Наталья Сафронова - Мозаика любви

• Название: Мозаика любви
• Автор: Наталья Сафронова
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-042153-4, 978-5-271-16154-4

Когда-то Толя и Таня были восторженными старшеклассниками, влюбленными друг в друга, да так и не посмевшими признаться в этой любви.

Теперь, много лет спустя, Анатолий Лобанов и Татьяна Луговская — взрослые, успешные люди, состоявшиеся во всем… кроме личной жизни.

Их юношеская, влюбленность давно уже осталась в прошлом, и о ней невозможно вспоминать без смеха?

Возможно…

Но почему же тогда случайная встреча на вечере выпускников пробуждает в Анатолии и Татьяне НЕ ТОЛЬКО ВОСПОМИНАНИЯ?

Неужели существует на свете Любовь, которую не в силах убить даже долгие годы разлуки?!.

---

— Если хочешь произвести впечатление приятной и умной женщины, — наставляла она новенькую, — спроси собеседника, что он ел на обед, выслушай, а потом спроси, где он собирается ужинать.

— Меня не сочтут дурой? — испугалась такого совета Елена.

— Нет. Но и ты их дураками не считай. Жизнь здесь нервная, а еда и разговоры о ней — универсальное средство отвлечься от проблем. Учти это.

Елена учла, и действительно за ней закрепилась репутация разумной и тонкой девушки. Сначала ее тянуло после гастрономического вступления поговорить нормально, то есть поделиться впечатлениями и мыслями, но потом она поняла, что в отличие от покинутой Родины в Италии хорошая еда предлагается к столу чаще, чем хорошая беседа. Она умолкла и в редкие моменты одиночества и праздности вела сама с собой длинные питерские монологи.

Сейчас в машине адвокату Берти понадобилось время и профессиональные навыки, чтобы разговорить свою попутчицу. Он отлично знал цену хорошему разговору, особенно в процессе обольщения дамы. В юности, когда девушек так много, а денег и ума так мало, он не постеснялся прислушаться к совету старика, каким казался ему сорокалетний сосед. Тот отбил у него подружку и чувствовал себя слегка виноватым. Даже не отбил, а она сама ушла к нему, обозвав на прощание Витторио самовлюбленным болваном. Юный неудачник встретил обидчика с желанием «разобраться» и действительно разобрался, но не с ним, а с устройством такого таинственного органа, как женское сердце.

— Чем ты лучше меня? — негодовал покинутый любовник, пытаясь схватить соперника за грудки.

— Тем, что я умею разговаривать, — не пытаясь оторвать его руки, спокойно заявил тот.

— Одними разговорами женщину не удержишь! — хвастливо воскликнул юноша, намекая на очевидное для него превосходство юной плоти над старым, изношенным телом.

— Ее не надо держать, ее надо заинтересовать, — терпеливо пояснил сосед.

— Ты ей рассказывал байки о себе? — презрительно усмехнулся юноша.

— Нет, я рассказывал ей о ней самой — это самая приятная тема для любой женщины. Учись говорить с ними, и тебе не придется тратиться на подарки. Хорошая беседа — самое нужное и дорогое, что один человек может дать другому. — С этими словами он дружески хлопнул Витторио по плечу и ушел к себе, где его преданно ждала бывшая подруга юного ловеласа.

Урок был усвоен, и та пассия стала последней женщиной, бросившей Витторио. С годами он стал мастером разговорного жанра и мог растопить лед любого женского сердца, было бы время и желание. Сейчас и то и другое было в наличии, и он угощал Елену задушевной беседой.

Увлекшись, шеф и его помощница поговорили о модерне начала и о постмодернизме конца двадцатого века, потом Берти сделал крюк и завез Елену в знаменитый курортный город Комо показать творение своего любимого художника. В «Дуоме» — главном соборе города, справа от алтаря, чуть подсвеченная косыми лучами из витражей, висело «Святое семейство» Бернардино Луини. Каждый раз, впитывая, вбирая в себя свет и красоту, струящуюся с этого полотна, Витторио задавался вопросом: почему художники одной эпохи видят мир через свою неповторимую призму? Почему эстетические идеи растекаются в эфире, не ведая границ, и определяют стили и формы с категоричностью государственных стандартов? Теперь он озвучил эти мысли в гулком, холодном чреве собора, не стараясь быть понятым. Елена с радостным восхищением смотрела на лица святых, а потом задумчиво произнесла:

— Я не удивилась бы, если бы вы сказали, что это неизвестный Леонардо да Винчи.

— Браво! — воскликнул ее собеседник. — Это именно то, о чем я говорил. Общность художественного пространства, присущее эпохе. Луини был современником, но не учеником и не последователем Леонардо. Он был не так красив, не так скандален, как да Винчи, у него не было склонности к наукам, но как художник он был равен моему земляку. Я тронут тем, как тонко вы чувствуете искусство, синьорита.

Они еще долго стояли у полотна под действием чар гармонии и радости и покинули собор как двое, посвященных магических тайн.

Вернувшись на трассу, Витторио гнал машину, желая порисоваться перед дамой своей лихостью, но ссылаясь при этом на обычно малозначимый для него предлог потери рабочего времени!

Елена задумалась, ушла в себя и не реагировала ни на смену музыки, звучащей в колонках, ни на смену пейзажа, мелькавшего за окном. Она упустила повод и начало истории, которую, не торопясь, рассказывал ей шеф, рассчитывая на ее внимание. Ей стало неловко, и она, развернувшись к нему, насколько позволили ремни безопасности, стала слушать его в столь любимой мужчинами позиции: «раскрыв рот». Но постепенно дежурный интерес сменился настоящим, она не могла угадать, к чему мэтр принялся подробно вспоминать один из эпизодов своей богатой адвокатской практики.

— О встрече со мной договаривался тот же приятель, — продолжал повествование шеф, и Елена не стала уточнять упущенные детали, — поэтому я даже не слышал ее голоса. Когда в назначенное время в моем кабинете появилась сутулая взлохмаченная тетка с обломанными ногтями и какими-то застиранными руками, я даже решил, что ассистентка перепутала и пустила ко мне не того клиента. Но посетительница представилась, назвав фамилию, знакомую всем, кто не пропускает в газетах первые страницы и следит за международной политикой нашей страны. Мы начали беседовать на тему бракоразводного процесса. Ее претензии к мужу, известному дипломату, были бесконечны и не имели формы имущественного иска.

— Он эксплуатировал меня, моя красоту, мои таланты, а теперь, когда стал слабеть, обвиняет меня во всех своих неудачах, грозит убить, если я не буду ему беспрекословно подчиняться, — причитала она, и я никак не мог добиться от нее формулировки, необходимой для судопроизводства. Тогда я предложил составить список спорного имущества, надеясь, что это отвлечет ее от обид. Но и в этом вопросе мы не могли сдвинуться с места больше часа. Заговорив о своем загородном доме, она рассказала мне историю его покупки. Муж посылал ее на переговоры с прежним хозяином, рассчитывая в обмен на ее любезность получить более выгодные условия. Ей удалось не вставить в счет прекрасную мебель в гостиной, потому что продавец любовался ею в этом интерьере и сказал, что не может отнять вещи, которые ей так идут. При этом определить теперешнюю стоимость дома мы так и не смогли, потому что начались рассказы о том, как она занималась реконструкцией, в то время пока муж прохлаждался в Рио-де-Жанейро. Я смотрел на это лицо в морщинах и мешочках, с лихорадочным румянцем на скулах и синеватыми жилками на крыльях распухшего от слез носа, и мне казалось, что она не совсем здорова и у нее на нервной почве началась мания. Я не мог только решить какая: преследования или величия. Мысленно я ругал моего приятеля, дававшего этой тетке рекомендации, как принцессе Диане, и решил сплавить ее по адресу — психиатру. У меня есть коллега, с которой мы часто обмениваемся клиентами. Зовут ее необычно — Сильва. Она психолог, но знакома и с психиатрией, так как работала в качестве судебного эксперта при определении вменяемости и дееспособности. Приняв разумное решение, позволяющее мне не тратить попусту время, — на этом месте рассказа Елена невольно улыбнулась, едва заметно, глазами, вспомнив многочисленные примеры умеренного трудолюбия шефа, — я под предлогом консультации избавился от нее. В разговоре с Сильвой я был категоричен и требовал не отпускать эту синьору ко мне до тех пор, пока она не начнет формулировать свои претензии мужу за три минуты. Я был уверен, что таким образом избавился от нее, и, успокоившись, забыл. Поэтому мне трудно сказать, сколько прошло времени: может быть, месяц-два, прежде чем я увидел в списке запланированных визитов знакомое имя. Я перезвонил Сильве, чтобы узнать, что меня ждет. Та была занята и, не вдаваясь в подробности, буркнула, что, мол, она свое дело сделала, теперь моя очередь поработать. Всю жизнь я терплю от близких и друзей упреки в лени, даже в ваших глазах иногда мелькает сомнение в моем трудолюбии, — пожаловался Витторио, не поворачивая к Елене головы. Затем он продолжил:

— Просто не считаю, что работа — это подвиг или жертва. Это нормальное состояние человека, такое же, как отдых. Не надо делать из работы культа, как это стало модно с легкой руки безголовых американцев, которые умеют только работать и ходить в кино. Трудоголики — народ не менее ущербный, чем алкоголики, они не знают, что делать с собой без работы, как другие не знают, что делать без выпивки. Европейцу не прилично так суетиться из-за работы, наша задача не создавать, а приумножать созданное до нас, а этот процесс требует осмысленности, неторопливости. Вы согласны? — прервал он монолог и посмотрел на Елену.

Та задумалась, но, наконец, отозвалась: