Евдокия Филиппова - Посох Богов

• Название: Посох Богов
• Автор: Евдокия Филиппова
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Есть вопросы, ответы на которые можно искать всю жизнь.

Возможно ли бессмертие? Что такое сверхспособности человека, и откуда они появились? Что есть настоящее Чудо? Cуществует ли Вечная Любовь, над которой не властны ни время, ни пространство? Можно ли услышать «голос крови» или зов… Что такое цепь посвящённых? Может быть, цепочка ДНК?

Роман во многом наивен. Особенно в фантастической части. Но это не главное… Главное, чтобы эти вопросы возникли.

А мне всего лишь хотелось сказать, что если гипотеза палеоконтакта верна, и человечество является «Детьми Богов», то главное, что мы от них унаследовали, это способность к творчеству и любви.

---

Кали нахмурилась.

Хантили, не давая ей опомниться, продолжал:

— Мы пошлём человека вдогонку за Мурсили с посланием от тебя. Там, где он его застанет, там и расправиться с ним.

Царица неожиданно быстро вскочила с ложа, и принялась ходить по комнате, кусая губы и ломая пальцы. Ей явно не хватало решимости.

Хантили знал, что так и будет, Кали недостаточно решительна для переворота.

На мгновенье он замолчал, подумав, что, возможно, вообще не стоило посвящать Кали в свои планы. Возможно, он сделал неверный расчёт, подумав, что влюблённая как кошка царица, согласиться помогать его честолюбивым планам. Но потом успокоился, подумав, что в любой момент сможет припугнуть её, если она вздумает мешать ему.

Царица продолжала ходить по комнате, мягко постукивая по полу подошвами сандалий и нервно теребя кольцо на безымянном пальце правой руки.

— Выбирай, царица, яд или кинжал? — напирал Хантили, исподлобья следя за царственной сообщницей.

Кали видела в его глазах угрозу, и, испугавшись не на шутку, замотала головой.

— Нет! Нет! Подожди, Хантили. Я не могу… Мы не можем. Я не готова.

Хантили увидел, что царица вне себя от ужаса. Но отказываться было поздно. Он понял, что должен дать ей возможность прочувствовать всю глубину и весь размах затеянного ими заговора. Пусть проведёт несколько бессонных ночей. Напоследок он бросил ей:

— Решайся, царица, всё зависит от тебя. Всё готово. Подумай, ведь от твоего решения зависят и твои планы…

Он замолчал, взял в руки табличку со стихами, накарябанными этим жалким поэтишкой Алаксанду, и многозначительно улыбнулся несчастной женщине, которую угораздило стать царицей земель Хатти. Он заметил, как тяжёлый занавес за спиной царицы чуть колыхнулся. Хантили знал, кто там.

«О, великие Боги! Разве это справедливо! Ей же ничего не нужно, кроме этого мальчишки. Она, пожалуй, была бы счастлива и в хижине», — думал царедворец. — «Я же, Хантили, рождён быть царём, но никогда им не стану, если не совершу преступление, потому что по рождению не принадлежу к наследникам царя. Мурсили засиделся на троне. Так пусть же моими собственными усилиями восторжествует справедливость!»

Хантили безжалостно улыбнулся, глубоко поклонился царице земель Хатти и вышел, оставив её в полном смятении.

Но Хантили ошибался. Царица жаждала любви в равной степени с жаждой неограниченной власти.

Глава 8. Лазуритовый Жезл

Большие окна храма Богини Каттахци-Фури были словно предназначены для чтения звёздных посланий ночного неба. Но после вчерашнего свидания с Алаксанду, на котором они выяснили, что намерения обоих серьёзны, мысли Асму-Никаль были заняты только предстоящим побегом. Глядя на звёздное небо, она читала лишь то, что посылало ей сердце возлюбленного — слова любви, стихи и гимны. Она знала, что это всё это о ней и для неё.

За плотной завесой, отделявшей целлу от остальных помещений храма, главная жрица Истапари проводила вечернюю церемонию в честь Богини. Оттуда доносилось негромкое пение.

Истапари призвала Асму-Никаль прийти в храм сегодня вечером, накануне ночи новолуния.

Бесшумно отойдя от окна, Асму-Никаль остановилась возле завесы и замерла, благоговейно наблюдая за тем, что там происходило.

Жрица, одетая в длинные одежды пурпурного цвета, расшитые понизу тонкими золотыми нитями, и шугур, совершала возлияние на жертвенник, стоявший возле ног Богини. Свет факелов мерцал, отражаясь в драгоценном металле изваяния. Казалось, что Каттахци-Фури слегка покачивается в такт посвящённому ей гимну. Эти неторопливые движения напоминали древний, давно забытый людьми танец, известный теперь только жрецам. Голос Истапари звучал, как праздничная хухупала. Она возносила Богине молитву о ниспослании благодати народу хатти. Ритм песнопения то ускорялся, то замедлялся, образуя причудливый узор. Храмовые прислужницы стояли, держа в руках чаши с напитком, предназначавшимся Богине, и тончайшее драгоценное одеяние, в которое вот-вот должна была облачиться Каттахци-Фури. Пламя светильников, колеблемое в такт ритмичным движениям жрицы, отражалось в полированном металле.

Казалось, Богиня довольна.

Завершив священный ритуал, Истапари вышла из целлы. Одна за другой следом за ней бесшумно проплыли три храмовые служительницы и с поклоном удалились.

Заметив Асму-Никаль, Истапари направилась к ней.

— Хорошо, что ты уже здесь.

Истапари жестом велела идти следом.

Девушка повиновалась.

— Мы должны успеть до полуночи.

Истапари вышла в боковой проход, задёрнутый тяжёлой занавесью, отделяющей служебное помещение, где сняла шугур, положила рядом с другими ритуальными принадлежностями, и, усталым движением руки пригладила красновато-медные волосы. Не взяв ничего, кроме покрывала для головы, Истапари направилась к выходу. Она торопилась.

— Ты многое узнала, Асму-Никаль, за десять лет обучения в храме и многое умеешь.

Эти слова главная жрица произносила, подходя к узкой лестнице, ведущей в храмовый двор. Истапари сняла с подставки незажжённый факел и продолжала:

— Теперь ты можешь стать главной жрицей, — добавила она изменившимся голосом после недолгого молчания. — Но пришла пора рассказать тебе главное.

Спустившись по лестнице, они вышли в безлюдный двор.

Свет факелов, прикреплённых к стенам по обе стороны высоких медных ворот, падал слабыми отблесками на гладкие камни, отполированные множеством ног приходивших сюда людей.

Сколько же раз ходила по этим камням Асму-Никаль? Если посчитать количество шагов, сделанных ею, то, наверное, это расстояние составило бы столь длинную дорогу, что им с Алаксанду можно было бы уйти очень далеко, так далеко, что их не смогли бы найти.

— Ты не просто дочь народа нессили и Египта, — продолжала Истапари, когда они пересекли двор. — Ты принадлежишь роду более древнему и таинственному. Ты седьмая дочь в семье, у тебя нет, и не было братьев. Это рождение само по себе наделяет тебя необыкновенными способностями. Но ты не просто седьмая, Асму-Никаль. Ты седьмая в седьмом поколении в роду, в котором магические способности передаются по материнской линии. Ты Великая Прирождённая.

«О, Боги!»

Асму-Никаль испугали эти слова. Она чувствовала необычайное волнение в голосе Истапари, но не смела прерывать свою наставницу, столько лет учившую и опекавшую её.

Между тем, они миновали храмовый двор. Старый привратник, дремавший возле стены, встрепенулся и, кланяясь, пропустил их в ворота, за которыми стояла колесница, запряжённая любимой Истапари белой лошадью. Истапари отпустила возничего, она сама прекрасно правила колесницей.

— Сегодня ночь первого новолуния после твоего восемнадцатилетия, и я должна провести с тобой обряд посвящения. Луна взошла, нам надо торопиться. Едем, Асму-Никаль!

Призраком ночи ехала колесница вдоль стены, делившей Хаттусу на верхний и нижний город. Ночной воздух, насквозь пропитанный слабым лунным мерцанием, был недвижим. Всё вокруг замерло перед новолунием.

Вскоре Асму-Никаль догадалась, что они движутся к восточным воротам. За ними начиналась извилистая дорога, белой молочной речкой текущая к таинственной горе Эббех. Истапари больше ничего не говорила, а Асму-Никаль не прерывала её молчания, изо всех сил пытаясь сдерживать волнение и не задавать вопросов, готовых были сорваться с уст.

В звёздном небе, словно на невидимой нити, висел узенький серпик августовской луны, в обычные жаркие летние ночи столь располагавшей к любви и размышлениям. Но в эту ночь всё было иначе. Призрачные, едва видимые, антрацитовые тени сопровождали их справа и слева.

Асму-Никаль смотрела на гордый профиль и статную фигуру Истапари, залитую слабым светом молодой луны. Что она знала о своей наставнице?! Жрица никогда не рассказывала ей о себе. Но эта женщина заменила Асму-Никаль так рано ушедшую мать. Смутный образ красивой доброй женщины она всегда хранила в своём сердце. Но были ли эти воспоминания о матери её собственными, или этот образ сложился благодаря рассказам отца и сестёр? А Истапари всегда была рядом с ней с тех самых пор, когда она стала себя осознавать. В эту ночь девушке так хотелось рассказать ей об Алаксанду. Но она понимала, что опять выбрала неподходящее время.

Истапари, сдерживая лошадь, повернула направо, и поехала мимо небольшой кипарисовой рощи. У подножия невысокой, но крутой горы Эббех, о которой в Хаттусе ходили странные слухи, Истапари остановила колесницу, и дальше женщины пошли пешком. Они долго поднимались по каменистой тропе, петлявшей среди нависающих над ними с обеих сторон скалистых стен высотою в два человеческих роста. Узкий проход между ними привёл, в конце концов, к тёмному провалу в скале. Перед ними зияла, как разинутая пасть зверя, пещера. Оттуда веяло холодом и сыростью. Истапари, не останавливаясь, нырнула в безмолвную ледяную темноту. Асму-Никаль без раздумий шагнула за ней.