Елена Блонди - Татуиро (Serpentes)

• Название: Татуиро (Serpentes)
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Ужасы и Мистика

Третья книга трилогии ТАТУИРО

---

Мастер прижал руку к сердцу. Другую оттягивал сверток с осколками раковины. Подумал вдруг — да разве Мать и Охотник поставили Мененеса вождем? Он сам убил соперника и показал людям свои ножи, стал с ними грозен. А ножи пришли из пещер и получается: Владыки поставили Мененеса вождем?

— Вождь Мененес дорожит своим временем, а потому не трать его, не говори много.

— Три поклона, Тару, один из них — тебе, и два вождю.

— Иди, я сказал о тебе, — советник Тару, наконец, отступил от плотного занавеса на входе в хижину. Мастер еще раз поклонился, стараясь не думать о том, что она там лежит. Боится…

Внутри было сумрачно и тепло. Светлые циновки от самого порога уползали в глубину большой комнаты, и там, у красиво сплетенной стены стоял деревянный трон, украшенный перьями лесных птиц-невест. Мастер сам делал его вождю. С подлокотников свисали прибитые слоновьи хвосты с жесткими щетками волоса. А изголовье сверкало прекрасным орнаментом из скорлупы красных и синих орехов. Круглая голова вождя с башней заплетённых волос казалась ненужной на этой красоте. Мененес махнул рукой, и из тёмного угла подошла молодая женщина, склонившись, поставила на подставки чаши-светильники. Язычки красного пламени запрыгали по лицу вождя, перемешивая линии, проведённые на щеках, с тенями. Казалось, Мененес строит рожи не хуже лесной обезьяны.

— Давно не говорил ты со своим вождём, мастер. Тебе нечего было у меня попросить? Или тебе ничего не нужно?

Мастер склонился в низком поклоне и положил на край циновки тугой сверток.

— Мне мало нужно, вождь, ты знаешь об этом.

— Знаю. Когда-то ты отказался даже от жены. В каждом племени есть свои странные люди, так надо для жизни. Чего ты хочешь, странный человек?

Светлая циновка, мягкая под коленями, ловила блики пламени и становилась то розовой, то оранжевой. Вот бы научиться рисовать на кожах так, чтоб цвет жил сам по себе… Чёрный сверток лежал, как кокон гусеницы.

— Мне приснился сон, вождь. Я умер, и большие птицы унесли моё сердце и всё, что носит моя голова, за край моря.

— Но ты жив, — вождь усмехнулся.

— Жив. Но я пришел сказать, что я увидел за краем. И кого увидел.

Мененес убрал руку с плеча девушки, присевшей рядом с троном.

— Кого же? Говори!

— Я видел тебя, вождь. И трёх твоих самых красивых жен.

Девушка ахнула и прижала ладони к щекам. Мененес поморщился и взмахом руки отослал её в угол. Оттуда сразу донеслось шевеление и шёпот.

— И что?

— Ты был привязан к дереву, чёрные птицы клевали твою печень. И жёны твои лежали рядом, а степные львы, крича так, что звёзды падали с дневного неба, грызли их ноги.

Снова ахнули в углу. Мастер разогнул уставшую спину и, глядя на вождя снизу вверх, продолжил врать:

— Я побежал к тебе, вождь, чтобы прогнать птиц. Но у меня не было сердца и пуста была голова. Потому я упал и заснул ещё раз, прямо в том сне.

— Так не бывает, ты лжёшь мне!

— Зачем мне лгать? Это был всего лишь сон. Два сна. Но я подумал, будет лучше, если ты будешь знать.

Огонь метался, подгоняемый маленькими сквозняками из щелей в плетёных стенах. Вождь опустил голову. На широких коричневых коленях горели оранжевые точки. Он потёр колено рукой, гася отблеск огня.

— Мне позвать колдуна, чтобы он растолковал твои сны, мастер?

— Если хочешь. Но мне было сказано там, что сделать. И если я сделаю, то дни твои будут долгими, полными еды и радостей жизни.

— Так говори, мастер Акут!

Мастер потянулся и стал разворачивать сверток. По суровой ткани, поблескивая, рассыпались острые осколки и задрожали над ними маленькие радуги. Из угла, где сгрудились жёны вождя, снова донеслись ахи, на этот раз восхищенные.

— Я хранил эту раковину, подаренную морем реке. Но услышал такое: «возьми самое красивое, что имеешь, на что хочется смотреть, не отводя глаз, и сделай щит, чтоб в центре его сверкала Большая Мать дня, а сверху катилось ночное око Большого Охотника. Чтоб до самых краёв был он усыпан звездами, не хуже небесных. Тогда твой вождь сможет защититься от опасностей, что приходят из снов».

— Щит… А ведь копьё или нож лучше, а, мастер? Для воина щит без оружия не трусость ли?

— Мне дали три дня.

За спиной мастера пасмурный день набирал силу и огни в чашах тускнели. Кричали дневные птицы, на площади размеренно бил барабан, провожая к реке женщин, что шли собирать подарки моря.

Вождь смотрел поверх головы сидящего на коленях мастера в двери на улицу. Из внутреннего проёма, что вёл на женскую половину, пахло лепешками и вареным мясом.

— Ну что же. Ты знаешь, мастер, твой вождь смел и силен.

Мастер поклонился, упираясь в пол руками, и коснулся лбом циновки. Вождь кивнул, наблюдая.

— Но твой вождь ещё и мудр. Делай свой щит и укрась его так, как рассказал. Я поставлю его здесь. Мы ведь не можем знать всего, мастер? Сон во сне — странная вещь, а щит — пусть будет. Через три дня.

— Мне нельзя мешать. Вели не приходить и не стучаться в мои двери. Это сложная задача — сделать щит так, чтобы сны приняли его.

— Хорошо. Никто не придёт на поляну к твоему дому, никто не постучит в твою дверь. Три дня.

Вождь хлопнул по колену и сказал что-то на ухо подбежавшей жене. Пока ждали, смотрели, как в луче маленький паук спускается по серебристой нитке. Потом вождь осмотрел то, что принесла женщина и кивнул. Склоняясь, она подала мастеру три сплетенных из черных вороньих перьев знака.

Мастер принял знаки. Не вставая с колен, уложил знаки в чашу к осколкам и завернул ткань. Подхватил свёрток под локоть и вышел, пятясь и кланяясь.

Ветер гудел ровную песню без слов. Слова приходили от женщин, что окликали друг друга и детей, смеялись и сплетничали на ходу. По тропинкам среди деревьев, вытягивавших вслед ветру листья, они шли к реке, несли широкие плетёные корзины для съедобных ракушек и вкусной морской травы, мешки для выброшенной на берег рыбы. Солнце раздвигало лучами тяжёлые бока туч и трогало воду. И там, где лучи касались воды, загорались яркие полосы, от которых слезились глаза. Мастер вытер сгибом запястья мокрую щёку и прибавил шаг. Сбоку, от сверкания реки, донеслись до него крики. Резко кликнул кто-то птицей-речанкой, и всё накрыл громкий злой смех. Чёрные стволы на сверкающем фоне мешали рассмотреть, что там. Мастер отвел ветки и вышел на песок.

У самой воды дрались мальчишки. Вернее, били одного, — скорченную фигуру на краешке воды. А он только сгибался всё ниже и растопыривал локти, прикрывая что-то.

— Эй! Ну-ка хватит!

Песок хватал ноги, мочил плетёный браслет на щиколотке. Увидев мастера, мальчишки нехотя расступились. Самый высокий сделал к нему два шага и встал, не давая пройти. Мастер взглянул сверху — парень был ниже его на голову, но глаза сужены и лицо злое. Чёрные волосы перехвачены куском лохматой верёвки по лбу.

— Иди в свой дом, это наше дело!

— Помолчи, сопляк.

Он двинул плечом, и мальчишка качнулся в сторону. Засопел и прошептал что-то о старом безумце.

Фигура на песке всё сидела, разведя локти, защищая что-то.

— Что там у тебя?

Он узнал Малити, приходившего к нему за кожаными обрезками. Тот неловко запрокинул голову, не поднимаясь, и сказал хрипло:

— Моё это, я сам нашёл. А они говорят, надо всем, поделить. А как её всем?

— Покажи.

Мальчик на коленях отполз по мокрому песку. Там, полузарытая, лежала раковина, величиной с подросшего щенка. Песок забил отверстие, и она торчала острым завитым носом, вся в белых и розовых переливах. Солнце протянуло луч, и выпуклые бока раковины засветились насквозь, задрожала над ней круглая радуга. Мальчишки за спиной мастера зашептались, сопя.

Малити стоял на коленях и держал руки над радугой, стараясь не загораживать солнце.

— Её нельзя всем, она вон какая! А они разбить хотят.

Свёрток, прижатый к боку, потяжелел. Мастер подумал, что вот хранил свою раковину долго, а потом разбил круглую радугу на множество маленьких. Но река принесла в ответ точно такую же, впервые за много лет. Это знак? И какой?

— А ты что хотел с ней сделать, Малити?

— Тебе хотел…

— Мне… А не врёшь?

Малити опустил руки. И голову. Сказал тихо, но со злостью, как втолковывая малышу:

— Они поиграться заберут и после забудут, выкинут. Разобьют же! А ты, ты лучше знаешь, что с ней сделать. И потом, я сам нашёл её, еще никого не было! Значит, она совсем моя.

— А что ж не забрал сразу? Чего ждал? Ты же знаешь закон — если был один и увидел сам, — твоё. Если увидели все, то — общее.

— Я смотрел.

— Что?

За спиной засмеялся высокий мальчишка, сын советника Тару. И следом засмеялись остальные, кто-то захрюкал поросенком, дразня.

— Да смотрел! На радугу! Когда лежит в песке и солнце светит насквозь, как, как… — ухо красавицы. Только без серёжек. А если сдвинешь, то уже не так. Я лёг на песок и смотрел.