Роберт де Ропп - Если я забуду тебя…

• Название: Если я забуду тебя…
• Автор: Роберт де Ропп
• Жанр: Историческая проза

Исторический роман о восстании иудеев против римлян, вошедшем в историю как Первая Иудейская война, и о разрушении Иерусалима войсками Тита в 70 г. н. э.

От переводчицы: переводился по заказу издательства «Параллель», но так и не был опубликован из-за изменения политики издательства. Иногда текст романа вызывает недоумение с исторической точки зрения и с точки зрения двойной морали автора. Впрочем, где это было возможно, я сделала комментарии, которые помогут восстановить истину.

---

— По крайней мере откажись от этого брака, — умолял я. — Эта война не продлится долго. Твой отец мудр, и он пошлет посольство в Рим. Возможно, Нерон сместит Флора и отправит в Иудею честного прокуратора, и римляне и евреи будут жить в мире.

— Видит Бог, как бы я хотела тебе верить, — ответила Ревекка. — Может все будет так, как ты говоришь, хотя я предчувствую страшные вещи. Мариамна, которая умеет видет будущее, чувствует то же. Если уж война началась, она не закончится, пока Иерусалим не будет полностью разрушен.

Я вновь обнял ее и в слезах просил идти со мной, ведь она может спастись от предсказанных ужасов. Но хотя она была тронута моими просьбами, она продолжала отказываться. Наконец Британник, с мукой нетерпения слушавший наш разговор, пербил наш спор требованием приняться за дело.

— Клянусь всеми богами, хозяин, ты собираешься остаться здесь на всю ночь? Сикарии готовятся напасть на дом твоего отца. Ты собираешься ждать, пока они не перережут ему горло, если мы не предупредим его?

— Это верно, — произнесла Ревекка. — Ты должен торопиться, мой Луций, чтобы предупредить отца.

— Как я могу надеяться спасти его? — с горечью воскликнул я. — Отсюда до дома отца добрых десять миль. Как я смогу прибыть вовремя?

— Я все устроила, — сообщила Ревекка. — У подножия склона вы найдете Мариамну. Она даст вам лошадей. Я же должна возвращаться. Если Элеазар узнает, что я освободила вас, он убъет меня, хотя я его сестра. Храни тебя Бог, Луций.

Она вновь обняла меня, и по ее щекам заструились слезы.

— Не забывай меня, — шептал я. — Я вернусь. Когда-нибудь как-нибудь я вернусь к тебе, даже если между нами встанет Ад. Не забывай меня.

Но Ревекка лишь плакала, затем, в последний раз поцеловав меня в губы, она завернулась в черное покрывало и исчезла в тени. После ее ухода на меня обрушилось столь сильное горе, что оно сокрушило меня словно яд, но опасность, угрожающая моему отцу, заставила меня действовать.

Подойдя к краю уступа, я посмотрел на лежащую внизу долину, затем, поманив Британника, спустился через край. Действительно, был некоторый шанс, что нам удастся живыми пробраться в долину. В слабом лунном свете мы мало что могли видеть. Выступ, от которого мы зависли в спуске, исчез в неясной тени. Будучи худым и проворным, я без особых сложностей спускался по скале, но Британник, которому живот мешал прижиматься к склону, постоянно подвергался опасности свалиться вниз. Он пыхтел и ругался и призывал на помощь всех богов Пантеона. По его лицу стекал пот, одежда взмокла. Его сильные пальцы дрожали от напряжения. Увы, он уже не мог двигаться. Переход, который я совершил с крайним трудом, оказался невозможным для бритта. Задыхаясь, он стоял, вцепившись в уступ, и уговаривал меня бросить его.

— Иди, иди, хозяин, — говорил Британник. — Из-за этого проклятого брюха я не могу спуститься вниз. Брось меня и иди. Предупреди моего доброго господина и передай ему мой прощальный привет. Я буду висеть здесь, пока ты спускаешься, а потом упаду, когда не смогу больше держаться.

Но я не мог бросить старого слугу, как не может мать бросить любимое дитя.

— Успокойся, ты, старый бурдюк с вином, — зашипел я. — Это тебе расплата за годы обжорства. Вот что, возьми веревку и прикрепи ее к этому утесу. Я буду держать другой конец и удержу тебя у скалы.

— А если мой вес окажется слишком велик для тебя?

— Тогда мы погибнем вместе.

Британник собирался возразить, но сердитым жестом я заставил его замолчать. Тогда он прикрепил веревку и отчаянным выпадом метнул весь свой немалый вес на уступ, который так измучил его. Когда его вес обрушился на веревку, я напряг все свои мышцы и чуть не слетел с уступа, за который цеплялся. Однако как то мне удалось удержаться и дальше. Я спускался быстрее, потому что скала стала менее крутой, а путь менее опасен. Наконец мы достигли долины, наши пальцы были в садинах и кровоточили, колени были побиты о камни. Британник задыхался как вытащенная из воды рыба, а я, не смотря на всю мою юношескую энергию, чувствовал полное изнеможение. Затем в тени скал мы увидели Мариамну и огромного Эпаминонда, державшего двух лошадей. Ночные опасности лишь начинались. Худшее было впереди.

— Прячьтесь в тени, — шепнула Мариамна. — Если вас увидят сикарии, вы погибли.

Она поцеловала меня в лоб, и повесила мне на шею тонкую цепочку, поблескивающую в лунном свете.

— Возьми, — сказала она. — Этот талисман принадлежал твоей матери. Может быть, Луций, он защитит тебя лучше, чем ее. А теперь отправляйся… скачи скорее.

Мы осторожно пересекли долину, выехали через Водные ворота и поскакали по холмам. Дорога была нам знакома, мы оба проезжали по ней бесчисленное число раз, тем не менее в неясном свете луны она казалась опасной. Каждая тень казалась врагом. Каждый куст и камень создавал ощущение угрозы. Более того, мы оба боялись, что в настоящее время нападение уже началось, что наше предупреждение запоздало, что мы прибудем лишь для того, чтобы увидеть виллу в огне. Я испытывал чувство облегчения, оставив дорогу между гор, и увидев внизу виллу, мирно отдыхавшую под лунным светом. Сонные привратники медленно открывали ворота и получили звонкие затрещины от Британника, чей характер не исправился после ночного напряжения. Он помчался прямо на кухню и схватил хлеб, который тотчас проглотил, словно долго голодал.

— Клянусь всеми богами! — воскликнул он. — Никогда не был так голоден. Если я должен умереть, то по крайней мере дайте мне умереть сытым.

— Ты, старый обжора! — гневно приказал я. — Разве сейчас время жрать? Позови Публия, пока я подниму отца. Буди всех. Приведи всех в атриум. По крайней мере мы приготовим сикариям теплый прием.

Британник схватил еще один хлеб и бросился выполнять приказ. Я в свою очередь поспешил в комнату отца и обнаружил, что он расположился у окна, так как отец спал мало и часто до полуночи сидел, вспоминая свое прошлое, как это делают старики. Он услышал мои шаги и сразу узнал меня. По моим шагам он мгновенно догадался, что не все в порядке.

— Ты вернулся, Луций? — произнес он. — Уже вернулся?

Здесь я торопливо рассказал о своем посещении дома первосвященника, об ужасном требовании Элеазара, о нашем заключении и бегстве. Когда я говорил, голос мой дрожал от торопливости.

— Сикарии собираются в горах, и этот дом намечен для разрушении. Пока мы будем пытаться отогнать их от стен, позволь укрыть тебя в безопасном месте. Водопропускная штольня, несущая нам воду ручьев, просторна и надежна, и вряд ли они заглянут туда. Давай позови Публия и мы приготовим для тебя провизию, чтобы по крайней мере ты спасся, если они победят нас.

Но мой отец засмеялся и насмешливо спросил, что он такого сделал, что я считаю его трусом.

— Должен ли я в моем возрасте словно крыса заползти в сточную канаву, чтобы спастись от рук смерти? Пусть эти грабители приходят, если хотят. Что они могут отнять у меня, слепого старика? Мою жизнь, мой дом, мою одежду? Если это кажется им достойным, пусть берут все. Их участь жить словно звери, моя — умереть как человеку. Боги рассудят, что достойнее.

И здесь мой отец показал себя истинным стоиком, и его слова произвели на меня такое впечатление, что я больше не говорил о его безопасности. Он велел мне открыть склад оружия, раздать его и сбить с рабов оковы, как только подойдет враг.

— Тем, кто будет хорошо сражаться, обещай свободу, трусам обещай смерть. Когда все будет готово, поручи все Британнику, а сам приходи ко мне. Мы не можем сделать большего, чем подготовиться и ждать нападения.

Я вышел и сделал все, что он приказал, двигаясь среди спешащих людей в атриуме, говоря им об опасности, которую я не преувеличивал, но и не преуменьшал. Пример отца оказал успокаивающее воздействие намой разум, и я больше не носился туда и сюда с чувством отчаянной неотложности, которое главенствовало над моими действиями по возвращении. Действительно, я был столь хладнокровен, что казался почти равнодушным. Вновь моя сущность отступила назад, и я превратился в зрителя. Я видел наши приготовления и опасности, как дела малых существ, играющих свои роли на жалкой сцене на фоне безразличных звезд. Я знал, что никакой бог не сможет помочь нам или спасти нас, что все будет идти в соответствии с работой слепой судьбы. И потому я не молился и не испытывал страха, шагая между наших людей вместе с Британником, и как мог подготавливал защиту виллы, раздавал оружие, расставляя людей за стенами, отправлял на башню часовых, приказывал кузнецам стоять наготове, чтобы освободить закованных полевых рабов, как только начнется атака. Затем, велев Британнику предупредить меня, когда появится враг, я вернулся в комнату отца, зажег лампу и сел рядом с ним.

— Итак, они отвергли тебя, — сказал отец.

Я кивнул. Я не мог подыскать слова, чтобы выразить свои чувства. Мой отец отпил немного сирийского вина и попросил меня наполнить наши кубки. Затем задумчиво выпил.