и слишком долго отсутствовала в его жизни — запил Илья, что называется, по-черному. Ольга, втайне ненавидящая пьяниц (насмотрелась в детстве на отца-алкоголика, намучилась вдоволь с невесткой, готовой за бутылку продать себя с потрохами первому встречному), испугалась: а тот ли это Илюша, к которому она привязалась душой? Словом, «а был ли мальчик?».

Он сидел на кухне какой-то неопрятный, лохматый, с чужими несчастными глазами, кривой усмешкой. Она насчитала пять пустых водочных бутылок, разбросанных по квартире. Пил один, не закусывая, в какой-то печальной угрюмости. Она пробовала его растормошить, но не могла сдержать брезгливость и волну тяжелой ненависти, накатывающей изнутри. Было противно и горько, хотелось взять что-нибудь тяжелое — и лупить-лупить по этой глупой пьяной башке, по понурым плечам, по голому, блестящему от пота животу, пока весь хмель не выветрится окончательно.

Он это заметил сразу. Молча, покачиваясь, вывел ее за руку в прихожую, подал плащ, раскрыл дверь, ухмыльнулся дурашливо: «Па-а-прошу! Аривидерчи и гудбай, ауфвидерзеен и аревуар, низко кланяюсь в ножки, сударыня». Дверь хлопнула непривычно громко.

Она не стала звонить в дверь и стучать. Сердце упало вниз — что-то сделала она не так! — и снова встало на место: «Ну и черт с тобой, Коновалов!»

Сколько Илья был в запое, она так и не знала. Впервые это с ним или старая болезнь — выяснять не было никакого желания. Если бы он позвонил, пришел, позвал — так нет же! «Ну и черт с тобой, Коновалов!» — по десять раз на день повторяла она. Потом, через месяц, случайно увидела его по телевизору, показывали репортаж в «Новостях» о премьере московского спектакля. Автора вызывали много раз, он, красивый и представительный, в отлично сшитом костюме, кланялся, улыбался, на нем висели и целовали его молоденькие актрисы. Она досмотрела минутный сюжет, выключила телевизор, пошла на кухню, закурила сигарету — и разрыдалась. Все, никаких драматургов, хватит!

Сегодня она не позвонила Илье, пару раз набирала его номер, но, не услышав и первого гудка, клала трубку на место. А, будь что будет — все покажет встреча. Отменить, отложить ее нельзя — девчонки в доме у Коновалова, все равно надо туда идти. Она с минуту постояла у порога, прислушалась — ни звука из-за двойных тяжелых дверей. Вздохнула, сдерживая волнение, — дверной звонок затренькал громко и весело.

— Какие люди в Голливуде!

Коновалов был ей рад — глаза смотрели по-доброму, хотя и таился в них невысказанный вопрос. Не обнял, не поцеловал даже в щеку, но усадил на широкий пуф, сам снял с нее туфли, помассировал ступню, удивился, как на таких каблучищах можно целый день бегать, достал из шкафчика ее тапочки.

«Дура ты, Ольга, несусветная. Права мать», — сказала она себе, глупо улыбаясь. Даже шагать старалась легко, чтобы подольше сберечь тепло его рук.

Аська и Ленка сидели на кухне, по уши вымазавшись в муке, хорошо, хоть платья догадались снять. В упоении лепили пирожки, Ольгу встретили радостным визгом: «Посмотри, какие мы тут налепили штучки!»

— Вот именно что штучки, — проворчал Илья. — Сами их и будете лопать. А уважаемому главному редактору мы сейчас особый пирог подадим. Рыбная кулебяка — не абы что. Новый рецепт осваиваю — с блинами внутри, угощали меня в одном месте — чуть язык не проглотил. Будешь?

— Буду. Целый день голодная.

— А то мы тебя не знаем. Правда, девицы красные?

Девицы важно кивнули.

Илья ловко разделывал остатки теста, промазывал яйцом девчачьи «штучки» и гору сырых еще пирожков с мясной начинкой («Это нам в дорогу завтра»), старательно очищал стол от налипшего теста и муки, мыл посуду, протирал шваброй пол, доставал готовый пирог, засовывал в печь пирожки, заваривал свежий чай — все это не мешало ему рассказывать разные смешные истории, подшучивать над степенной Леночкой и неугомонной Аськой, отвечать на вопросы Ольги, спрашивать самому.

Они не виделись почти четыре месяца! Сейчас в это трудно было поверить. Коновалов, оказывается, успел съездить в Сибирь, в тамошнем издательстве выпустили сборник его пьес, две недели провел в Чехии — в двух театрах ставят его пьесы. Осенью он наверняка уедет на год в Штаты — предложили почитать курс в нью-йоркском университете. Сейчас по три часа занимается языком — кучу дисков купил и кассет.

С Павлом, первым мужем Ольги, он виделся недавно, в мае. Вместе провожали Смоленских-старших в Америку, Илья передал с ними кое-какие документы. А вчера ночью Паша позвонил, рассказал, как обстоят дела, подумали они, помозговали, а утречком он и купил билеты. Ольге будет спокойнее, и у них, мужиков, сердце на месте: просто так ведь не угрожают, вряд ли, конечно, эти мерзавцы осмелятся на большее, но нервы потрепать могут.

— Мы здесь решили в августе съездить в Коктебель, там у меня есть знакомая хозяюшка-молодайка с двумя домами. Один сдает, в другом живет. Тот, что сдает, в пяти минутах от моря, сад-огород имеется при доме. Ты как, — обратился он к Ольге, уплетающей уже третий кусок кулебяки, — сможешь подъехать к нам?

Она закивала с полным ртом: «Постараюсь!»

Растерянная душа ее ныла: на год уезжает Коновалов, на целый год! И так далеко — не броситься вслед.

— Ты чего пригорюнилась?

Он отрезал себе большой кусок пирога, любовно-придирчиво осмотрел его.

— Про Шерсткова и Машку слышал?

— Ну, привет тебе, вроде я с другого конца света только что прибыл. Я, голубушка моя, в конце мая на недельку приезжал, да уже сейчас вторую неделю здесь живу. Андрей тебе не сказывал? И правильно делал: если бы спросила, он бы и сказал. Я своего крестника пару раз навещал, красавец растет Илюшка, такой пацан понятливый! Сегодня мы с Андреем виделись, рассказал он мне, как ты там на пресс-конференции неприступную даму изображала. Писать будешь?

— Завтра к утру надо.

— А, ну это понятное дело. Как в том анекдоте старом, помнишь: «Жене скажу, что иду к любовнице, любовнице — что буду с женой, а сам закроюсь в кабинете — и работать, работать, работать!»? Ты у нас такая же «арбатайка»: работа — прежде всего!

Он глянул на часы.

— Давай-ка, Ольга Владимировна, ступай в душ, халатик там я тебе приготовил, и шуруй потом в кабинет, твори и пробуй. Пирожки поставлю на окошке, чайник электрический, банку кофе. Спать тоже можешь в кабинете, а мы с Анастасией и мудрой Еленой здесь уляжемся. Девчонкам, кстати, уже давно пора, сидят — носами клюют. Давай сначала их уложим, диванов, слава богу, хватает.