Александр Боханов - Николай II

• Название: Николай II
• Автор: Александр Боханов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-235-02296-3

Судьба последнего русского царя стала сегодня предметом многочисленных спекуляций. Кто он на самом деле? «Николай кровавый», как еще совсем недавно уверяли нас школьные учебники истории, или Святой великомученик, как считает русская зарубежная православная церковь? Автор далек от того, чтобы идеализировать своего героя. Но он убежден: Россия была обречена пройти страшный путь революций, гражданской войны, пережить эпоху «диктатуры пролетариата». Дело отнюдь не в том, как и какие решения принимал царь. Монарха предали его подданные: аристократия, впереди которой были представители царской фамилии, так называемое «просвещенное общество» и только потом уже — народ. Судьба последнего русского царя, со смирением предающего себя и свою семью на поругание и смерть, не может не волновать нас еще и потому, что их расстрел явился началом бессудных ночных расправ, жертвами которых стали миллионы наших соотечественников. Иллюстративный ряд книги вобрал в себя значительное количество редчайших фотодокументов.

---

Взаперти, на тесном пространстве, измеряемом всего несколькими десятками шагов, русский монарх встретил свой последний день рождения. В дневнике записал: «Дожил до 50 лет, даже самому странно!» Да, столько всего было в жизни! Какая она длинная, причудливая, неожиданная. Впечатлений и переживаний хватило бы на многих. Еще в конце 1917 года получил письмо от дорогой Мама. Больше Мария Федоровна не писала. Он прекрасно понимал, что с ее щепетильностью невозможно писать, зная, что это будут читать какие-то посторонние люди. Ни о чем существенном сообщить не могла. Только о мелочах, о повседневном. Рассказала, что живет «лишь воспоминаниями», что у нее отняли ее дневники и всю переписку и она теперь лишена этих дорогих реликвий. Сын переживал за нее больше, чем за себя, но не сомневался, что матушка и так все помнит. У него же, слава Богу, личные бумаги и записи не отобрали. И он теперь ежедневно перечитывал свои дневники, эти десятки исписанных тетрадей, вобравших в себя события давно ушедшие, но навсегда запечатлевшиеся в сердце.

Что будет дальше, того Николай Александрович не знал. Но на хорошее не рассчитывал. Ну чего они все его боятся: и Керенский, и прочие руководители, как и эти коменданты и охранники? Неужели думают, что захочет бежать и выступить против власти? Нет, этого никогда не случится. Его политическая карьера закончилась 2 марта 1917 года, и ни при каких обстоятельствах он не станет бросать вызов судьбе и снова заниматься общественной деятельностью. Его единственная мечта: уединиться с семьей и жить тихо, праведно, не тая злобы и ненависти. Но ему не верят. Не возмущался унизительными происками и придирками тюремщиков; вспышки гнева научился подавлять. При любой возможности вступал в беседу с караульными, с комендантом, его помощниками, хотя и приходилось выслушивать много неприятного, оскорбительного. К этому общению всегда тянулись и дочери. Лишь Ольга и Алексей не проявляли особого желания беседовать с теми, кто караулил их.

В истории заточения царской семьи обращает на себя внимание одна закономерность. С большинством тех, кто с ними общался, кому доводилось часто и постоянно наблюдать за царем и членами его семьи неизбежно случались превращения: предубеждения постепенно проходили. Незлобивость, любезность, искренность Романовых производили сильное впечатление и невольно вызывали симпатию. Даже сердце такого убежденного революционера-рецидивиста, как комендант Авдеев, постепенно смягчалось: заключенным разрешил получать продукты с воли, стал доставлять газеты, позволил несколько раз устроить богослужения в доме. Красные начальники были встревожены: в облсовет и в ЧК поступали сигналы о «разложении» караула. В конце кондов и этих охранников сменили. За двенадцать дней до убийства прибыл новый караул, почти сплошь состоявший уже не из рабочих окрестных заводов и фабрик, а из числа принявших большевистскую идеологию венгров, австрийцев и латышей.

Предчувствия у узников были тяжелые. Царица давно ощущала, что «тучи сгущаются», и с каждым днем все больше. Ни Николай Александрович, ни Александра Федоровна вслух о том не говорили, но атмосфера безысходности ощущалась всеми. В конце июня доктор Е. С. Боткин написал одному своему знакомому: «В сущности, я умер, — умер для своих детей, для друзей, для дела. Я умер, но еще не похоронен, или заживо погребен, — как хочешь: последствия почти тождественны». С мая 1918 года, впервые в жизни, царь перестал регулярно вести свои дневниковые записи: теперь они появлялись лишь от случая к случаю. Последняя была сделана 30 июня (13 июля), за три дня до смерти: «Алексей принял первую ванну после Тобольска; колено его поправляется, но совершенно разогнуть его он не может. Погода теплая и приятная. Вестей извне никаких не имеем».

Последний их день — 3 (16) июля 1918 года. Солнце взошло в 5 часов 5 минут, зашло в 22 часа 5 минут. Световой день длился 17 часов. Ничего необычного не случилось. Тот день зафиксировала в своей записной книжке Александра Федоровна: «Вторник. Серое утро, позднее вышло милое солнышко. Беби слегка простужен. Все ушли на полчаса на прогулку, осталась Ольга и я. Готовили лекарства. Татьяна читала духовное чтение, затем они ушли. Татьяна осталась со мной, и мы читали книгу пророка Амоса и книгу пророка Авдия. Потом болтали. Как обычно, комиссар пришел в наши комнаты, и наконец, после целой недели, принесли яйца для Беби. В 8 ужин. Внезапно вызвали Седнева повидаться с его дядей, и он исчез. Очень удивлюсь, если это правда и мы увидим его вновь. Играли в безик с Николаем. 10 с половиной пошли спать».

Солнца они больше никогда не увидят. Их разбудят в середине ночи, заставят быстро одеться, проведут в подвал-кладовую, и там прогремят выстрелы.

ЭПИЛОГ

В ночь с 16 (3) на 17 (4) июля 1918 года в Екатеринбурге совершилось страшное преступление. В подвале «Дома особого назначения» варварски убили императора Николай II Александровича, императрицу Александру Федоровну, цесаревича Алексея Николаевича, великих княжен Ольгу, Татьяну, Марию, Анастасию. Вместе с ними и за них погибли верные приближенные: доктор Е. С. Боткин, камердинер А. Е. Трупп, повар И. М. Харитонов, горничная А. М. Демидова.

Организаторы и исполнители прекрасно знали, что творят злодеяние. Ни с какой точки зрения, ни с какой идеологической меркой невозможно было понять и принять убийство женщин и детей. Поэтому публично лишь сообщили, что «Николай Романов расстрелян, а семья эвакуирована в надежное место». Потом коммунистический режим наложит на екатеринбургское событие жесткое табу, а в исторических сочинениях станут, открыто или завуалированно, непременно оправдывать преступление, выставлять какие-то «объективные причины», обусловившие убийство. Самая расхожая: от «бывшего царя» исходила угроза новой власти. Да, исходила, но не потому, что его освобождение привело бы к реставрации династии, как то нередко утверждали. В тот конкретный момент подобное было совершенно исключено. Главные силы антикоммунистического сопротивления не вели борьбы под флагом Романовых, и никто из членов царской фамилии ни в какой форме не участвовал в гражданской войне. Невозможно и вообразить, чтобы сам Николай Александрович, после всего случившегося, согласился бы снова стать во главе страны.

Но в перспективе возвращение к монархической форме правления отнюдь не было исключено. Здесь таилась основная угроза для новых хозяев. Несмотря на все дискредитации, поношения, шельмование, у большинства населения сохранялась внутренняя, глубинная привязанность к самодержавно-авторитарной власти, реальным воплощением которой и являлся екатеринбургский узник. Его убийство — сугубо политическая акция. Александра Федоровна была совершенно права, когда говорила, что Николай II «воплощает в себе Россию». Он оставался национальным символом, знаком русской государственной традиции, живым образом великой империи. Победившие интернационалисты уничтожали связь России с прошлым. Не могли не уничтожать. Та же причина обусловила и беспощадное истребление прочих членов династии. Никакой отдельно взятый великий князь не был страшен большевикам. Их пугала та идея, тот принцип, на которых многие века стояла Россия.

Убивали в Екатеринбурге не «бывшего полковника Романова», а именно царя. Много раз различные оправдатели большевиков писали о том, что ничего необычного тогда не произошло и «в других странах» подобное случалось. Вот, например, во Франции казнили же короля Людовика XVI и королеву Марию-Антуанетту. Да, казнили, и это тоже невозможно оправдать. Чужие преступления не могут служить индульгенцией для собственных злодеяний. Но нужно учитывать, что чету Капетингов убили не за то, что это король и королева, а по причине их конспиративных связей и заговорщической деятельности против республиканского строя. К тому же во Франции казнь провели гласно, при свете дня, с обнародованием хоть какого-то приговора. В России же дело обстояло совсем иначе. Николай Александрович борьбой с властью не занимался и смиренно относился к своей участи. А если бы занимался, если бы властям удалось уличить в чем-то, то не преминули бы с шумом и криком публично лишить его жизни. Сделали же все глубокой ночью, в подвале, потом несколько дней ликвидировали тела и хранили эту тайну неколебимо, а на публике лгали и лгали без конца.

С формально-юридической и фактически-исторической точек зрения Николай Александрович оставался монархом до последнего своего земного часа. То обстоятельство, что передал властные прерогативы брату и Временному правительству, теряло всякое значение после отказа Михаила Александровича и исчезновения Временного правительства. Далее всякая видимость легитимной правопреемственности закончилась.

Когда в октябре — ноябре 1917 года воцарились коммунисты, они-то являлись уже откровенными узурпаторами, не имевшими никаких, даже призрачных прав. Большевики самим фактом своего прихода отменили отречение последнего царя. Радикалы прекрасно понимали непредсказуемость собственного будущего (на то, что их власть установилась всерьез и надолго, они и не надеялись тогда) и, упрочивая его, должны были ликвидировать царя. Его и раньше бы убили, но не получалось. Целый ряд документов и косвенных данных убедительно свидетельствует, что эту акцию начали готовить уже за несколько месяцев до июля 1918 года.