Ника Муратова - Гавань разбитых ракушек

• Название: Гавань разбитых ракушек
• Автор: Ника Муратова
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Детская проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-28778-9

Можно ли простить мать, которая оставила ребенка в детском доме? Можно ли простить любимого мужчину, если ты узнала, что любовница ждет от него ребенка? Где должна быть граница, отделяющая человеколюбие и принципиальность, осторожность и трусость, преданность и предательство? На эти вопросы у Ольги Пановой не было ответа. До тех пор, пока она не начала работать в Фонде помощи развивающимся странам Африки. Трагедии других людей, жизнь вдали от дома, соприкосновение с иной культурой помогли ей подойти совсем близко к ответу на самый волнующий вопрос и разобраться в себе. Не успела только одно — разобраться в близком человеке…

---

— Мы должны положить конец этому варварству. Вы, врачи, работающие здесь, должны тоже принимать участие. А мы, общественники, будем действовать через умы людей, привлекая весь мир к проблеме, к осуждению…

— Вы думаете, мировое осуждение поможет? — поинтересовалась Лара, изломив брови.

Лилиан несколько опешила. До этого ей никто не возражал.

— Поможет показать, что африканцы не правы, продолжая эту традицию.

— А судьи кто? Европейцы?

— Но они-то по крайней мере не калечат своих детей.

— Вы как-то идеализируете европейцев. Впрочем, как большинство людей, оказавшихся на перепутье культур.

— Но, Лара, — вмешалась Ольга, — ты же не станешь защищать обрезание!

— Давайте посмотрим на это с другого угла. Возьмем тех же безгрешных европейцев, к мнению которых мы так охотно апеллируем. Что они делают со своими детьми? Отправляют 12—13-летних дочерей под нож — на пластическую операцию, дабы «исправить лопоухость», выровнять носик, заменяют здоровые зубы металлокерамикой идеальной формы, а уж чего стоят многочисленные диеты?

— Но это же из чисто эстетических соображений, ради красоты, а не ради ублажения безумных традиций.

— Как посмотреть. Кто сказал, что лопоухость или кривые зубы некрасивы? Общество. То есть общество задало параметры, а люди бросаются следовать им, даже путем операций. Отбросим в сторону гигиену и условия, в которых это все делается. Оставим только суть. И обрезание, и косметические операции у подростков имеют единую цель — удовлетворить запросы общества, в котором они живут, улучшить шансы девочки создать семью, в конце концов.

— Ну знаете, доктор, — протянула Лилиан, совершенно растерявшись от такого разговора. — Пластические операции хоть делают людей счастливыми, меняя внешность к лучшему по субъективным меркам, а варварское обрезание — только калечит.

Лара улыбнулась покровительственной улыбкой.

— Счастливыми? Весьма относительно. Пластическая хирургия очень немногих делает счастливыми, потому что чаще всего оказывается, что нос, глаза, грудь — новые, а проблемы все те же. Никто не именует женщину, которая ради традиционного восприятия «большая грудь, миндалевидный разрез глаз, тонкий нос — это красиво» ложится под нож, дикаркой или варваркой. Все понимают, что по субъективным причинам ей это необходимо.

Лилиан вспыхнула. Она и сама делала пластическую операцию, исправляя форму носа. Специально ездила ради этого в Англию. Счастье ее продолжалось несколько месяцев, до очередной неудачи в личной жизни. Но ведь доктор Виера не ее имела в виду?

— И потом, — продолжала Лара, заведясь, — африканская мать страдает такими же страхами за счастье дочери, отдавая ее под нож повитухи. Необрезанную замуж не возьмут, и жизнь у нее не сложится, и в общине осудят, и семья изгоем станет. Тут ведь много факторов.

— А мне кажется, — тихо сказала Ольга, — главное отличие — это осознанность выбора. Африканских девочек никто не спрашивает. Ты ведь не считаешь это нормой?

— Нет, не считаю. Но уверена, при сложившемся давлении общества они бы соглашались на это, если бы хотели продолжать свою жизнь в рамках их родной общины, выйти замуж, родить детей. Потому что для них это норма. Все те, кто кричит «ах, дикари!», забывают о праве африканцев на собственную норму.

— И что же, по-вашему, ничего делать не надо? — возмутилась Лилиан, скомкав салфетку в руке.

— Надо. Но действовать не простым осуждением и криками «ату!». Надо создать условия, когда это перестанет быть нормой, когда женщина окажется защищенной и сильной, не будет в такой мере зависеть от влияния общины. Хотя это очень сложно.

— Но ведь в некоторых африканских странах этого все же добились. Но начинали не прямо с вопроса обрезания, а с вопросов образования, повышения количества рабочих мест, укрепления позиции женщины. После этого стало возможным обсуждать проблему и более эффективно запрещать обрезание. Есть страны, где оно практикуется единицами. Есть, где оно осталось в виде наказания за прелюбодеяние, например. Таких стран, как Гамбия, становится меньше, к счастью. Хотя до конца пути еще ох как далеко.

— Ох, согласна я с вами, Лилиан, — вздохнула Лара, наливая ей рубинового биссапа. — Просто хочу дать вам возможность посмотреть на это с другой стороны. Обвинять легко, а найти эффективный путь решения проблемы — сложно. Дайте женщине образование, работу, экономическую независимость, и она сама начнет решать, что ей делать с собственным телом.

Заметив, что Лилиан спасовала и не могла найти аргументов, Лара сменила тему разговора. А Ольге еще не раз пришлось столкнуться с тем, что осуждение традиций не дает никаких результатов. Трудно быть богом, да, но только еще труднее не опуститься до банального разделения мира на страны первого и третьего мира, примеряя стандарты одного к другому, традиции которого просто не понимаешь.

Вновь потянулись дни, похожие друг на друга. В доме было душно, и Ольга старалась в светлое время сидеть во дворе. Поставила там пластиковый стол с парой стульев и работала за ноутбуком или же читала электронные книги. Как-то после того, как зачиталась допоздна, она зашла в дом и села в кресло, намереваясь продолжить чтение. В голень что-то кольнуло, и она тряхнула ногой. Странное ощущение не исчезло, и Ольга провела рукой по джинсам, обнаружив под тканью что-то вроде палки. Вывернув кверху штанину, она встретилась глазами с большой жирной ящерицей гекко, коих в этих краях водилось немерено. Но не на голенях. Гекко замерла. Ольга заорала диким криком, и ящерица принялась удирать во все четыре лапы. Ольга выглянула на улицу — не привлекла ли чьего внимания. Было пусто и тихо. Она осмотрела все углы, налила себе вина и продолжила читать. Так и заснула — с карманным компьютером в руках, около масляной лампы и бокала вина на обеденном столе.

Разбудил громкий и настойчивый стук в дверь. Она спросонья не поняла, что происходит, и растерянно уставилась в стену, разлепляя глаза. Повторный стук окончательно разбудил ее. Она открыла и ойкнула. За окном уже было утро, а на пороге стоял Родионов — еще более, чем раньше, загорелое лицо, на фоне которого серые глаза казались совершенно пронзительными, рубашка цвета хаки с накинутой безрукавкой с многочисленными карманами, темно-синие джинсы. Большой рюкзак на плечах бугрился от туго набитого содержимого и пестрел наклейками таможни разных стран.

— Привет.

Она молчала и тупо смотрела на него, как на привидение. Она на минуточку даже поверила, что он — плод ее галлюцинаций. Визуализация тщательно скрываемых мыслей и переживаний. Плод воображения, игравшего с ней такие шутки по ночам не единожды.

— Так и будешь держать меня на пороге? Говорят, утреннее комарье презлющее. Малярии мне желаешь? Не впустишь?

— Родионов, ты что здесь делаешь? — спросила она таким подозрительным голосом, словно проверяла — ответит он или растворится в воздухе.

— Заехал по делам. На денек всего, не переживай. Вечером уже уеду.

— Ты из России проделал весь путь, чтобы заехать сюда на один день?

— Вот еще!

Он ответил так, что прозвучало это как «и не думай, что все это ради тебя!».

— Нет, я по делам ездил в ЮАР, по дороге обратно мы остановились в Дакаре, шеф ждет, чтобы я здесь проведал кое-что и вернулся, и потом мы полетим домой.

— Проведал что?

— Как вы тут работаете, например.

— А мы тебе не подчиняемся, насколько я знаю.

— Да, а про погоду кто обещал докладывать?

Вот и вспомнили о ней. Обещание не привлекать Родионова, конечно, проигнорировали. Резко понадобилась погода, и прислали именно его. Самолично.

— Уж, во всяком случае, обещала докладывать не тебе, — скривилась она.

— А это как начальство решит. И решение, госпожа Панова, не в пользу вашей просьбы. Придется докладывать мне.

Она скрестила руки на груди и склонила голову набок.

— Ну хорошо. Докладываю — сезон дождей подходит к концу, жара нарастает. Все?

— Ты меня пустишь или нет, в конце концов? Ответа он не стал дожидаться. Сам прошел в комнату.

Огляделся, посмотрел на бокал вина на столе и компьютер. Снял рюкзак, осторожно поставил его на пол и по-хозяйски прошелся по комнатам. Ольга взбесилась. Еще и от того, что представила, как отвратительно она, должно быть, выглядит после сна в кресле.

— Ты как у себя дома, Родионов. На каком основании?

— Проверка обстановки. Матрас есть свободный?

— Ты же вечером уезжаешь, зачем тебе матрас?

Он весело посмотрел на нее. Ольга вспыхнула.

— Даже если бы и был, для тебя места не оказалось бы. Как ты вообще сюда приехал? Дороги же отвратительные сейчас, мокрые, не проехать.

— Заказали чартерный рейс на частном вертолете. Он меня сбросил недалеко здесь, вечером заберет.