Виктор Широков - Три могилы - в одной

• Название: Три могилы - в одной
• Автор: Виктор Широков
• Жанр: Русская классическая проза

---

Больная стонала, не открывая глаз. Ее ушибленный бок никто и не заметил, сама она сказать не могла, а именно оттуда по всему телу разливалась невыносимая боль. Ночью графиня очнулась, открыла глаза и , узнав няню, протянула к ней дрожащую руку.

- Нянюшка, меня Бог... наказал... за ребенка.

- Молчи, молчи, не говори. Доктор не велел тебе волноваться. Лежи спокойно, а Бог тоже не без милости, поправишься.

К утру у больной поднялась температура. Она зябла, и старушка накрыла её всеми одеялами, какие попались под руку. Приехавший врач смерил температуру, ещё раз прослушал её и, покачав головой, проговорил себе в бороду:

- Н-да, дело плохо.

Сев к столу, он выписал длинный рецепт, в котором на самом деле больная уже не нуждалась.

- Как, господин доктор, скоро поправится моя ненаглядная Аннушка? спросила няня, искательно заглядывая доктору в глаза.

- Сильное осложнение у нее, бабушка, но не печалься, даст Бог, разрешится благополучно. Я сейчас опытную сиделку пришлю, да лекарства хорошего, а ты ухаживай за госпожой внимательнее, чаще горчичники меняй, да за компрессами следи.

Сделав распоряжения, врач надел шляпу и уехал в городскую больницу. А у больной открылась самая настоящая родильная горячка. Временами она бредила.

- Теперь он узнает... все узнает и покончит с собой, - еле слышно бормотали её пересохшие губы.

Когда температура поднималась до предела, она металась на кровати в жару, махала руками, как будто отгоняла от себя кого-то. Но смотрела куда-то вдаль, как будто решала для себя очень важный и трудный вопрос.

Однако неумолимый рок решительно увлекал её к гибели. Уже не могли спасти никакие лекарства, и часовая стрелка торопилась показать время её кончины. В один из редких проблесков сознания, когда как раз городскую сиделку заменяла верная няня, Анна Аркадьевна попросила старушку как можно выше подложить подушки под голову. В раскрытые окна был виден утренний свет. В саду проснулись птицы и их пение раздавалось по всем комнатам графского дома.

- Дай, няня, мне ту книгу, бумагу и карандаш, - попросила она слабым голосом.

Филиппьевна исполнила просьбу немедленно и графиня стала писать на листке бумаги, подложив под неё книгу, выводя слова непривычно большими из-за сильной дрожи в руках. Кое-как написав желаемое, она вынула из-под пуховика какой-то комочек и обернула его запиской. Затем попросила няню подать ей со стола небольшую плоскую коробочку. Открыв эту коробочку, Витковская вытряхнула из неё ненужные больше порошки и дрожащими пальцами втиснула туда приготовленный комочек.

- Няня, сними икону, - убедительно попросила она старуху. Та покорно исполнила и эту просьбу умирающей.

- Теперь держи её в руках и поклянись мне, что коробочку эту ты будешь хранить, как зеницу ока, и отдашь её только Евгению, сразу как увидишь его. Поняла? - строго спросила графиня, держа таинственную коробочку перед собой.

Старушка поклялась исполнить все в точности и, целуя икону, заплакала.

- Чую я, Аннушка, что недолго осталось тебе на свете жить. Ох, детонька моя ненаглядная, лучше бы я за тебя в гроб легла!

И поставив икону на место, Филиппьевна затряслась от рыданий. А графиня, передав коробочку няне, откинулась на подушки и успокоенно закрыла глаза. По её впалым щекам струйками потекли слезы. Спустя несколько минут у неё повторился сильный сердечный приступ. Больная заметалась по кровати, крича:

- Евгений, Евгений!.. Таня не... Не надо... ой, не надо!

Резким усилием она поднялась в сидячее положение, протянула руки, точно желая что-то схватить, и снова упала на подушки со стоном. По телу пробежала дрожь. Еще последний вздох...

И Анны Аркадьевны на свете не стало.

Бедная старушка-няня металась по комнате, не зная, что предпринять. Потрясение было слишком велико, и нервы её не выдержали. Она круто повернулась к иконе Богородицы и без чувств упала на пол. С ней случился тяжелый удар.

Из-за деревьев сада выглянуло равнодушное солнце и его теплые лучи зайчиком заиграли на беззащитном холодном лице усопшей. В дверях показались люди и приехавший врач. Няню тотчас же отправили в городскую больницу, а Евгению была дана срочная телеграмма, извещавшая о смерти матери. Карл Иванович просил своего хозяина прибыть на похороны графини, которые будут задержаны до его приезда. Явился церковный притч. Умершую обрядили в светлое платье, обложили цветами и перенесли в гостиную. Из города и близлежащих сел в усадьбу Витковских хлынули желавшие проститься с госпожой люди и их гвалт и разговоры оживили покои господского дома.

Началась панихида, и в комнатах запахло ладаном.

Через несколько дней в имение прибыл Евгений, но ему не удалось увидеть дорогое лицо матери. Графиня Витковская была запаяна в цинковый гроб ещё три дня назад.

- Скончалась безвременно Ваша матушка-графиня, - печально проговорил Карл Иванович, встречая молодого хозяина.

- Отчего же могла умереть матушка? - с ожиданием спросил он управляющего.

- От обморока, от сильного обморока, Евгений Михайлович! Как видно прочитала вот эти письма, так и упала в обморок...

И Карл Иванович показал Евгению письма, подобранные им в саду. Евгений схватил письма и, пробежав их глазами, побледнел.

- Боже мой! - подумал он. - Таня сейчас в Берлине, а я - здесь. Надо поторопиться с похоронами, а то бедняжка мучится неведением в мое отсутствие.

Узнав от управляющего, что няня в больнице, Евгений решил навестить её, но решение это не было выполнено, что имело также печальное последствие. Поплакав у гроба матери, Евгений взял под руку Карла Ивановича и пошел с ним к тому месту, где нашли в обмороке графиню.

- Карл Иванович, - начал он, садясь на скамью, о которую расшиблась Анна Аркадьевна. - Скажи мне, что ты думаешь об этих странных вещах? Во-первых, каким образом Таня оказалась в Петербурге? Мне матушка ничего не писала.

- Я, Евгений Михайлович, очень мало знаю обо всем, тут что-то мне непонятное. Графиня с моей женой отправила Таню к своей сестре в Петербург, откуда они вместе собирались съездить за границу. По-моему, Вам уже дальше будет самому понятно: заручившись заграничным паспортом, Ваша сестра обманула Вашу тетку и бежала вместо Витковки в Берлин, то есть к Вам. Ну, конечно, такой ужасный поступок дочери не понравился матери, и графиня от переживания лишилась чувств. Оно бы все обошлось, да только вот эта самая скамья помешала. Только при обмывании тела было обнаружено, что Ваша матушка крепко ударилась о скамью при падении и вероятно повредила себе что-нибудь.

Теперь Евгению стало более-менее все понятно: матушка умерла от случайного ушиба. Таня нашла способ вырваться из-под опеки матери и тетушки, для того, чтобы бежать к нему для соединения.

"Но почему он не видел её в Берлине? Он был уверен, что Таня знала его берлинский адрес и не могла заблудиться в чужом городе. Времени для приезда из Петербурга в Берлин было вполне достаточно, однако её он не встретил. Значит, Таня поехала не по железной дороге, а морским путем, что гораздо дольше по времени, ибо пароходы по пути заходят в другие порты за пассажирами и грузом". Другого предположения не было, и Евгений остановился на последнем. Теперь для него непонятной только одна странность девушки: "Почему она подписалась под письмом матери фамилией "Панина"? Он никак не предполагал, что Таня могла заручиться паспортом своей родовой фамилии. В конце концов он вывел для себя такое заключение, что девушке просто захотелось больнее уязвить приемную мать прежней своей фамилией, подчеркнуть её значение в сфере личных интересов, в плане свободного избрания в мужья того человека, которого она по закону и в силу навязанного ей титула не могла избрать.

Значит, она уехала к нему все-таки не Паниной, а графиней Витковской, в надежде, что Евгений сумеет за границей заключить с ней брачный союз и без церковных формальностей. Взяв записную книжку, он вырвал из неё листок и написал:

"Берлин. Отель "Империал". Графине Т.М. Витковской.

Свет очей моих, радость моя желанная, жди меня. Я скоро закончу обязанности и вернусь в Берлин, чтобы никогда не разлучаться с тобой. Твой супруг Евгений Витковский".

Листок Евгений передал Карлу Ивановичу и попросил его послать нарочного на городской телеграф. Депеша была немедленно послана, но ввиду того, что в отеле "Империал" такого адресата не оказалось, а она осталась лежать в Берлинской телеграфной конторе неврученной.

Евгению за короткое время предстояло много хлопот: во-первых, нужно было поставить матери хороший склеп и заказать мраморный монумент на могилу; во-вторых, ввестись в права наследования, поручив сие своему московскому нотариусу, контора которого многие годы вела дела Витковских. И только спустя дней восемь он освободился от экстренных дел. Предстоял ещё девятый день, проведя который он мог заниматься собой. Навестив могилу матери в парке, он сделал ещё ряд распоряжений, относительно пожертвований по монастырям и богадельням и, простившись с управляющим, уехал на вокзал.