Алексей Симуков - Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка Истории : (записки неунывающего)

• Название: Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка Истории : (записки неунывающего)
• Автор: Алексей Симуков
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-7784-0262-8

Предлагаемые читателю воспоминания одного из старейших драматургов и киносценаристов страны А. Д. Симукова (1904–1995) представляют собой широкую картину жизни нашего общества на протяжении почти всего XX века, а также размышления автора о театральном искусстве и драматургии. Свою литературную деятельность А. Симуков начал в 1931 г., получив благословение от А. М. Горького, в журнале которого публиковались первые рассказы молодого литератора. Его пьесы, в большинстве своем веселые, жизнерадостные комедии, «Свадьба», «Солнечный дом, или Капитан в отставке», «Воробьевы горы», «Девицы-красавицы», пьесы-сказки «Земля родная», «Семь волшебников» и многие другие широко ставились в театрах страны, а кинофильмы по его сценариям («Волшебное зерно», «Челкаш», «По ту сторону», «Поздняя ягода» и другие) обрели широкую известность. В 60–70-е гг. А. Симуков много и плодотворно работал в области мультипликации. Он автор сценариев целой серии мультипликационных фильмов по мотивам древнегреческой мифологии, вошедших в «золотой фонд» детских программ: «Возвращение с Олимпа», «Лабиринт», «Аргонавты», «Персей», «Прометей», а также мультфильмов «Летучий корабль», «Добрыня Никитич», «Садко богатый» и других, любимых не одним поколением зрителей.

Большой раздел посвящен работе автора в Литинституте им. А. М. Горького, в котором он вел семинар по проблемам современной драматургии, преподавал на Высших литературных курсах и выпестовал в 60-е гг. многих молодых драматургов, получивших из его рук «путевку в жизнь». Ему принадлежит пальма первенства в «открытии» таланта Александра Вампилова и помощь в профессиональном становлении будущего классика российской драматургии.

Воспоминания, несомненно, будут с интересом встречены читателями. Возможно также, что его размышления о театре и драматургии помогут молодежи, избравшей этот вид искусства своей профессией, быстрее овладеть ее секретами. Во всяком случае, именно это было заветной мечтой автора, когда он работал над своими «Записками неунывающего».

---

Место Владимира Павловича в нашем профкоме четко определила работавшая у нас уборщица. Что начальником профкома Симуков — это она знала, а вот Владимир Павлович — кто? Хозяин. И это определение абсолютно точно. Прорвет ли в очередной раз канализацию — кто берется вызывать помощь? Владимир Павлович. Кто провел операцию по взятию на баланс мебели от переехавшего в другое помещение Всесоюзного агентства авторских прав (ВААПа)? — Владимир Павлович!

Начиная с оформления вновь принятого товарища — выдачи удостоверения, профбилета, заполнения учетной карточки вплоть до решения важных вопросов в ЦК нашего профсоюза работников культуры — все Владимир Павлович. Не без нашего, конечно, участия, но душой любого мероприятия всегда был он.

Я уже говорил, что наше высокое начальство — ЦК профсоюза всегда трепетало: не скрывается ли в наших рядах тот, кто… Ведь все руководство у нас на общественных началах — попробуй, тронь! Но именно ЦК этого профсоюза, когда мы исключили из своих рядов одного недостойного человека, специальным письмом заставил нас принять его обратно. Сколько потом было затрачено сил, чтобы избавиться от него!

Никто так не знал состава организации, как Владимир Павлович. Позвони ему за любой справкой — тут же ответит. И поэтому, когда у нас наметилась перерегистрация членов профкома в связи со слиянием профсоюзных литературных организаций, Владимир Павлович один переоформил более пятисот дел!

А вопрос о слиянии литературных профкомов выплыл в связи с тем, что горкому профсоюза надоело возиться с каждым из четырех профкомов в отдельности, и он решил соединить их в один. Литфонд, издательства «Художественная литература», «Советский писатель» и мы, профком драматургов, обязаны были объединиться. И сколько мы ни доказывали, что нельзя все грести под одну гребенку, начальство уперлось. Единственное спасибо, что во главе объединенной организации, теперь уже насчитывавшей 1200 членов, поставили беспартийного сценариста и драматурга И. Менджерицкого, а не отставного кагебиста.

Перестройка

В нашем подвальчике всегда царили уют и порядок. Все было начищено, стулья стояли на своих местах, в присутственные дни кипел самовар, сновал народ. И в центре всего этого хозяйства восседал Алексеев, оформляя прием нового члена профкома, подписывая бюллетени, многочисленные справки.

Но ничто не вечно под луною. Мы нередко ставили на заседаниях нашего бюро вопросы о молодежи. Как их привлекать к работе, чем их увлечь, какими темами. И каждый раз убеждались, что молодежи-то у нас нет. Однако же постепенно молодежь появилась. Сгруппировавшись вокруг члена нашей организации Мирона Рейделя, они стали заявлять о себе, устраивали читки своих произведений, выступали с чтением стихов, приглашали желающих. Желающие нашлись, они охотно приходили к нам, звучали новые, дерзкие стихи, стулья двигались, порядок нарушался.

Выявились и новые имена молодых драматургов: Мария Арбатова, Тамара Василенко, Нина Садур, автор пьесы «Чудная баба», и ряд других. Но где молодежь — там привычной для старшего поколения гармонии нет. Идут споры, возникают новые идеи. И со многим из того, что творилось теперь в профкоме, Владимир Павлович был решительно не согласен. И тут хозяйское чувство, с каким он совершал свои добрые дела, начало давать откат. Ему не нравились стихи, которые читала молодежь, он резко высказывал свое отношение к ним, считая свое личное мнение, естественно, объективным, единственно правильным, а тут еще возник вопрос о театре.

Несколько лет у нас работала студия под руководством Георгия Соколова, режиссера, проявившего себя в спектаклях, поставленных им в Театре им. Гоголя и МХАТе. Несмотря на то что Соколов принадлежал к «тихим» постановщикам, работал над пьесами психологическими методами, каждый его шаг отвоевывался нами с большим трудом. Ведь театр был, с точки зрения Владимира Павловича, тоже беспорядок. Но пока он мирился, понимая, Скрепя сердце, что профкому драматургов быть без театра нехорошо. Соколов поставил спектакли «Отпуск по ранению» В. Кондратьева, «Ревизию» Б. Рабкина, «Знаки Зодиака» В. Раздольского и «Гогена» А. Ставицкого. Особенным успехом пользовался «Отпуск по ранению». О нашей студии в Москве заговорили. Появились статьи в прессе. В. Кондратьев заявил, что «Отпуск» в нашем театре — это самое лучшее исполнение его пьесы. Соколов нашел где-то молодого героя и актера на роль инвалида войны, в общем, получилось очень интересно.

Но это были все цветочки, скоро поспели и ягодки.

Все началось с Мирона Рейделя. Он сам репетировал свою пьесу с актерами, которых пригласил, и сам в ней играл заглавную роль. Поскольку он закончил в свое время студию К. С. Станиславского, актерски у него получалось, но одновременно и режиссировать ему было трудно. Он пригласил закончить постановку известного режиссера В. Спесивцева, который был тогда на мели. Спесивцев прославился созданием Молодежного театра-студии на Красной Пресне, но ему оттуда пришлось уйти из-за какой-то скандальной истории. Постановщика такого типа я видел впервые. Судьба как будто нарочно извлекла его из своих запасников, чтобы столкнуть с Владимиром Павловичем.

Во-первых, это был режиссер-вождь. По его знаку у нас собралась группа его учеников, единомышленников. Откуда-то появились доски, застучали молотки. Мастер не терпел обычных комнат, где происходит действие. В скромную пьесу М. Рейделя для четырех действующих лиц он ввел два хора — мужской и женский, которые комментировали события. Откуда-то раздавался колокольный звон. Спектакль получился очень интересный, правда, постановщика мало интересовало, где сидеть зрителям.

Дальше — больше. К этому времени наш товарищ В. Тихвинский, выпустил свою книгу «Свет на горе» — о днях фашистской оккупации в Харькове. Книга смелая, написанная как бы «изнутри». Мигом Спесивцевым с Тихвинским была сделана инсценировка. Инсценировки, кстати сказать, были особенно любезны сердцу Спесивцева. Проза на сцене — его стихия.

Для этой новой постановки Спесивцев, вернее его соратники, перекрыли нашу большую комнату вторым полом, поставленным наискосок. Узкие места для зрителей отделили от сцены досками, поставленными стоймя. В открытые окна с улицы врывались эсэсовцы в мундирах, за что мне пришлось отвечать перед райотделом Управления КГБ по Москве и Московской области. Какие тут стулья! Пошло-поехало все!

Негодование Владимира Павловича достигло апогея. На его глазах любимый подвал стараниями режиссера, взгромоздившего, по выражению древних греков, Оссу на Пелион — то есть одну гору на другую, превращался в подобие фашистского вертепа, в бесовское капище. Алексеев поднял на бой некоторых членов бюро, так же как и он ненавидевших наши театральные аллюры, и они наложили вето на все кунштюки Спесивцева. Тому пришлось уйти. А жаль. Он был подлинным импровизатором, творившим из ничего яркое театральное зрелище. Мне же, как председателю всего нашего заведения, в результате был представлен на подпись длинный счет за поломанные стулья, какие-то еще «потравы». Вот так окончились наши театральные игры.

Наши люди

В нашем профкоме собрались очень интересные и талантливые личности. К. Воронков, будучи в свое время оргсекретарем Союза писателей, подписывая какую-то бумагу, с которой я к нему пришел, спросил меня в упор:

— А вы-то что делаете в этом профкоме? Зачем вам там быть?

Я смешался, и поскольку я давно уже был членом Союза писателей, не мог вразумительно ответить на этот вопрос. Я что-то смущенно забормотал о братьях наших меньших, то есть лишенных заветного писательского билета Совписа, о необходимости помочь и т. д.

Как подумаешь, какими только делами не приходилось нам заниматься. И личными, и общественными, и выносить оскорбления, и ссориться с товарищами. И, действительно, зачем нам все это было нужно? Наверное, огромную роль здесь также играло стремление восполнить нехватку общения с коллегами и друзьями, создать с помощью нашего профкома свой собственный мир, отличающийся от казенных общественных организаций.

Несколько беглых зарисовок наших людей из профкома, из-за которых стоило там быть. Возьмем хотя бы Маргариту Лепскую. Много раз она доказывала свою приверженность организации, доставала путевки, «пробивала» наши вопросы во всевозможных инстанциях. Ее способности в этом отношении удивительны. Но у нее была маленькая слабость. Она любила, чтобы о ее участии не забывали. Когда она скончалась, мы узнали, что она всю жизнь писала стихи, и, по отзывам профессионалов, хорошие. Но это была ее тайна. Почему?

Николай Коваль. До войны вся эстрада пела песни на его слова и музыку композитора Фомина. Изабелла Юрьева, Тамара Церетели — все они исполняли его романсы, а за ними их пела вся страна.