Чезаре Ломброзо - Преступный человек (сборник)

• Название: Преступный человек (сборник)
• Автор: Чезаре Ломброзо
• Жанр: Медицина
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-13045-4

Ученый и криминалист Чезаре Ломброзо вошел в историю как автор теории о биологической предрасположенности ряда людей к совершению преступлений – теории, в известной степени заложившей основы современной криминальной антропологии и криминальной психологии. Богатейший фактографический материал, неожиданная для итальянца, поистине немецкая дотошность и скрупулезность в систематизации данных, наконец, масштабность исследований – благодаря всему этому работы Ч. Ломброзо остаются востребованными и поныне.

В настоящее издание вошли классические исследования Ч. Ломброзо – от прославившего итальянского ученого в профессиональных кругах «Преступного человека» до принесшей ему всемирную известность работы «Гениальность и помешательство».

---

«Если я беру слово, то не ради собственного оправдания, потому что за мои преступления отвечает общество, толкающее людей на борьбу. Разве в наше время люди всех классов не жаждут, не скажу – смерти, это слово звучит неприятно, а несчастья других, если оно может послужить им на пользу?

Разве хозяин не желает гибели своего конкурента? И разве каждый коммерсант не желал бы быть единственным в своей отрасли? Разве, наконец, безработный, в надежде на освободившееся место, не ждет, чтобы хозяин по какому-нибудь поводу рассчитал своего работника?

Итак, в обществе, где происходят указанные явления, нечего удивляться поступкам, подобным моему, потому что такие поступки – лишь логическое следствие борьбы за существование, ради которой люди готовы на все средства. Каждый из нас одинок; будучи угнетен нуждой, он не хочет размышлять слишком долго; и я, голодая, не колеблясь пользовался теми средствами, которые были у меня под рукой, и даже рисковал жизнью.

Разве хозяин при расчете работника думает о том, что он может умереть с голоду? Разве думают о тех, у которых нет даже необходимого, все те, у кого есть излишек? Есть люди, помогающие другим, но они не в силах спасти погибающих от лишений всякого рода или кончающих самоубийством, чтобы не влачить более жалкого состояния и не страдать больше от голода без всякой надежды на улучшение.

Так поступила семья Гайем и госпожа Зубейм, убившая своих двух детей, чтобы не видеть их страданий, и так поступают многие женщины из боязни, что они не смогут прокормить своих детей. Они не колеблясь убивают плод своей любви, рискуя собственным здоровьем и жизнью.

И все это происходит во Франции, где все имеется в изобилии, где мясные лавки полны мяса, а булочные – хлеба, где магазины переполнены одеждой и обувью, где масса квартир. Как же согласиться, что все в этом обществе хорошо, когда очевидно как раз обратное?

Найдутся люди, которые пожалеют эти жертвы современного строя, но потом скажут: “Ведь не мы же виноваты в их несчастье, всякий помогает себе как может”. Но что делать тем, у кого нет необходимого, у которых нет работы, которым остается только умереть с голоду? Общество бросит на их трупы несколько слов сочувствия – тем все кончится. Я предоставил этот жребий другим и предпочел стать контрабандистом, фальшивомонетчиком, вором, убийцей. Я мог бы просить милостыню: но это пошло и заставляет человека опускаться; к тому же в ваших законах есть пункт, признающий нищету преступлением.

Если бы все нуждающиеся вместо того, чтобы терпеть, брали бы нужное им где придется, не стесняясь никакими средствами, сытая и благополучная часть общества скорее поняла бы, быть может, как опасно поддерживать современный социальный строй, где господствует тревога и жизнь каждый момент в опасности. Она скорее признала бы правоту анархистов, утверждающих, что водворение мира духовного и физического требует уничтожения причин, вызывающих преступления, а не истребления тех, кто, медленно умирая голодной смертью, предпочитает взять необходимое силой, даже рискуя для этого жизнью.

Вот почему я сделал то, в чем вы обвиняете меня. Это лишь следствие варварского состояния общества, увеличивающего суровостью своих законов число своих жертв. Эти законы карают следствия, но никогда не касаются причин.

Говорят, что нужно быть жестоким, чтобы убить человека. Но говорящие это забывают, что на подобные поступки решаются только ради спасения собственной жизни. И вы сами, господа присяжные, убежденные в необходимости моей смерти, вы, которые, разумеется, вынесете мне смертный приговор, ибо он удовлетворит вас, вы, которых приводит в содрогание пролитие крови, ведь вы, приговаривая меня к смерти, колеблетесь не больше, чем я! Разница только в том, что я рисковал своей жизнью, вы же не подвергаете себя никакой опасности.

Итак, милостивые государи, речь идет не о том, чтобы судить преступников, а чтобы устранить причины преступления. Создавая кодекс законов, законодатели забыли, что они направляют его не против причин преступления, а только против следствий, а так как причины продолжают существовать, то существуют и следствия. И преступники будут всегда; вы убьете одного, а завтра на его месте появятся десять.

Что же делать? Уничтожить нищету, этот зародыш преступления, удовлетворяя каждому его потребности. И как легко осуществить это! Достаточно основать общество на новых началах, где все было бы общим, где всякий имел бы работу по способностям, потребляя ровно столько, сколько ему необходимо.

Тогда мы не будем больше видеть людей, накопляющих деньги, чтобы стать их рабами, женщин, отдающих за деньги свою красоту (обстоятельство, которое часто очень трудно подметить, если чувство действительно искренне); мы не увидим больше людей, готовых идти даже на смерть, как Пранцини, Прадо, Анастайи, ради тех же денег. Ясно, что причина всех преступлений – одна, и нужно быть глупцом, чтобы не видеть этого.

Это верно. Повторяю: общество создает злодеев; и вы, господа присяжные, вместо того чтобы наказывать, должны были бы употребить ваши силы на дело переустройства общества. Тогда вы одним ударом уничтожили бы преступления, и работа ваша, направленная в корень, была бы грандиознее, чем ваше правосудие, результаты которого так ничтожны.

Я – необразованный рабочий; но я жил жизнью бедняков и на себе испытал несправедливость ваших карающих законов. Кто дал вам право убивать и запирать в тюрьму человека, который, выброшенный на арену жизненной борьбы, был вынужден взять то, в чем он крайне нуждался?

Я работал, чтобы жить и поддерживать существование своей семьи. Пока я сам и семья еще не слишком страдали, я оставался тем, что вы называете честным. Затем работы больше не было, и наступил голод. И тогда закон природы, повелительный голод, не терпящий возражений, – инстинкт самосохранения – толкнул меня на преступления, в которых вы обвиняете меня и в которых я признаюсь.

Выносите мне приговор, господа присяжные, но если вы поняли меня, осудите также и всех несчастных, из которых нищета вместе с природной гордостью сделала преступников и из которых богатство или просто достаток сделали бы честных людей, а разумное общество – таких же людей, как все прочие».

Вот смешение политической и преступной страстей. Равашоль – прирожденный преступник, пользующийся политикой для оправдания своего преступления. У Анри политическая страсть выражена уже в чистом виде, и моральное чувство его вполне нормально.

Послушайте его:

Следствие показало, что я признаю себя виновным в приписываемых мне поступках. Ясно, стало быть, что я не хочу оправдываться. Я ни в коем случае не стараюсь избегнуть кары, которую налагает на меня окружающее общество, ибо я признаю только один суд – мою совесть. Приговор всякого другого суда мне безразличен. Я хочу только объяснить свои поступки и показать, что привело меня к ним.

Я стал анархистом недавно. В революционном движении принимаю участие только с 1891 года. До этого я жил в среде, насквозь проникнутой современной моралью. Я привык уважать, даже любить отечество, семью, власть и собственность. Но воспитатели современных поколений слишком часто забывают одну вещь: что жизнь со своей борьбой и горем, со своей несправедливостью сама открывает глаза невежд на действительность. Так случилось и со мной. Я уверял себя, что жизнь легка, представляет широкое поприще для ума и энергии, – а опыт показал мне, что только циники и пресмыкающиеся могут занимать хорошие места на празднике жизни.

Я говорил себе, что общественные учреждения покоятся на справедливости и равенстве, – а вокруг себя я видел только ложь и плутовство.

Каждый прошедший день уносил с собой одну из моих иллюзий. Куда бы ни пал мой взор, повсюду я видел те же страдания с одной стороны, те же наслаждения с другой. Тогда я понял, что все великие слова, которым научили меня, – честь, долг, самоотверженность – обман, за которым скрывается бессовестная подлость. Промышленник, строящий свое богатство на труде рабочих, у которых ничего нет, – честный человек. Депутат, министр, всегда готовые воспользоваться взяткой, – посвящают себя на благо общества. Офицер, испробовавший ружье новой системы на семилетних детях, – исполнил свой долг, и президент совета поздравляет его публично в парламенте.

Все, что я видел, возмущало меня, и я стал критически относиться к нашему общественному строю. Эта критика слишком общеизвестна, чтоб повторять ее. Довольно будет, если я скажу, что стал врагом общества, объявив его преступным.

Некоторое время я был увлечен социализмом, но не замедлил отвергнуть его. Я слишком любил свободу, слишком уважал личную инициативу, слишком ненавидел стадное существование, чтобы стать номером в плутовской армии четвертого сословия. Я унес с собой в борьбу глубокую ненависть, с каждым днем разжигаемую отталкивающим зрелищем этого общества, в котором все низко и грязно, все препятствует проявлению человеческих страстей, великодушных проявлений сердца, свободному полету мысли. Я хотел, насколько мог, нанести ему сильный и справедливый удар.